Эрогенная зона

Ошибки на льду недопустимы. Лёд — это стихия, и если ошибиться, то можно узреть стекающую сквозь пальцы талую воду. Как бы ты не сжимал руки — вода всё равно утечёт, а посему ошибки есть жестокое и чудовищно несправедливое мучение. Лишь в редчайших случаях тёплый лёд способен явить миру нечто прекрасное. Никто не понял, что произошло. Вскрик Плисецкого всколыхнул тренеров, сердце Виктора пронзило стрелой страха. Лезвия коньков высекли из сизого льда порцию искр, голос Юрия хлестнул по холодному воздуху. Юноша зажмурился, словно бы борясь с чудовищной болью, и Виктору на секунду показалось, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Падение фигуриста — не самое редкое явление. Даже профессионалы совершают ошибки и расплачиваются травмами связок. Но всё же каждый из профессионалов знал, что ничто не бьёт по ментальному здоровью сильнее, чем падение на льду. Юрий растерялся и ошибся в технике падения, и пламя боли лизнуло его правое предплечье. Из глаз брызнули слёзы, и мальчик, пролепетав что-то невнятное, перекатился на другой бок, притянул к груди ногу и изо всех сил впился в неё ногтями, стараясь разодрать эту чудовищную боль. Все мышцы словно бы связались в узел, кости будто бы в одну секунду раздробились и разрывали конечность изнутри, и все встревоженные голоса тренеров смешались в один монотонный рокот, свет на стадионе в первую секунду потух, а затем вспыхнул неожиданно ярко и болезненно. В голове помутнело. Виктор был первым, кто бросился на выручку Юрия. Упав перед ним на колени, фигурист задрал чёрную штанину едва ли не до колена, освободив тем самым щиколотку от впивающихся ногтей подростка. Мальчик не знал, что сделать с болезненным желанием сжать что-либо, и вцепился в первый попавшийся предмет — в плечо Виктора. Словно бы не обращая на это внимания, Вик, слушая стенания агонизирующего юнца, резко стянул с него коньки, легонько помассировал икру (поскольку он не знал, что именно пронзила боль, он понадеялся на слепую удачу) и, подхватив худое тело, поднял мальчика на лёд. Тот попытался сделать шаг, но из-за боли весь мир перевернулся вверх дном, и Юрий, шипя от собственной беспомощности, упал в руки Виктора, стискивая зубы до хруста. Боль исчезла резко. Мышцы ныли, и последствия судороги ещё долго напоминали о себе, но юноша, по крайней мере, смог стоять без помощи Виктора. Ему было неприятно осознавать, насколько жалким он был. Юре было непонятно, почему он растерялся, почему он закричал и почему, — а это чертовски важно, — он позволил слезам затуманить ему взор. Стало очень стыдно, и стыд — это первая эмоция, посетившая его после «исцеления». — Что такое?! Что произошло?! — стрекотали голоса тренеров, сделавшиеся от волнения по-женски тонкими и визгливыми. — Ты в порядке, Юр? — шелковистый, низкий голос Виктора, пробирающийся до самых глубин души, окончательно вывел юношу из равновесия, и Юра смутился. — Кажись, я натренировался, — отрезал он и уже хотел подхватить свои коньки, любезно стянутые Виктором, как заметил, что этот «любезный» по-прежнему придерживает его за локоть. Он задохнулся возмущением и, выдернув свою руку, прихватил коньки и как можно быстрее пошёл к раздевалке. Правую ногу саднило, и к возмущению прибавилась ещё и обида на своё собственное тело. «Надо ж было так навернуться…» — невесело подумал мальчик, чувствуя, как настроение падает куда-то вниз. Он швырнул коньки куда-то в сторону, сел на скамью и притянул к груди больную ногу, словно бы утешая. Обида расцвела, будто роза, и Юрий, уповая на то, что никто за ним не пойдёт, уткнулся носом в колено. Чёлка скрыла по-прежнему красное лицо, спрятав слезившиеся глаза от всего мира. Да что с ним, чёрт возьми?! Это всего лишь падение. Не перелом. Обычное падение и ссадина на руке — это стандартный набор качественной тренировки, нечего переживать из-за этого. Виктор тоже падал на тренировках, Юра прекрасно это видел. Чем он хуже? Один раз упадёт, один раз поднимется. Упадёт два раза — два раза поднимется. Так отчего же весь этот фарс? Все эмоции подростков проходят через призму многократного увеличения, но краснеть и обижаться на собственные ноги — это уже перебор. — Нога болит? Всё тот же низкий голос, заставивший Юру вздрогнуть и резко поднять голову. Виктор стоял около двери, плотно закрыв её. С неподдельной тревогой он смотрел на мальчика, уповая на то, что никаких травм нет. — Какая тебе разница? — фыркнул он. — Не болит, нормально всё. Он лгал, поскольку нога чертовски болела. Не ослепляющее, но как-то тягуче, неприятно, болезненно. Дня три точно не сможет прямо ходить, не говоря уже о коньках. От этой мысли настроение вновь упало, проломив самое дно. И Виктор прекрасно это почувствовал. Он бесшумно, точно кот, подошёл к Юре и присел рядом, положив руку на ногу мальчишки. — Дай посмотрю. — Со слухом проблемы? Я же ясно сказал, что всё нормально! Впрочем, недружелюбные фырканья сменились лютым возмущением, когда Виктор насильно выпрямил ногу юноши и уложил себе на колени. Не самые интеллигентные возражения Юры, конечно же, слушали только шкафчики. Виктор аккуратно прощупывал икру юноши. Массировал её подушечками пальцев, рисовал изящные линии, где-то надавливал, а где-то едва касался. Фигурист делал всё медленно и очень-очень плавно, словно боясь навредить тонкой ножке ещё сильнее. Постепенно Юрий перестал возникать, затем перестал отпускать саркастичные комментарии, затем немного помолчал и, в конце концов, расслабился. Боль отступала с каждой секундой. Виктор удовлетворительно посмотрел на прикрывшего глаза мальчика и понял, что расслабленность — это одна из черт, которые ему ужасно к лицу. Он начал поглаживать чуть повыше и, спустя пару минут беспрерывного молчания, он смог вызволить из темницы мальчишеской недоступности тихий стон. Мужчина удивился, приятно удивился, когда обнаружил одну из чувствительнейших точек на теле юного гения — его острые бледные коленки, которые он так часто растирал после незначительных падений. Он глянул на Юру. Бессильный, неровно дышавший, с пунцовыми от смущения щеками — он явил собой самого настоящего непорочного ангела, спустившегося с высоких небес. Ангел, правда, не без гордости и здравомыслия, поскольку слабо, почти что неощутимо попытался вызволить свою травмированную ногу из нежных прикосновений, но получилось, к сожалению, ни разу не настойчиво, а потому трактовалось как согласие. — Как же ты так упал? — словно не замечая дерзких выпадов задыхавшегося от смущения мальчишки, спросил Виктор. — Мне кажется, ты плоховато питаешься. Ты неприлично худ, поэтому не удивительно, что судорога схватила ногу. Знаешь, мой тренер когда-то говорил, что для предотвращения таких судорог в ближайшее время нужно приподнять ноги «раненого». Юра как раз шипел сквозь ладонь, которой отчаянно пытался скрыть красноту и вздохи, когда Виктор неожиданно схватил его левую ногу и поднял настолько, что юноша был вынужден упасть спиной на скамейку. Волосы растрепались ещё сильнее, а последние остатки дерзости и гордости наивно пытались предотвратить любую мысль о превосходстве Виктора. — Хватит… — сдавленно, но вполне разборчиво процедил мальчишка. — Ты что… творишь?! Перестань! Слова давались ему с трудом, однако Виктор легко разглядел ощущения Юры в затуманенном взгляде. Изо всех сил пытающийся казаться злым, он вёл неравную борьбу со своей гордостью и будоражащими сознание ощущениями, кои приносили тёплые руки Виктора. Он скользнул ладонью под колено пленённого, и с губ Юры сорвался уж совсем отчаянный стон. — Массаж тебя успокоит. Никто же из нас не хочет, чтобы судорога снова вернулась? — хитро улыбнулся Виктор, надавливая на колено чуть сильнее. — Однако если ты уверен в правильности решения, то я перестану. Стоит только попросить. Чувства Юры были подобны натянутой струне, и казалось, что если неудачно коснуться её, то она просто-напросто порвётся. От этой дикой мысли глаза мальчика ущипнули слёзы, и он понял, насколько плачевна эта ситуация. Виктор доминировал, победоносно ухмылялся и смотрел на пылающего мальчика слегка насмешливым взглядом. Вот-вот он сдастся, и гордость его рухнет, распадётся, останется лишь желание продолжения этой пытки. Чувство, близкое к стыдливому унижению, сковало мальчика. — Я не услышал возражений. В тот самый момент, когда большой палец Виктора надавил на ямку под коленом, голос мальчишки затерялся среди громких настойчивых ударов, коими травмировали дверь два тренера. От беспомощности у Юры окончательно заслезились глаза, и он с немой мольбой посмотрел на Виктора. Мужчина ухмылялся, не уводя рук от чувствительной зоны, и снизил свой голос до шёпота: — Ну что же ты молчишь? Разве у тебя что-то сломано? Может, сильные травмы? — он прикоснулся щекой к его коленке, как игривый кот. — Ты хочешь, чтобы они выбили дверь и увидели маленькую возбуждённую феечку, залитую слезами? Пойдут слухи. Юра не видел двери, он видел лишь размытое белое пятно, впечатанное в стену. Сердце бешено колотилось, и казалось, что оно вот-вот сломает своим стуком рёбра. Глаза беспощадно щипало, а добавленное Виктором возбуждение лишило его даже намёка на дерзость. — Всё нормально, отстаньте. Я устал, так что перестаньте действовать на нервы, — громко, чётко, требовательно бросил Юрий, продолжая прикрывать алое лицо ладонью. Виктор похлопал его по бедру и отпустил, продолжая улыбаться. Мальчик мигом вскочил с несчастной скамейки и, отойдя на безопасное расстояние, начал восстанавливать дыхание и утирать слёзы. Даже про боль забыл на какое-то время. — Псих ненормальный! — выпалил он. — У тебя случайно нет уголовки за педофилию?! Или деньгами откупился, чтобы карьеру не портить? На все выпады Виктор отвечал той же обаятельной улыбкой, смиряя мальчика с задетой гордостью довольным взглядом. — Какая педофилия? О чём ты? — он встал и потянулся, словно бы ничего не произошло. — Ты ведь моя маленькая фея, блестящая на льду. Никто же из нас не хочет, чтобы ты себе подпортил крылышки? Или это плоды юношеского воображения? — Перестань! — прошипел оскорблённый гений. — Давай поговорим? — Давай ты свалишь куда подальше? Виктор усмехнулся и подошёл к Юре, который по собственной глупости позволил загнать себя в угол. — Если бы я был педофилом, то, думаю, ты бы не смог так резко вскочить и сыпать в мою сторону оскорблениями. Голос перешёл на шёпот, и юноша был окончательно угнетён и напуган. И хотя зелёные глаза искрились дерзостью и непривычной для подростка наглостью, в его взгляде мелькало что-то неуверенное, боязливое, паническое. Виктору показалось, что он слышит стук его сердца. Заполненная звенящей тишиной пауза казалась бесконечно долгой. — Но я всего лишь заботливый наставник, — он улыбнулся и чмокнул сбитого с толку мальчишку в висок, где по-прежнему было влажно из-за слезинок. Смущённый, обиженный собою же, съёжившийся и по-прежнему красный Юра, вероятно, хотел что-то возразить, но слова застряли в горле. Он потупил взгляд, не зная, как на такое реагировать. Виктор рассмеялся, опустил ладонь ему на голову и взъерошил мягкие золотистые волосы. — Ты пока переоденься, а я ещё покатаюсь минут тридцать. Подожди меня, хорошо? Я отвезу тебя домой. — Сам дойду, — тихо и неуверенно фыркнул мальчишка. — Да ну? — Виктор блеснул небесными глазами. — А как же твои драгоценные ножки? Я ведь буду волноваться, если отпущу. Может, ещё помассировать? Если мне не изменяет память, то ты ещё и рукой ударился. И стоит ли говорить, что оставшиеся тридцать минут Юра тихо сидел на трибунах и наблюдал за Виктором, размышляя над произошедшим?