***
Маринетт, зарыдав, внезапно проснулась. Точнее говоря, когда она внезапно открыла глаза, вырываясь из страшного сна, то ощутила, как влага скопилась у самой кромки ресниц. Радостный свет солнца щедро лился в комнату из люка, ведущего на балкон. Девушка ощутила, как тепло под одеялом стало каким-то вязким, даже липким; грустное сожаление, не давая даже вздохнуть, безжалостно пробивало дыру в её груди, что, казалось, еще чуть-чуть – и насквозь. Как только она повернула голову, слёзы немедленно прочертили влажные, кривые дорожки через нос и прямо, к виску. Кот сидел рядом с ней на кровати, оперевшись спиной о стену, и читал глянцевый журнал, который Маринетт захватила по дороге, направляясь домой на обед. Дневные визиты Нуара были еще в новинку, придуманную, кстати, совсем недавно — они еще не договорились, в какой день ему удобнее всего будет приходить, так что на всякий случай она оставляла люк всегда незапертым. Девушка пристально уставилась на Кота, всё еще чувствуя слабость, и не смогла удержать слёз. Неимоверным усилием она взяла себя в руки, неожиданно хлюпнув носом, и тем самым оторвала парня от журнала, заставив его поднять голову. — Маринетт? — он моргнул, услышав в ответ лишь еще один хлюпающий звук, — Что случилось? — Нуар отложил журнал и наклонился над девушкой, заботливо убрав с её глаз чёлку аккуратным движением пальцев. Мягкость, которой был пропитан его голос, высвободила рвущееся наружу из её груди тихое, едва слышное всхлипывание. — Тебе приснился плохой сон? Маринетт кивнула, поймала его ладонь и уткнулась в неё, нисколько не заботясь, поцарапает ли его кольцо ей переносицу. — Хочешь поговорить об этом? О, если бы он знал, как она этого хотела. Её маленькие пальчики крепко сжимали его руку, ту же самую, которая и оттолкнула её прочь в кошмаре; Маринетт слышала нежность его подбадривающего бормотания, а не злую желчь явного, нескрываемого отвращения.Ледибаг. Так ты всё это время была Ледибаг? Что за больную игру ты вообще ведёшь?
Воспоминание поразило её прямо в сердце, оставив скулить и хныкать от накатившей боли.Тебе было весело играть с моими чувствами, да? Весело было выставлять меня идиотом? Не прикасайся ко мне!
— Прости меня, — прошептала она его кольцу, — Прости меня, прости, прости… Два года — это было слишком долго, на два года больше, чем нужно.