Alice

Когда преподаватели говорят, что сегодня домой едет Алиса, у Юли внутри всё обрывается и с грохотом падает вниз, пусть на лице и отражается лишь безразличие с небольшой толикой удивления. На краю сознания Юля понимает, что Алиса сама виновата и ей стоило быть хоть чуточку вежливее и спокойнее на этой неделе. Здесь такого не терпят. Алиса, сегодня Вы покидаете проект. По ней-то и не сказать, что она переживает и расстраивается. Словно ждала этого и дождалась. Смиренно приняла приговор и, вернув брошь Школы Леди учителям, ушла собирать вещи, не попрощавшись ни с кем. Так и не поменяла своего отношения к другим. Даже к ней, Юле. Юля молча смотрит ей вслед и ждёт, когда их отпустят в комнату, потому что ей очень хочется увидеть Крушатину в последний раз. Почему-то Юля думает, что они вряд ли встретятся когда-нибудь. Этот проект был единственным местом, где эти две разные особы смогли пересечься. Повторного шанса не будет. Разве что в следующей жизни. Преподаватели что-то говорят, но Юля не слушает, продолжая смотреть Алисе вслед, хотя та давно скрылась за дверями школы. Интересно, ей хоть капельку грустно? Хотя бы совсем чуть-чуть? Проходит по минимуму минуты четыре, которые кажутся Ковалёвой вечностью, прежде чем их отпускают в комнату. Юля честно старается не бежать в комнату и идти наравне с остальными. Черт, они ведь так и не помирились с прошлой ссоры. С той самой, когда Алиса в очередной раз сорвалась и поставила под угрозу участие Юли в этом долбанном проекте. Что вообще стоит сказать Крушатиной? Она ведь не послушает, пока сама не захочет. В ушах начинает звенеть, а в горле сухо, как на следующее утро после грандиозной попойки в первую неделю. Они заходят в комнату, обсуждая то, что Алиса заслуженно покидает проект и таким как она — не место здесь. Заткнитесь, мать вашу. Вы не понимаете. Ожидая долгих прощаний и моря слез, Ковалёва последняя проходит в комнату, на минуту сильно жмурясь до цветных точек перед глазами. Открывает глаза и сразу пытается сфокусироваться на том месте, где должна быть Алиса, собирающая вещи, но её нет. Ни её, ни вещей, вообще ничего, что бы напоминало о её присутствии. Только слегка неровно заправленное покрывало говорит о том, что эту кровать уже использовали. Была настолько готова, что чемодан с теми остатками одежды не пацанки уже был собран? Свалила по-английски. Вполне в стиле Алисы. — Ну и какого хера? — Настя первая прерывает тишину, хмыкает, бросая накидку на кровать, и идёт переодеваться. — Если она думает, что мы будем за ней бегать, то пусть перебьётся, Всем насрать на её заебы. Заткнись, если не хочешь повторения драки трехнедельной давности. Юля игнорирует вопросы Ани. Ханова щелкает у неё перед лицом пальцами, потом удивлённо смотрит сначала на дверь, что с оглушительным хлопком закрылась за Юлей, а потом на остальных девушек, которые остались в комнате. Они понимают. Понимают, но не принимают. Она игнорирует боль в колене, которую снова придётся глушить кучей таблеток, игнорирует крик опомнившихся девчонок и вылетает на улицу. Крушатина как раз садится в машину и в последний раз смотрит на школу, когда Ковалёва, морщившаяся от боли, появляется на крыльце. Они смотрят друг на друга буквально секунду, после чего Алиса прерывает зрительный контакт, пряча предательские слёзы. Юле тоже хочется плакать. Столько недосказанных слов, которые она хотела бы сказать. Алиса мотает головой, тянется к дверце автомобиля, намереваясь закрыть, чтобы не видеть тех слёз, что не контролирует Юля. Ей тоже больно. Та мгновенно реагирует, оказываясь рядом, и наклоняется вперёд, чуть сгибаясь, чтобы дотянуться до девчонки, дёрнувшейся от удивления. Юля понятия не имеет, что сказать. А Алиса никогда не говорит. Она шепчет тихое «прости», после чего прижимается к солёным от слёз губам Алисы своими, такими же солёными, от тех же слез. Глаза обеих зажмурены, но Юля почти не удивлена, когда Крушатина чуть поддается на встречу. Ни черта. Она, просто охренеть как удивлена, потому ЭТО, мать вашу, Алиса. Алиса, у которой есть семья. Юля расслабляется и приоткрывает глаза, не прерывая поцелуя, который кто-то из них успел углубить, смотрит в такие же, чуть приоткрытые, глаза Алисы. Юля не помнит и не хочет помнить ни о камерах повсюду, ни девчонках, которые явно наблюдают этот концерт, ни о преподавателях, которые, скорее всего, удивлены, потому что такое поведение не позволительно для леди. Единственное, что она помнит, это вторую неделю, то ненавистное испытание с каблуками и бассейном с водой, когда Алиса шепотом повторяла, чтобы Юля спасала, если она начнёт тонуть. Тот экзамен, с которого всё началось. Ту самую Алисину истерику, с которой закончилось. И этот чертов поцелуй, когда она сама поставила жирный крест на всё, что значило для неё. Алиса отстраняется. Она выглядит потерянной, слегка шокированной, и Юле кажется, что перед ней совсем ещё ребёнок. Ковалёва в последний раз кое-как — из-за не очень удобной позы в согнутом положении — обнимает Алису и отстраняется. Для верности сама закрывает дверь автомобиля и отходит на пару шагов. Алиса смотрит на неё, утирает слёзы и шепчет — Юля разбирает слова по губам — «Прости и спасибо». А потом уезжает. Блять, уезжает, оставляя её, Юлю, здесь. Боль в колене возвращается, а вместе с ней приходит и боль в груди. Зачем она это сделала? У Алисы ведь муж и ребёнок. Сама не знает. Просто почувствовала необходимость. Такое поведение не позволительно для Леди. Кажется, Юля знает, кто вылетит на следующей неделе.