Привлечь внимание Той Самой

Ему следовало бы родиться раньше на три-четыре столетия, в прославленную эпоху Ренессанса, но никак не в двадцать первом веке. Юноша с тёмно-каштановыми волосами и глазами цвета аметиста, обладающий тонкими чертами лица, бледностью кожи, какую называют аристократичной, и аристократичными же манерами. И имя у него было старомодное - Ро-де-рих. Родерих Эдельштайн. Студент музыкального училища. Он один занимал целую комнату в общежитии, в которую умудрился помимо узкой кровати, комода и стола впихнуть фортепиано. А как иначе? Занятия требуют практики. Впрочем, он вовсе не мучил инструмент и слух соседей - скорее наоборот. Фортепиано было послушно его рукам, как и убранная сейчас под стол скрипка. Иногда в спокойную и размеренную жизнь студента врывался маленький ураган. То есть школьник по имени Феличиано. Реактивным снарядом он влетал в комнату и с неизменным воплем "Чао!" бросался на шею Родериха, порой даже сшибая несчастного с ног. Ему было бесполезно читать нотации и делать выговоры - в этом Эдельштайн не раз убедился на личном опыте и теперь просто ворчал, отцепляя от себя жизнегадостного жизнерадостного парнишку, поправляя сбитые с переносицы очки. А еще он был влюблён, глупо и безответно. Родерих возвращался с пар, неся в одной руке футляр со скрипкой, а другую сунув в карман брюк. Ноги несли его по уже ставшему привычным маршруту - здесь налево, вон за тем углом свернуть, тут - подождать, пока на светофоре не загорится зелёный, перейти дорогу и дальше - прямо. И уже привычно он остановился у огороженного высокой сеткой поля рядом со спортивной школой, высматривая Её среди играющих. Вот мелькнул светлый "хвост" волос, сильный удар ногой по мячу - и радостный вопль, означающий забитый гол и одержанную победу. Как сквозь толщу воды, до Родериха доносились крики вроде "Молодец, Эржи!" и "Ты просто супер!" А он стоял у сетки и смотрел, смотрел, смотрел... - Глядите, девчонки, этот снова здесь! - воскликнула одна из девушек. - И опять на тебя смотрит, Эржи, - пропела другая. - Точно влюбился, я как эксперт говорю, - ехидно улыбаясь, добавила третья. Родерих тряхнул головой, прогоняя некое сковавшее его оцепенение, развернулся и быстрым шагом пошёл прочь. Элизабет Хедервари. И что он в ней нашёл? "Она тебе не пара", - заявили бы категоричные родители, если бы знали. Они-то надеялись, что их сын найдёт спутницу жизни себе под стать - милую, скромную девушку, умеющую готовить и вышивать крестиком. Мечтать не вредно, как говорят. Хедервари - типичная пацанка и сорвиголова - совершенно не подходила под родительские параметры "идеальной жены". А значит, не стоит сообщать: "Мама, я влюбился". А Элизабет явно не спешила его замечать. И осознание того, что он ей не интересен, заставляло скрипеть зубами, а в следующую секунду взывать к своему терпению. - Ча-а-ао, Ро!! Если бы Эдельштайн засёк Феличиано парой мгновений ранее, он бы успел увернуться. Но это если бы. Юноша еле устоял на ногах, когда Варгас кинулся на него с объятиями. Как драгоценный футляр в руках удержал - непонятно. Вернув очки с кончика носа на законное место, Родерих с явственной укоризной в голосе поинтересовался: - Молодой человек, сколько раз я вас просил вот так на меня не бросаться? - Я не по-омню, - честно протянул парнишка. И тут же с лёгкой обидой добавил: - Ро, я ведь скучал! Юноша вздохнул. Спорить с Феличиано было совершенно невозможно - тот совсем не понимал, почему его ругают и что такого он сделал. Потрясающая детская наивность. У пятнадцатилетнего парня, да. Когда же он наконец вырастет... ...- А ты грустный сегодня, - заявил Феличиано. Родерих только хмыкнул в ответ. И как только Варгас ухитряется замечать его истинное состояние? Тоже загадка. - О чем это ты? - Ро, не притворяйся, я же вижу, - школьник взмахнул рукой, в которой держал недавно купленное мороженое. - Ну что с тобой, а? Ну не грусти, ну пожалуйста! Родерих тяжело плюхнулся на парковую скамейку; мальчишка уселся рядом, не дожидаясь приглашения. И вперился в старшего друга взглядом чистых янтарных глаз, в которых явственно читался нескрываемый упрёк. Мол, как так - Ро опять скрывает, что у него происходит. Как будто он, Феличиано, абсолютно лишний и ненужный. Эдельштайн вздохнул и покачал головой. Не отцепится ведь. А если и дальше молчать, того и гляди до слёз доведёт - вон, блеск подозрительный у парнишки в глазах уже виден. - Я люблю одну девушку... - тяжело выдохнул Родерих. И тут его "прорвало". Юноша и не подозревал, что у него столько накопилось за время молчания. Он говорил и говорил, смутно удивляясь, почему не может заставить себя закрыть рот. Он говорил о том, что давно любит девушку, которую наверняка не примет его семья. Говорил, что она совсем не обращает на него внимания, хоть и живёт почти рядом - в одном дворе. Рассказывал, какие у неё глаза, волосы, голос и движения. Он говорил, а Феличиано слушал, внимательно, подогнув колени к груди. - Постой-ка, - вдруг прервал он горестные излияния Эдельштайна. - Вот ты говоришь, что любишь её, а она не замечает тебя. А что ты сделал, чтобы она тебя заметила? Молчишь! - торжествующе воскликнул Варгас. В эту минуту его было просто не узнать - в мальчишке появился какой-то запал. - Будь мужиком наконец! - он вскочил со скамейки и ткнул мороженым в нос Родериха. - Говоришь, она любит спорт? Так будь мужиком и попробуй достигнуть в нем успехов, а не стой столбом у сетки поля! Юноша замер, не в силах выговорить ни слова в ответ. Действительно... Феличиано прав сейчас, до невозможного прав. И как он сам до этого не додумался? - Убери мороженое, пожалуйста, оно мне нос холодит, - наконец произнёс Родерих, и его просьба с громким "Ой, прости!" была тотчас выполнена. Юноша стёр мороженое с носа, снова взял футляр со скрипкой и поднялся со скамьи. - А ещё... спасибо. Идею с гантелями Родерих отмёл сразу - ну а вдруг руки повредит или ещё что? Начать решил с простых пробежек. Даже старое трико и кроссовки откопал где-то. И следующим утром те, кто вышел во двор или на балкон в шесть часов, имели удовольствие наблюдать, как совершенно неспортивный юноша-музыкант наматывает круги по двору. "Главное - не сбивать дыхание, - думалось Эдельштайну. Всего лишь второй круг, а он уже начал выдыхаться. - А ещё стараться дышать носом". Третий круг он не бежал, а шёл. Потом снова бежал. И через малое время вновь переходил на шаг. К концу "пробежки" Родерих сильно вспотел и почти полностью выдохся. А когда вспомнил, что скоро нужно идти на пары, и вовсе упал. Духом. На ногах-то удержался, только явно неким чудом. Остальные дни проходили в таком же духе. Из продвижений юноша заметил лишь то, что усталость наваливается на него уже не на втором, а на третьем круге. "Уже что-то", - успокаивал себя Родерих, наконец с грехом пополам выполнивший собой же установленный норматив и ныне сидящий на коленях в траве неподалёку от детской площадки. Восстановить дыхание, подняться и пойти домой - собираться на занятия... Позади послышался смех. Даже не сдерживаемый, не сдавленный, звонкий и лёгкий. Эдельштайн повернул голову на звук - и замер. Позади стояла Элизабет с подругами. - Набегался, бедняжка? - "участливо" поинтересовалась одна из девушек. - Ты так тяжело пыхтишь, прямо как паровоз, - и тут же рассмеялась вновь. Родерих закусил губу, стараясь скрыть досаду и раздражение. Это же надо было - попасться им на глаза сейчас... - Этот дохляк тебя недостоин, Эржи, - заявила другая, с усмешкой косясь на юношу. Она наклонилась к нему, опёршись ладонями о свои колени. - Эй, можешь забыть про неё, понял? Родерих резко выдохнул сквозь зубы. Внутри закипал самый настоящий гнев, почти что ярость. Недостоин, значит? Тогда к чему все эти старания? Да, выходило плохо, из рук вон плохо, но всё же! Юноша молча поднялся и побрёл в сторону детской площадки. Элизабет и её подруги с нескрываемым интересом следили за ним. Цель у Эдельштайна была вполне определённая. Турник. Будь он в адекватном состоянии, ему и в голову бы не пришло сделать то, что он собирался совершить сейчас. Родерих с разбега ухватился за перекладину и подтянулся. Он рассчитывал вот так замереть, но по инерции прокрутился вперёд. Вспотевшие ладони разжались, соскользнули... И в следующий миг голень пронзила дикая, почти нечеловеческая боль. Стены и потолок сияли белизной, пахло лекарствами и хлоркой. Затуманенный взгляд аметистовых глаз нашарил широкий оконный проём, сквозь который в комнату падал прямо-таки водопад света. Блуждая взором по помещению, Родерих никак не мог сообразить, где он находится. Казалось бы - очевидная вещь, но разум пока неохотно подчинялся юноше. Взгляд наткнулся на большое тёмное пятно. Человек. Сидящий рядом, на кровати. Родерих приоткрыл губы и шёпотом - говорить громче не получалось - спросил: - Где я? - В больнице, где ещё, - ответил силуэт до боли знакомым девичьим голосом. - ...Элизабет? - Ногу ты сломал. Слова до Эдельштайна доходили крайне медленно. Долгих две минуты ему потребовалось, чтобы вникнуть в сказанное. В больнице. Сломал ногу. Хорошо, хоть не руку... руки музыканта должны быть невредимы. А ещё здесь Хедервари. Здесь. Рядом. В голове немного прояснилось, но видел Родерих всё так же размыто. На этот раз догадка пришла быстро. - Где мои очки? Подай их мне, пожалуйста. В ладонь легла прохладная тяжесть. Знакомая форма оправы. Юноша кое-как нацепил очки, дважды едва не попав дужкой в глаз. Мир вновь обрёл чёткость. Надо же, линзы даже не треснули. В зелёных глазах Элизабет виднелось сочувствие и какая-то странная серьёзность. - Ну и зачем ты полез на этот турник? - вздохнув, спросила она. - Слова твоей подруги меня задели, - нахмурился Родерих. - Дурак, - фыркнула Хедервари. Сложила руки на коленях, вновь фыркнула и покачала головой. - Самый настоящий дурак. Я ведь тебя и такого люблю. Родерих хотел что-то сказать, но слова застряли в горле, как только он услышал последнюю фразу. Вместо них юноша издал какой-то нечленораздельный звук, означавший крайнюю степень удивления. Это... что сейчас было? Элизабет Хедервари... тоже любит его? Мысли в голове спутались в единый клубок, и вытянуть хоть одну нормальную и ясную не представлялось возможным. Родерих знал только одно: он был счастлив. - Ты смог, Ро! - донёсся из окна звонкий радостный голос. В следующий миг ветка, на которой сидел Феличиано, с оглушительным треском сломалась, и мальчишка, вереща, полетел вниз. Увидев испуганный взгляд Эдельштайна, Эржи хихикнула: - Там невысоко.