***
Случилось так, что мэр пригласила Зелёную фею к себе домой пропустить стаканчик-другой своего фирменного сидра. Женщина легко согласилась — они же друзья! — и в тот же вечер они вели непринуждённую беседу, поглаживая своими пальцами холодное стекло бокалов с карамельного цвета жидкостью. Вечер плавно перешёл в ночь, а непринуждённая беседа досадно незаметно перелилась в разговоры о личной жизни. Эту тему Реджина не любила, чего не скажешь про Тинкербелл — та считала себя экспертом в душевных делах и активно убеждала Реджину в неизбежности любви. Миллс злилась, спокойное и расслабленное состояние улетучилось, оставив вместо себя лишь раздражение и обиду. Ну что могла знать эта фея? Её озабоченность Реджининым любовным благополучием никогда, никогда не приводит ни к чему доброму. Реджине не составило особого труда прервать сыпавшую советами блондинку и пойти в наступление. Обвинительным тоном она перечислила все грехи и промахи Тинкербелл, ведомая возбуждающим действием алкоголя, переплела с ядовитым сарказмом свои суждения о несостоявшейся жизни феи, назвала её наивной неудачницей и вызвала, наконец, у той ответную реакцию. Мэр вежливо улыбалась, гладя как задыхается от гнева блондинка, и как в светлых глазах разжигается ярость. Чего она никак не могла ожидать, так это резкого помутнения в глазах, когда фея швырнула в неё пригоршней какой-то отвратной пыли: «Раз ты так любишь обнажать правду о людях и их порочности, так отведай своего же меча — пускай губы твои обнажат тьму твою и сокровенные тайны, как бы не пыталась ты удержать это в сердце». На утро Реджина проснулась на диване у себя дома. На коже всё ещё было липкое ощущение от магии фей, однако нет ничего, с чем бы не справился горячий утренний душ. Чистая и бодрая, она засобиралась на работу. Первые звоночки, что что-то не так, зазвенели, когда в мэрии к ней зашла секретарша Карен — очень умная, компетентная молодая особа довольно привлекательной наружности. Она предложила Реджине кофе, но та отказалась. — Ладно, госпожа мэр. И всё же я удивляюсь, как вы не изнываете от жажды, уже пол дня сидите здесь при этом сухом воздухе, — секретарь собралась выходить. — Никто не говорил, что я не изнываю от жажды, дорогая. И ты можешь… попытаться её утолить, — из-под стола раздался соблазнительный низкий голос. Женщина развернулась на месте, широко распахнув глаза, и выдавила робко: — Простите, что? Реджина тоже опешила, ведь голос принадлежал ей, но она ничего не говорила. Да и к тому же она никогда бы не стала так двузначно обращаться к своей подчинённой. — Эм, Карен, я говорю, я действительно хотела бы чего-нибудь выпить, но я не хочу кофе. Как насчет чаю? Придя в себя, та кивнула и удалилась из кабинета. Реджина же, лишь только дверь за работницей затворилась, вскочила из-за стола и нагнулась, заглядывая под столешницу, пытаясь определить источник звука. Стоит ли удивляться, что она ничего не нашла?***
Реджина сидела и наблюдала, отпивая небольшими глотками кофе, как Эмма Свон вытирает бумажными салфетками стол. Горячая коричневая жидкость чудом не задела документацию, что покрывала чуть не всю поверхность. — Я смотрю, шериф, вы грациозны, как обычно. Шериф с отвращением бросила скомканные салфетки в мусорное ведро, но не рассчитала силу, и мокрые комочки перелетели ведро и хлюпнулись на пол у стены. Так что обозлённой Эмме пришлось встать, пройти до мусорника и нагнуться, пытаясь вслепую достать салфетки из-за ведра. Реджина невольно обвела губы языком. Кряхтя, Свон пробормотала: — Наслаждаетесь, госпожа мэр? — О, боги, чем? Видом неуклюжего шерифа? — услышала позади себя Эмма привычный укол от темноволосой женщины. Обижаться она не могла — лёгкие словесные шпильки с самого начала их с Реджиной знакомства стали привычной и неотъемлемой частью их отношений. Правда, в нынешние дни в них не было того яда, что имел место, когда Эмма только приехала в Сторибрук, никто из них не пытался унизить оппонента в подобных перепалках, и, признаться, всё это лишь напоминало им, какой большой путь был проделан в их отношениях от заклятых врагов до… приятелей, волей судьбы также воспитывающих одного сына. Но к чему Эмма не привыкла, и что заставило её оторваться от своего занятия и выпрямиться и удивлённо посмотреть на Реджину Миллс, — соблазнительный голос, опустившийся на октаву в сравнении с предыдущей фразой, и на который реагировал не только слух, а всё тело: — Или несравненным видом твоего derrière, которому так одиноко без знающей женской руки? В таком случае мой ответ…ммм… положительный. — Что? —Эмма повернулась вовремя для того, чтобы увидеть перекошенное от ужаса лицо матери своего сына, а также для того, чтобы отметить: на слове «положительный» тёмно-красные губы были неподвижны. Будто говорила вовсе не Миллс. — Что? — робким голосом повторила за ней Реджина. _________ *derrière — французское название филейной части. Иногда употребляется в качестве эвфемизма для более грубого «ass» в англоговорящих странах. Миллс не могла поверить в то, что происходит. Ситуация, имевшая место в мэрии, повторилась, и в обоих случаях присутствовал один момент… в первый раз она не придала ему значения, однако сейчас совпадение преобразовалось в закономерность. Это были щекочущие вибрации между бёдер, когда говорил голос, и она не могла поверить, не могла… Реджина резко вскочила со стула, заставив Эмму встрепенуться. — Реджина, что происходит? Женщина мялась, явно не желая озвучивать то, что крутилось у неё на уме. Однако сомнений не оставалось. — Реджина, ты только что заценила мой зад? Или… или что? — нетерпеливо спросила Эмма. Она не могла поверить собственным ушам. Она бы подумала, что ей показалось, если бы испуг в глазах и румянец на щеках Реджины не убедили её, что это действительно было сказано. Наконец, Реджина выпрямилась, расправила плечи и с уверенностью сказала: «Я оторву крылья этой белобрысой моли и заставлю её же их съесть». — Кому? Реджина… — Тинкербелл! — Какое отношение Тинк имеет к тому, что ты сказала? Я не… — Она прокляла меня! Эта наглая самоуверенная… — Реджина скривила рот на следующем слове: — фея наложила на меня какое-то заклятье! — Так, постой. Я так понимаю, вы поссорились? Снова? — медленно протянула Эмма. Ей порядком надоели эти разругались-помирились между двумя женщинами. Она уже не раз подумывала вмешаться и предложить им обеим прекратить общение вовсе, если они никак не могут найти общий язык. «Пожалуй, стоило сделать это раньше», — вздохнула про себя Эмма. В таком случае, может, и не дошло бы до магического рукоприкладства с заклинаниями и проклятиями. «Что же, будем разбираться». — Реджина, что именно она с тобой сделала? — брюнетка молчала, уставившись впереди себя. — Слушай, мы же, — Эмма запнулась, но всё же решилась озвучить: — мы же друзья. Я хочу понять, что именно произошло, чтобы посмотреть: может, я смогу помочь тебе. На это предложение помощи Реджина лишь фыркнула, но она не представляла, что делать, а потому решила, что это не такая уж и плохая идея — поделиться своей проблемой с другом. Присев на краешек стола, всё ещё держа ровно спину, словно у неё за шиворотом была палка, она пересказала ей вчерашние события, опустив предмет спора и сосредоточившись на сути этого «проклятия». Кое-где Эмма переспрашивала, однако она уловила суть «проблемы». Наконец, после небольшой паузы, ожидая, не добавит ли брюнетка что-нибудь ещё, она медленно проговорила, склонив набок голову: — И теперь у тебя там… — Речевой аппарат, да. — Что, прямо-таки рот? — Мисс Свон! — Что? Это нужно для… исследований. — Независимо от моего нынешнего положения, я считаю, что ваши вопросы в высшей степени неприемлемы. — Реджина, нет, подожди. Ну прости, мне просто интересно… — Эмма пыталась сдержать свой следующий вопрос, но, увы, безуспешно: — А зубы? — Тебе лучше не знать, Эмма! Приглушенный голос: — А ты возьми и проверь, Эмма, тебя я не укушу! Эмма не нашлась, что ответить, лишь беззвучно приоткрыла рот, почему-то не находя возможным в данный момент смотреть в глаза Реджине или на женщину в целом. Но даже если бы Свон и попыталась поймать взгляд мэра, сия попытка не увенчалась бы успехом, так как темноволосая женщина, сжав челюсть и впившись руками в спинку стула, уставилась в пол. За спадающими на лицо чёрными прядями был различим яркий румянец, опускающийся по шее и на грудь. Обе вздрагивают, когда тишину вновь разрезает чужой голос: «Ну же, Эмма, я уже вся мокрая», — на что Эмма игриво вскидывает бровь, неуклюже пытаясь разрядить обстановку и вывести Реджину из оцепенения. Без слов, вторая женщина прочла вопрос на лице блондинки: «Я тебя действительно возбуждаю?» — и, выпрямив осанку, ответила категорично: — Нет! — и после секундного колебания добавила: — Мисс Свон, серьёзно? Вы начнёте прислушиваться к этой… к этой… к этому недоразумению? Которое скажет всё что угодно, лишь бы досадить мне и унизить, ведь таковы условия этого проклятья — опозорить меня перед людьми? Оклеветать и доставить неудобство? — Да нет же! Эмма, Эмма! Я ведь и доказать могу, — на станции раздались неприличные хлюпающие звуки, не оставляющие сомнений об истинном климате за стенами плотных дорогих брюк и шёлкового белья. С побелевшим от ужаса лицом, мэр села и скрестила ноги, плотно сжав бёдра. — Реджина, встань! Быстро! Женщина вскочила и недоумевающе уставилась на Эмму. — Ты мне сиденье намочишь, — объяснила та. — Иди к чёрту, Свон! — выплюнула Реджина и плюхнулась обратно на стул. Она выглядела совершенно разбитой, обычно непроницаемое лицо теперь напоминало открытую книгу, где читались обида и раздражение. Эмма помедлила, но последовала примеру и, придвинув стул, села напротив Реджины. Она видела, как предательски заблестели глаза у темноволосой женщины — и от стыда, и от отчаяния. Нерешительно Эмма дотронулась до напряженной руки. — Послушай, нужно разбираться с этим. Я хочу помочь. Реджина, — брюнетка наконец повернула голову и посмотрела на Эмму, — что тебе… известно об этом заклинании? Есть какие-то идеи, как его снять? Миллс лишь отвернулась и, вздыхая, покачала головой. Во-первых, всё осложняло то, что прокляла её Тинк. Что бы там кто не говорил, а эта фея действительно в том, что касалось магии, была полнейший профан. Ведь проклятье определённо не должно было сработать в таком виде. Вместо сокровенных секретов, с её губ — ведь так с анатомической точки зрения это называлось — срывались только неприличности. Да, они имели под собою основания: Эмма уже давно заставляла её сердце пропускать удар-другой, реагируя не так, как реагируют на товарищей. И да, Реджина часто ловила себя на том, что думает о своём секретаре в неподобающем ключе — и всё потому, что Карен так чертовски похожа на Эмму! За исключением, разве что, исключительной дисциплинированности и чрезмерно «правильных» манер. Но это всё никак нельзя было причислить к ряду тёмных тайн, что кроются в её душе. Проклятье обличало только похоть, но не чувства. «Да и нет у меня никаких чувств к Эмме Свон!» — раздражённо напомнила себе Реджина. А раз магия сработала неожиданно, значит будет сложнее определить, как снять эти непредсказуемые чары. Во-вторых, у Реджины таки были подозрения, как можно обессилить проклятие, однако идея была настолько абсурдна, что она даже не собиралась озвучивать её. А потому Реджина молчала. К сожалению, она имела дело с Эммой Свон: — Реджина, я буквально слышу, как крутятся шестерёнки в твоей голове. Ты знаешь что-то. Колись. После минутного молчания Реджина решилась произнести это вслух: «Поцелуй». Эмма покосилась на неё в недоумении, скрестив на груди руки: — Поцелуй… — Чтобы лишить заклинание силы, необходимо поцеловать проклятый источник сокровенных секретов. А точнее губы, с которых они слетают, — неловко и не глядя на Эмму уточнила женщина. Ей хватало того, как её душит стыд, когда она рассказывала это, чтобы ещё наблюдать отвращение на лице Спасителя. — Поцелуй снимет проклятье. В смысле поцелуй истинной любви? — Реджина от удивления повернулась в сторону Эммы. Нет, ей не показалось: блондинка не показывала ни малейшего отвращения к идее поцелуя туда. Эмма всё ещё вопрошающе смотрела на мэра. — Так-так-так, мне это нравится. Игнорируя надоедливый голос, который звучал точно так же, как она в свою бытность Злой Королевой — лениво, растягивая слова, наслаждаясь неловкостью собеседников, Миллс прочистила горло: — Нет, для этой разновидности магии такое могущественное волшебство как Истинная Любовь не нужно, — пояснила Реджина. И с насмешкой добавила: — Тинк бездарность. Заклинание должно было подействовать совершенно иначе… не так, как получилось. Или она сама была недостаточно сильна для подобного рода магии, или просто напортачила где-то — не суть важно. Главное это то, что, мне кажется, это феечное недоразумение можно убрать поцелуем — заткнуть, так сказать, болтливые губы, и этот символ — поцелуй как магический кляп — его будет достаточно. После слов Реджины обе женщины некоторое время молчали. Эмма ждала, что Миллс ещё что-нибудь добавит, и Реджина, в свою очередь, думала, как хорошо было бы провалиться под землю прямо сейчас, чтобы избежать этой раздражающей неловкости в воздухе. Наконец Свон пришла в голову удивительная мысль: — Так давай найдём кого-то, и он поцелует тебя. Ну, не тебя, то есть тебя, но не губы… то есть не в эти губы… Реджина улыбнулась с горечью: — Мисс Свон. Эмма. Ты правда веришь, что найдётся кто-то в этом городе, от кого можно ожидать подобной услуги? — О-о-о, ну, вы лукавите, мадам мэр. — Ты себя вообще в зеркало видела? — ответила одновременно с голосом Эмма. — Да мы можем хоть сейчас пойти в «Кроличью нору», и ты выберешь любого мужчину, который тебе нравится… или хотя бы не отвратителен — поспешно добавила Эмма, встретившись со скептицизмом во взгляде брюнетки, — и он с радостью… Реджина с горечью рассмеялась. Что же, Тинк добилась своего. Реджина Миллс и её говорящая вагина станут посмешищем для всего города, лишь только человек, избавивший её от проклятья, расскажет друзьям, что у Злой Королевы там между ног — рот. Она уже представляла радость Лероя. И что самое страшное: а если это услышит Генри? На лице Эммы Свон поубавилось энтузиазма по мере того, как Реджина высказала ей, чем грозит подобное рассекречивание её нынешнего состояния. — Ладно, идея не очень, я согласна. А… — блондинка замялась, — Ну, мне всегда казалось, что между тобой и Малефисентой что-то… ну… — Эмма многозначительно посмотрела в глаза Реджине. У той лопнуло терпение. Не в силах разыгрывать этот цирк, она вскочила с места и стала расхаживать по офису. Наконец, она остановилась, сделала вдох, сделала выдох, и раздраженным тоном сказала: — И что ты предлагаешь мне? Подойти к ней и сказать: хэй, Мал, я знаю, мы уже лет тридцать как порвали, но не поцелуешь ли ты меня в пизду?! — Звучит как отличная идея, мама Реджина! Признаться, я… ах, я скучаю по языку этого дррракона… Стараясь не обращать внимания на то, как предательски дёрнуло внизу и разлился жар по всему телу от этого долгоиграющего «Р» в исполнении низкого соблазнительного голоса, какой она в последние годы редко слышала от матери своего сына, Эмма скривилась от ругательства, слетевшего с губ обычно собранной и до омерзения приличной женщины. Но одна деталь от неё не укрылась. — Так значит между вами действительно что-то было? Злая Королева и Малефисента? — Эмма звучала заинтригованно. — О-хо-хо, шеррриф, вы бы удивились… — Это бесполезная трата времени, — выдохнула Реджина, направляясь к выходу. Она сама со всем разберётся. Если нужно — сотрёт в прах эту зелёную мошку, и таким образом тоже снимет проклятие. Всё лучше, чем находиться в полицейском участке рядом с блондинкой, которая, кажется, не воспринимала ситуацию всерьёз. — Реджина, постой! Чёрт возьми, Реджина! — Миллс развернулась на месте и встретилась лицом к лицу со Спасительницей. — Слушай, проклятье снимается поцелуем. Так? И нужно, чтобы человек, тебя поцеловавший, держал это в секрете. Так? — надавила Эмма. — Так, — коротко процедила Реджина, сверля женщину взглядом. — А это значит, мне нужно искать другой способ. — Нет, не нужно, — Эмма подмигнула и оживлённо заиграла бровями. — Неужели, наконец-то! — послышалось снизу. — Свон, что с тобой? — Миллс звучала обеспокоенно. — Реджина, я тот человек. Что поможет тебе. — Аллилуйя! — Эмма… что ты предлагаешь? — брюнетка не верила своим ушам. Просто не верила. — Не ломайся, мать. — Я предлагаю помочь тебе. Как другу, — просто сказала Эмма. Видя, что женщина не спешила с ответом, она решила надавить дальше: — Послушай, ну ты же мне доверяешь, да? Как я — тебе, да? Так не думай ни о чём и просто прими мою помощь, ладно? — Ладно, — Реджина осмотрелась по сторонам. — Здесь никого не будет до вечера, — успокоила Эмма. — Хорошо, хорошо. — Я закрою нас, — Свон вышла из комнаты, прошла к парадной двери, повернула в замке ключ, затем возвратилась в офис, также закрыла дверь на ключ, затем опустила жалюзи, и наконец повернулась к Реджине, с ухмылкой и приподнятой бровью. — Довольны, мадам мэр? — Давай просто покончим с этим. — Да, Эмма, давай кончим. Темноволосая женщина, сцепив зубы, чтобы не вызвериться на свою же часть тела, прошла мимо Эммы, на ходу скидывая жакет, и повесила его на вешалку. Эмма тем временем сгребла все вещи со своего рабочего стола и перенесла в кучу на другой стол, освобождая место. Справившись, она глянула на женщину, нерешительно стоящую у вешалки, мнущую руки. — Грхм, думаю, будет неплохо, если ты разденешься… снизу. Реджина нахмурилась, но стала расстёгивать ремень на брюках. Пытаясь дать ей немного личного пространства, Эмма отвернулась: — Присаживайся потом на стол и раздвинь ноги. — Не говори мне, что делать! Эмма повернулась, и взгляд её упал на стройные ноги мэра, а поднявшись выше, он наткнулся на сложенные посередине руки, закрывающие то самое место. Бочком Реджина подошла к столу и, не убирая рук, села на краешек. — Эмма… мне кажется, будет лучше, если ты не будешь смотреть. Свон не могла винить брюнетку. Кто знает, как Эмма чувствовала бы себя, окажись в подобной ситуации она сама. И согласилась бы Реджина её выручить — подбросило вопросик сознание. На деле же Свон лишь кивнула и стала прямо перед Реджиной, закрыв глаза и слухом улавливая, как та двигается дальше на стол и раздвигает бёдра. Затем её берут за края куртки и тянут, тянут ближе и вниз, так что она опирается руками на стол и чувствует тепло другого тела. Осторожно она наклоняется и нащупывает рукой бархатную кожу бедра женщины, двигаясь вверх по ноге, приближая туда лицо. — Прямо, — слышится слабый голос сверху. — Иди сюда, Эм-ма, — она слышит впереди, совсем близко, и выдыхает. В ответ её лицо ласкает такой же выдох, и она знает, что это оттуда, и запах вытворяет странные вещи с её телом, заставляя её намокнуть в считанные секунды. Под пальцами она замечает, как тёплые бёдра покрылись мурашками. Эмма наклоняется ещё ближе, на ощупь определяет нужное место и касается его губами, мгновенно ощущая на них влагу, и она не думая высовывает язык и пробует эссенцию на вкус. Вдруг место под её губами зашевелилось и губы — настоящие губы! — жадно впиваются в её собственные, отвечая на поцелуй и засасывая язык. Сама Реджина вздрогнула от ощущений внизу своего тела и дёрнула бёдрами. Сильные руки схватили её и стали удерживать, пока горячий рот продолжал борьбу с таким же ртом там… пока, наконец, Эмма не отстранилась и не открыла глаза, встретившись с прекрасным видом ухоженного лона Реджины Миллс, и где только что, по ощущениям, был человеческий рот, теперь находился нормальный, анатомически правильный, полагающийся для этого места орган. Глядя вниз, Реджина облегчённо вздохнула. Она снова нормальная. Однако блондинка не спешила убирать руки. — Эмма, что ты…. — Эмма подалась вперёд и жадно впилась губами туда, где только что был человеческий рот, выпуская язык и очерчивая влажный вход, настойчиво углубляясь вовнутрь. Реджине оставалось лишь покрепче уцепиться за края стола и издать длинный стон.