По уважительной причине

Болезнь застала Юрия на промежуточных соревнованиях в Соединённых Штатах. Вцепилась в него крепкой хваткой и больше не отпустила. Как он откатал последние дни, наверное, всё же считается отдельной историей. Кажется, его талант расхваливали на славу, он занял призовое место, потеснив несколько особо наглых американцев, которым явно глупо подсуживали. Ха, он бы посмотрел в глаза тому человеку, который посмеет не признать его безоговорочное мастерство. Однако надменная радость от очередной победы невольно померкла перед температурой под тридцать девять и обеспокоенным менеджером, который скакал перед его кроватью так, словно он прямо здесь готов отойти в мир иной. Надежды некоторых он спешно не оправдал, потому что пусть к чертям катятся, а вот в Америке они внепланово задержались на несколько дней. Основной состав успешно улетел на самолёте, а он и ещё несколько человек решили не рисковать и повременить с вылетом, чтобы сбить основную температуру. К слову, выставили это всё так, словно где-то тут у него ещё не закончены дела и, мол, в Штатах у него много фанатов, поэтому он решил остаться и провести время с ними. На поклонников Юрию, между делом, было глубоко и безвозвратно плевать, здесь бы с самим собой справиться, а они ему ещё неуправляемое стадо хотят подсунуть. Время шло неравномерно. Он то выныривал в реальность, распахивая слезящиеся глаза, пытаясь понять, где находится, то вновь погружался в неясную и смутно тёплую тьму. В какой-то миг во время очередной вспышки озарения ему показалось, что он увидел Виктора. Тот мелькнул неясным образом раскрасневшийся, нахмуренный и чем-то обеспокоенный. Он стоял подле его кровати, положив свою холодную руку на пышущий жаром лоб, и что-то кому-то говорил. Никифоров сам на себя был не похож. Юрий привык видеть в нём жеманного молодого мужчину, избалованного всеобщим вниманием и подарками, а не вот такого скупого на эмоции делового человека. Словом, в тот момент ему подумалось, что это всё бред, да и что этот придурок мог забыть в Америке, поэтому, не дослушав его важную речь, он вновь свалился в небытиё. Воскрес он день на второй, поэтому по пробуждению мысленно обозвал себя Иисусом, а окружающую обстановку «местом второго пришествия Иисуса», да, как-то так. Его номер выглядел так, словно пока он болел, некто шибко умный откопал где-то бразильцев и запер их здесь на пару часов, сказав, что данное место было специально отобрано для очередного карнавала. В общем, хаос и анархия. Нет, Юрий сам был далёк от всеобщего порядка, но не до такой же степени, серьёзно. Наверное, именно поэтому он не сразу во всём этом хламе увидел живого человека. С постели он поднялся, на удивление, спокойно, если бы колени ещё не подгибались от слабости, то было бы вообще шикарно. К креслу он подошёл полный решимости и негодования, остановился, сложил руки на груди, а после без зазрений совести пнул спящего по голени, чтоб неповадно было. Несчастный человек явно такого не ожидал, поэтому совершенно неэтично вскрикнул, ругнулся на чисто русском, попытался смахнуть с себя наваленные шмотки, но потерпел сокрушительное поражение, поэтому вместе с этой горой смачно шлёпнулся на пол. И всё это под скептическим взглядом Плисецкого. — Итак, ублюдок, даю тебе пять секунд, чтобы убраться отсюда далеко и надолго, — Юрий недобро оскалился. — Считай, время начало тикать прямо… сейчас. — Юра, ты очнулся? — вместо того, чтобы испугаться и броситься наутёк, гора одежды внезапно зашевелилась с новой силой, и вскоре оттуда показался растрёпанный Виктор. — Знаешь, как человек, летевший ради тебя на самолёте, а после сидевший практически сутки подле твой кровати, я требую к себе несколько больше уважения. — Прид… Никифоров, ты какого чёрта здесь забыл? — нагло перебил его подросток, прекрасно понимая, что все те моменты ему не привиделись. Этот мужчина действительно сидел на его кровати, держал его за руку, когда было особо плохо, вливал в рот лекарства, читал какие-то книги вслух, помогал сходить в туалет, когда он был практически в неадекватном состоянии. Вот же ж блять. Он судорожно пытается вспомнить, что успел ему наговорить, но в голове ни одной дельной мысли. Твёрдая уверенность в том, что он что-то говорил — есть, а вот что именно — это загадка. — Позвонил твой менеджер практически на грани паники, сказал, что ты конкретно слёг, а он родителям дозвониться не может, да и вообще, что я тебе объясняю? Ты заболел, я был свободен и прилетел, — пожав плечами, пояснил Виктор, поднимаясь на ноги, выныривая из шмоток. — Ты сейчас как себя чувствуешь? — Так, словно я прошёл ад, но решил порадовать вас и воскрес обратно, — огрызнулся Юрий, оглядывая фигуриста. Да, тот был помят. Плисецкий, конечно, себя ещё в зеркале не видел, но был уверен, что выглядит примерно так же хреново, как и этот, словно вместе болели. — Значит, относительно неплохо, — решил для себя Виктор, оглядываясь по сторонам. Плисецкий мужественно решил его игнорировать, поэтому подошёл к шкафу, достал сменную одежду и направился в сторону ванной. По ощущениям его всё ещё штормило, но, да, если брать в сравнение с парой суток ранее, то сейчас он пышет здоровьем. Из зеркала на него смотрело чудовище. Он поморщился, оскалился, а после совершенно неожиданно показал самому себе язык, как бы удостоверившись, что эта бледная моль действительно он. Чудовище показало язык в ответ, всё же он. — Как те мудаки? — включив воду, прокричал Юрий. — Твои поклонники или журналисты? — поинтересовались у него, а после практически мгновенно ответили. — Я дал пару интервью за тебя. К слову, наша официальная версия выглядит как то, что я приехал на твои последние выступления, чуть опоздав из-за дел. — Ага, а они такие доверчивые идиоты слушали тебя с открытыми ртами, — пробормотал себе под нос подросток, а затем уже громче добавил. — Как ваши скудные умы обрисовали причину моего отсутствия? Душевая кабинка показалась ему верхом цивилизации этого мира особенно в тот момент, когда полилась горячая вода, и он, наконец, смог помыть голову. Словами не передать, как он был счастлив смыть с себя этот пот. Словно он не в Штаты на соревнования по фигурному катанию ездил, а в Египет для участия в забеге верхом на верблюдах по пустыне. Вылезти из-под тёплой воды он соизволил лишь спустя пять минут, понимая, что всё это время Никифоров молчал. С каждым разом всё умнее и умнее становится, похвально.  — Мы решили, что твой скудный ум справится с этим лучше наших, феечка, — протянул Виктор. — Однако знай, что все эти два дня ты усердно готовил сюрприз своим американским поклонникам. Он скривился, внезапно захотелось послать Никифорова и менеджера в далёкие нелестные дали, подложить ему такую свинью эти могли лишь сообща. Впрочем, нужно всё же признать, что за такой короткий промежуток времени это самая правдоподобная отмазка, которую они только могли придумать. Именно поэтому он всё ещё не обозвал фигуриста, сидящего у него в номере, непроходимым придурком. В последующие несколько минут Плисецкий приводил себя в порядок в полной тишине. Виктор, к изумлению, молчал и больше не пытался построить диалог, на секунду даже показалось, что тот вовсе свалил вон, сообщить кому-нибудь о его чудном выздоровлении, но нет. Он даже испытывал некое облегчение, когда выйдя из комнаты, заметил молодого мужчину сидящего в кресле и рассматривающего какую-то брошюрку. Образ Никифорова всё ещё казался ему слишком нереальным. Они успели неплохо так сцепиться до этих соревнований, поэтому он до сих пор не мог поверить в то, что тот всё же прилетел из-за такого пустяка, как болезнь. — Билеты обратно есть? — всё же поинтересовался он. — И какого чёрта здесь такой срач, а? Вы здесь пати хард что ли устраивали, пока я ничком в подушку лежал? — Если бы, — туманно отозвался Виктор, улыбаясь своей привычной улыбкой, которая его так сильно бесила. — Сегодня в три часа ночи вылетаем. — А если бы я до этого момента не пришёл в себя? — Юрий иронично поднял брови, выдвигая из-под кровати чемодан, собираясь сложить туда ненужную одежду. — В таком случае было решено нести тебя на руках, как принцесску, — беззаботно пропел Никифоров. — Представь эти дивные слухи, которые бы распустили американские СМИ, от одного упоминания голова уже болит. — Тебе не привыкать, о твоей голубизне разве что ещё песню не сочинили, — хмыкнул Плисецкий, неосознанно пытаясь ужалить по больному. Спохватился, конечно, после, но поздно уже было. — О, так я и не о своей репутации забочусь, — ещё шире улыбнулся молодой мужчина. — Это ведь ты у нас имеешь шаткую подростковую натуру, феечка. Грубое общественное мнение может нещадно ударить по твоему и без того нестабильному настроению. — Ну-ка, повтори, придурок, — злобно рыкнул Юрий, бросая сумку, резко разворачиваясь на пятках в сторону Виктора, который всё это время даже позы не сменил, продолжая пялиться в брошюру. — Что ты там вякнул о моей несдержанности? — Лишь выразил беспокойство по поводу лживых сплетен, — внезапно спокойно пояснил ему Никифоров, смело смотря в раздражённые зелёные глаза напротив. — Даже состоявшихся личностей иной раз задевают эти глупые статьи, что уж говорить о подростках. — Тебя, я смотрю, они тоже задевают, — язвительно прошипел Плисецкий, окидывая фигуриста пристальным взглядом. Тот совершенно неожиданно отложил ненужную бумажку в сторону, поднимаясь на ноги, чтобы сделать к нему пару шагов, замирая рядом. — Как по мне, любое внимание прекрасно, просто кто-то умеет его корректно воспринимать, а кто-то нет, — пояснил ему Никифоров, а после совершенно неожиданно положил ладонь на лоб, задумчиво хмыкнув. — Температуры вроде бы нет, ну-ка, — а после ещё и губами приложился, чтоб наверняка. — Нет, точно нет. Нужно сходить обрадовать менеджера. И без лишних слов развернулся, словно они только что совершенно не разговаривали и это нормально вот так просто уходить. Юрий резко схватил его за запястье, неожиданно даже для самого себя, что уж там говорить о большем. Виктор заинтересованно обернулся, как бы одним своим взглядом спрашивая, что успело случиться за эти доли секунды. Наверное, будь он обычным подростком, то обязательно бы смутился и отпустил, но он ведь не обычный, поэтому лишь сильнее сжал запястье, нахмурившись. — Зачем ты приехал? — Меня попросили. — Ты так уверен в этом? — уже с неким нажимом. — Ой-ой, феечка, будь нежнее, пожалуйста, у меня могут остаться синяки, — Никифоров мягко накрыл его ладонь своею, ненавязчиво освобождая запястья от крепкой хватки. — Если тебе это так важно, то я приехал, потому что беспокоился. Фактически, должен был остаться в Петербурге и встретиться с несколькими важными личностями, но вместо этого рванул в Америку. И не сказать, что жалею, — некоторая пауза. — Общение с тобой мне нравится намного больше, чем с балеринами, Юр-ра. Плисецкий недоверчиво хмыкнул, но всё же послушно разжал руку, позволяя Виктору неспешно удалиться из номера, оставляя после себя ненавязчивый запах одеколона. Счастлив ли он был после этого признания? Честно? До безумия. Несмотря на всё отрицание и недовольство, ему нравился Виктор, правда нравился, потому что кому этот засранец вообще мог не нравиться? И один факт того, что ради него он преодолел несколько тысяч километров, невольно растапливает его чёрствую натуру. И лишь только по приезду он узнает, что Никифоров отменил ряд каких-то деловых встреч, не пришёл на две вечеринки в свою честь и бросил польскую балерину, которая добивалась более близких отношений практически три месяца. И, честно, после данной новости он был готов собрать всех тех людей и гордо показать им фак, чтобы все увидели. Потому что хрен им, а не Виктор. К слову, сам Никифоров так и не рассказал ему, какой именно он поднял переполох из-за его персоны в тот раз. Не рассказал, но огребал потом очень долго. Впрочем, судя по его жеманной улыбке на одном из интервью в компании каких-то красоток, против таких отработок он был совершенно не против.