Часть 1
8 октября 2016 г. в 22:06
— «Моя дорогая Кинарет»…
Мимо своего громадного зеркала, небрежно расчищая босыми ногами путь меж клочков бумаги, вальяжно вышагивал Клавикус Вайл. В руке он держал очередной (пока ещё целый и невредимый) лист.
— Нет, не то. «Милая Кин!»…
Из-за острого уха Вайл вынул пушистое черное перо, чтобы перечеркнуть ещё одну строчку ребяческих загогулин и на оставшемся пустом месте записать новую. Однако рука замерла на полпути, и взгляд насмешливых зеленых глазок на миг устремился в пустоту.
— Ох, нет, слишком фривольно.
Клавикул смял многострадальную бумажку и через плечо отправил её в компанию к остальным «неудачным пробам». В его руке тут же появился новый, чистый лист, который, впрочем, очень скоро повторит ту же участь. Сдув со лба игривую рыжую прядь, Клавикус вздернул острый нос и ухмыльнулся своему отражению. Однако через секунду переменчивое настроение Принца скатилось ко всем скампам, и на лице отразилась вселенская скорбь.
— Проклятье, что же написать?! — устало взвыл несчастный демон. — Может, что-нибудь про птиц? Или небо? Ей должно понравиться… Кх-кхм… О, богиня ветров! Творец небесных вихрей!.. Ты словно… И… Твои волосы, как… они как… птичьи перья! — Вайл вздрогнул от нетерпения и довольно хохотнул, царапая пером по сухой бумаге. — Да! Так и запишу! — Он высунул кончик языка и уложил письмо на колено, подпрыгивая на одной ноге. — Птичьи… перь… я…
По испачканным хрустящим бумажкам энергично просеменила крупная лохматая собака с блеском юности в золотых глазах. Остановившись рядом с зеркалом, пёс плюхнулся на свободный от «стыда поэзии» островок и почесал за ухом.
— Не устал ещё бредить? — тявкнул бескомпромиссный кудлатый критик.
— Прикуси язык, Барбас, — прошипел Вайл, стараясь не отвлекаться от своего труда, — и не мешай. Иди вон лучше, за хвостом побегай!
Не успел четвероногий надуться, как из зеркала за его спиной раздался глухой гудящий звук. Барбас отпрыгнул и увидел, как зеркальная гладь расплывается рябью, и из неё появляется чей-то силуэт.
Клавикус среагировал на это зрелище так же быстро, как и Барбас; отбросив в сторону бумагу и перо Принц убрал выбившиеся локоны за рога и пригладил складки своего белого одеяния, в котором всё же был похож на незаправленную постель.
Высокая леди, излучающая слабое сияние, шагнула вперед, бросив пренебрежительный взгляд на замусоренный пол и приподняв подолы струящегося небесно-голубого платья. Её волнистые волосы плыли за ней по воздуху белым облаком, словно невесомые, а ткань широких рукавов реяла при каждом легком движении. Задумчивое вытянутое лицо с бледными глубоко посаженными глазами венчал тончайший серебряный обруч. Завороженный видом богини, Вайл заговорил не сразу.
— Кинарет! — воскликнул Принц, стыдливо отпихнув от ног клочок бумаги. — Какой приятный сюрприз!
— Вайл… — безучастно произнесла богиня, взирая из-под прикрытых век на окружающий её беспорядок (и на непослушного ребенка, который его вытворил).
— Прошу, проходи! Присаживайся, — пригласил Клавикус, но тут же осекся. — Секундочку… у меня тут нет стульев… Но я сейчас что-нибудь придумаю!
Вайл быстро оглянулся и, выпучив травянисто-зеленые глаза, указал на огромного пса.
— Вот! — осенило Принца. — Можешь сесть на Барбаса!
Барбас обиженно свел косматые брови, пока Кинарет со вздохом закатила глаза.
— Можешь не суетиться. Я не твой гость, — вымолвила богиня без единой попытки казаться вежливой. С легкой улыбкой приподняв бровь, она чуть присела, чтобы потрепать пса по холке. — Здравствуй, несчастный мой дружочек.
Барбас довольно прищурился и завилял хвостом, на что Клавикус надулся и незаметно пнул его с другой стороны.
— У тебя что, дел нет? А ну, марш в Апокриф!
До краев переполненный возмущением пес, изначально задуманный Вайлом как очередной подарок для богини Кин, покинул мирок несостоявшегося поэта и исчез в белом тумане, заменявшем здесь стены. Разумеется, Кинарет знала, что Барбас по задумке предназначался ей, но, вспомнив предыдущие «подарки» Принца, богиня даже порадовалась тому, что жадный Вайл возгордился своим творением и решил оставить его себе. Куда Клавикус дел всех тех монстров, что были неудачными результатами его попыток создать нечто боле-менее милое, она и знать не желала. Как ни крути — даэдра творить не умеют. Они в силах лишь изменять. А на данном этапе, пока Этериус был ещё юн и сами боги не вошли в свою полную силу, — даэдра попросту портили всё, к чему притрагивались. Так появились Ваббаджек, Малакат, и черный хлеб.
Богиня Ветров проводила пса сочувствующим взглядом, после чего, напустив изначальный скепсис, обратилась к Нечестивому Принцу:
— Ты так много раз произносил моё имя, — пеняла Кинарет, — что у меня заболела голова, и я пришла заставить тебя замолчать. У меня, в отличие от некоторых, есть весьма серьезные дела.
Воплощение инфантильности тут же прочистило горло. После Вайл выпрямился, наполняя грудь воздухом, и тряхнул рогатой головой.
— Прекрасная богиня, Вы…
— Короче, — потребовала Кинарет, скучающе прикрыв глаза. Вайл уже придумывал, как бы поизящнее сравнить их с двумя ослепительными солнцами, что скрываются за тучами равнодушия.
Клавикус быстро заморгал, уставившись на безжалостный объект своего обожания. Но, быть может, Кин смягчится, когда услышит о новом подарке.
— Знаю, ты не особо высоко оценила мои предыдущие дары. Но теперь, — Принц подпрыгнул к зеркалу, пытаясь не слишком сильно дергаться от нетерпения, — я понял, что тебе понравится!
Богиня не без интереса наблюдала, как рыжий сгусток инфантильности всея Обливиона протянул руку к зеркалу (а точнее — в зеркало), и, схватив нечто, видимое пока лишь ему, вытащил на свет свой новый сюрприз.
Кинарет онемела. С приоткрытым от удивления ртом она смотрела на мальчика: серокожего кроху не более четырех смертных лет на вид. «Дитя» робко стреляло красными глазищами в сторону богини, и, не поднимая головы, пыталось зайти за спину своего создателя.
— Ну как тебе? — сквозь гордую ухмылку проговорил Вайл, подталкивая мальчишку вперед. — Я назвал его в твою честь, богиня Кин!
— Что это за ужас?! — Кинарет отстранилась от «подарка», воззрившись на Вайла возмущенным и, пожалуй, самым презрительным взглядом из всех, что она когда-либо на него бросала.
— Но Кинарет… — запинался Принц. — Я… я думал, ты оценишь. Этот дремора создан по подобию…
— Из всех твоих абсурдных выходок, Клавикус Вайл… — прошипела Кин, стиснув пальцами переносицу. — Сию секунду избавься от него! Хотя… Если ты действительно хочешь сделать мне подарок — оставь это оскорбительное недоразумение себе. Так я смогу повеселиться, наблюдая за тем, во что это выльется.
Холодным порывом ветра Кинарет пролетела мимо нерадивого даэдра к зеркалу, чтобы как можно скорее покинуть это место раз и навсегда.
— Постой, Кинарет! Скажи, чего бы тебе хотелось? Я исправлюсь, вот увидишь!
Богиня резко остановилась и полуобернулась.
— Правда? И сделаешь то, чего я хочу?
— Да, да! Только скажи!
Это была невероятная удача для Кин. Таким шансом нельзя было не воспользоваться. Тем более перед уходом.
— Впредь, — протянула Кинарет, проведя пальцами по вискам, которым с этого момента не будет грозить болезненный звон, — никогда не произноси моего имени!
И богиня шагнула в зеркальную гладь. Будь там дверь — она бы точно ею хлопнула.
Несколько секунд Вайл простоял на месте воплощением боли и обиды, после чего, отходя от зеркала, мотнул головой, чтобы показать язык исчезнувшему отражению Кинарет.
— Ну и скамп с нею, — буркнул даэдрический Принц, после чего звонко щелкнул пальцами. Все черновики несостоявшегося поэта тут же вспыхнули зеленым пламенем, моментально обратившись в ничто.
Барбас, спасая свой хвост от маленького дреморы, подбежал к хозяину в поисках укрытия.
— А с этим-то что теперь делать? — проскулил пёс, нервно поглядывая назад.
— Разберись, — угрюмо бросил Вайл и вдруг встрепенулся. — Кажется, я слышу зов! Кому-то из смертных вновь хочется исполнить желание без усилий!
Принц Сделок выбежал за грань и исчез в густом тумане, хихикая и выкрикивая «обожаю смертных!», а обескураженный Барбас недоверчиво покосился на маленького демона, вздохнув:
— Идем, Кинтир.