Осенняя сказка

      Этой встречи не должно было быть. Ей-богу, что делать мне, кандидату биологических, в компании малолеток в осеннем лесу? Без малого тридцать, дома муж и детёныш, на понедельник собрание ректората, где надо протолкнуть свои идеи…       Но осенний лес хорош. Он дышит свежестью холодных ночей и палой листвой; он звучит шорохом листьев под ногами, поздними птахами и весёлым, звонким гомоном молодёжи. Сегодня закрытие сезона — последний файер-фест в этом году. Мастера и просто выступающие коллективы поставили свои палатки особняком, поближе к сцене старого — ещё советских времён — пионер-лагеря. Все, кто приехал поучиться, посмотреть, просто покрутить в своё удовольствие, расположились в свободном порядке. Моя палатка волею случая оказалась окружена галдящими, смеющимися компаниями. Спиннер спиннеру — друг, товарищ и брат, потому группы молодёжи стекались, знакомились, растекались на маленькие ручейки, захватывали в свой поток таких же одиночек, как я, и уносили в море общения. — Привет! Меня Ярослава зовут, — мне протягивают испачканную в саже (когда только успела боёвки цапнуть?) ладошку. — А тебя как?       Я проглотила желание ляпнуть «Светлана Сергеевна». Сама же переживала, что излишний официоз из-за возраста появится, и тут — на тебе. — Света, — пожала протянутую лапку, и сажа моментально расползалась пятном по моим пальцам. — Будешь выступать? — Не-е. Я недавно кручу, рано ещё на сцену. А ты? — А я давно не кручу, — усмехаюсь, — а тут вдруг захотелось тряхнуть стариной. — Ой, — девчонка морщит носик, — какая там старина! — Я-а-ась, — орут от дальней палатки, — ты куда мой стафф запёрла? — Щаз! — звонко кричит моя собеседница, и — уже тише — ко мне: — на мастер-классах свидимся. Ты пои крутишь? — Ага. — В три «эм-ка», не опаздывай. Бегу я, бегу!!!       Зря я переживала, что не впишусь в компанию. При ближайшем рассмотрении оказалось, что хватает и спиннеров моего возраста, и постарше. А вообще — никто возрастом не заморачивается.       Яся таскает меня от группы к группе, представляя невероятному количеству доброжелательных, улыбающихся людей. Я даже не пытаюсь никого запомнить, просто вежливо киваю, отсекаю попытки называть меня на «Вы» и поддерживаю вежливый разговор. Недолго, потому как неугомонную девчонку зовут из другой группы, и знакомства продолжаются.       Мастер-классы идут на «ура». Тело помнит и базу, и некоторые финты, стоит только начать. Тренировочные потерялись давным-давно, потому кручу старенькими боёвками, радуясь, что взяла аж три сменных комплекта одежды. Пой в очередной раз прилетает мне по заднице, оставляя характерный отпечаток, что очень веселит таких же чумазых ребят.       Едва темнеет — на сцене начинают концертную программу. Коллективы, дуэты, солисты показывают свои номера под дружный шквал аплодисментов. Яся переползает ко мне под бок и жарко комментирует, щекоча ухо дыханием. Меня захватывает и уносит шквалом эмоций восхищённой толпы. Огонь не может не захватывать, тем более – в руках мастеров. После выступлений огненных коллективов вдохновлённая публика расползается по небольшим группам, кто-то пытается повторить увиденное, кто-то хвастается своими умениями. Меня утягивают в группу Яси.       Для крутящего, поинг едва ли не более захватывающий, чем для наблюдателя. Неподражаемый «шурхающий» звук, вкусный запах керосина и огненная пляска вокруг — больше в мире ничего не остаётся. Все проблемы, всё земное — за невидимым кругом, равным длине цепочек боёвок и твоих рук. В этом кругу хочется остаться как можно дольше. Выхожу из «восьмёрки» в «гигант», потом закручиваю «мельницу» — руки над головой создают шапку огня. В эту шапку подныривает Яся. — А ты крута, — кричит мне в ухо, прижимаясь всем телом, чтобы не словить огненным шариком в ухо.       Я вздрагиваю, «мельница» срывается в открытие, потом возвращается в свою компактную форму. Девушка смеётся и отскакивает. Я против всех правил ломаю плоскость и ухожу в «штопор». Где-то за кругом огня хлопают и одобрительно свистят.       Покрутон заканчивается посиделками с кашей, сосисками на веточках и дешёвым вином. Давно мне не было так вкусно. И так свободно.       Утро началось поздно — все отсыпались. Яся отловила меня около общаковского котла с кипятком, потому как организм отказывался просыпаться без кофеина. С мерзким заменителем кофе, впрочем, тоже. — О, вот ты где! А я тебя ищу!       Я вяло улыбнулась до отвратительного бодрой девушке. Все-таки пятнадцать это не тридцать. Пили наравне, а она как после выходного в санатории. — Брось ты эту бурду. Вот! — мне в руки всучили одноразовый стаканчик, - это масала. Чай с молоком и со специями, не та гадость, что ты пьешь.       Пригубила напиток — действительно вкусно. Яся что-то громко рассказывала, смеялась. В соседней палатке начали просыпаться, и нам приходится уйти с насиженного места. — Пойдем по лесу прогуляемся, а то нас скоро носками закидают.       Яся хихикает в кулачок: — Почему носками, а не тапками? — Это более эффективно.       Под дружно сдерживаемое хихиканье мы выбрались из лагеря.       Лес жил своей осенней жизнью, завораживая красотой и величием. В этом храме природы потихоньку смолкал наш хохот и громкие разговоры — казалось кощунством разрезать чистый прохладный воздух воплями. Хотелось тихонечко напевать осенние вальсы или читать стихи. — Ясь, ты стихи любишь? — спросила и сама испугалась — вдруг подумает, что я её поучать пробую или школьную программу проверяю. Сведёт всё к шутке и убежит к друзьям-сверстникам, которые не задают странные вопросы. — Смотря какие, — девчонка наморщила нос.       Я снова невольно улыбнулась этой очаровательной гримаске. — Дорожите счастьем, дорожите…       Люблю я Асадова в целом и это стихотворение в частности — невыразимо мудрое и до трепета простое. Я надеялась, что оно найдет отклик в девчоночьей душе и была права: Ясю оно впечатлило. — Почитай ещё стихи… У тебя так красиво получается!       Девушка сидела на ковре палых листьев и внимательно слушала, а я старалась, как могла. Давно мне не приходилось крутить пои и ещё дольше — декламировать стихи. Было в этом что-то волшебное — будто обнажаешь свою душу человеку с точно такой же обнажённой душой; находишь себя в другом и от этого становится так невыразимо тепло и нежно, что хочется танцевать. — Всё, больше ничего вспомнить не могу. Прости, Ясь, — я плюхнулась на мягкие листья и вытянулась во весь рост. Как же это приятно — валяться на лесной подстилке и ни о чём не думать. — Ты так хорошо знаешь классику… Я тут подумала: может, ты подскажешь, кто эту музыку написал? Сейчас найду в телефоне.       В лесном воздухе раздались первые ноты вальса Штрауса. Я аж прикрыла глаза от удовольствия. — Это Штраус. Вальс «Нежность» называется. Ты танцуешь?       Яся ещё в сомнении качала головой, а я уже тянула её в танец. Азы венского вальса девушка знала. Через некоторое время она перестала зажиматься и мы закружились по поляне, раскидывая листья. Мысли вылетели из головы, заполняя её искристыми пузырьками счастья. Девушка в моих руках закрыла глаза и улыбалась, позволяя кружить её под звуки венского вальса. Музыка кончилась, и мы повалились на листья, там же, где и стояли. Я опять вытянулась во весь рост и уставилась в небо. Как же хорошо, чёрт возьми! Небо синее-синее на фоне золота листвы. Как глаза Яси. Девчонка зависла надо мной и, на секунду окатив испуганным взглядом, неловко ткнулась губами в мои губы. Сразу же отстранилась и спросила: — Я всё испортила? Прости.       Я, ошарашенная резким переходом от блаженной неги к почти стрессовой — глядя на её испуганные глаза, так подумалось, — ситуации, покачала головой.       Девушка улыбнулась и снова поцеловала — невыносимо нежно, трепетно и в то же время так настойчиво, что не ответить не было сил. И я отвечала, забыв про все — мужа, детей, социальный статус. Отвечала со всей страстью «исправленной» и «вылеченной» в свое время ориентации.