Жена декабриста

- Никифоров, ты этого не сделаешь! Ты не посмеешь бросить все и свалить на край света. И чего ради, того бездарного парня с последним местом? Юрий метался по чужой квартире как разъяренная фурия, пиная полусобранные чемоданы, и кричал на Виктора во все горло, даже не пытаясь сдерживаться. - Точнее, ради того, кто показал прекрасную технику на льду в нашумевшем видео в интернете. - К кому у тебя такая острая неприязнь. Юра, неужели ты ревнуешь? - в глазах Виктора плясали веселые искорки. На него просто невозможно злиться. Но Плисецкий старается - он сделает все возможное и невозможное, чтобы Виктор остался с ним здесь, дома, в Питере. - Ты можешь поехать со мной, - как бы между делом замечает старший фигурист, - и мы будем снова тренироваться вместе. - Поехать за тобой, ты хотел сказать… - Чувак, ты не декабрист, я не твоя жена, если ты понимаешь шутку. Виктор тепло улыбается – только Юрий говорил ему такие вещи, смешные и романтичные одновременно, потрясающий мальчишка: - Ну, во-первых, я еду не в ссылку, а во-вторых... Мелкий ты еще, чтобы жениться - вот вырастешь, найдешь себе какую-нибудь красавицу, нарожаете детишек, - Виктор несет всякую милую чушь успокаивающим голосом, очень надеясь, что Юрий перестанет. Но это было бы слишком просто. - Витенька, ну пожалуйста, останься, не заставляй меня ехать в Японию, к этому слабаку, - мальчишка обнимает его за шею, неловко целует, куда получается – мягкие розоватые губы касаются щек, лба, пахнущих лавандовым шампунем волос. Виктор обнимает его в ответ, принимая ласки, но не отвечает. Сейчас нужно быть мягким, но стоять на своем – да, он с почетом может называть себя заслуженным дрессировщиком Юрия Плисецкого. - Я стану лучше всех, обещаю. Сменил тактику, усмехнулся Никифоров. Это хорошо, значит шанс есть. Поедет как миленький. Да, когда Юрий хотел, он вполне мог быть ласковым, как котенок... Но только с Виктором и только наедине. - Не бросай меня, Виктор, или я… - у Юрия в глазах застыли слезы - но он этого даже не заметил, другое дело – Виктор. Он всегда примечает такие мелочи, и бережно обнимает юношу, прижимая к груди, и начинает медленно укачивать, пока тот не успокаивается хотя бы настолько, что прекращает представлять угрозу для окружающих. - Чего он так тебе понравился? – чуть успокоившись, но все еще сердито спрашивает Плисецкий, - у тебя же есть я. Учи меня, тренируй только меня. Люби только меня - хочет сказать Плисецкий, да не позволяет гордость. Впрочем, Виктор понимает его и без слов. - Эгоист, - улыбается Никифоров, треплет мальчишку по блондинистым волосам, и все же целует в лоб – так целомудренно, почти по-братски, - потом, не удержавшись, еще раз – в губы, но так же легко и мягко. Оставив Юрия, все еще растерянного и бледного сидеть на диване, Виктор продолжил сборы. А вообще он был удивлен, такой бурной реакции на свой отъезд фигурист и представить не мог. То есть, мог представить Юру в таком бешенстве – тот был человеком сильных страстей, да еще и в разгаре пубертата, но состояние юноши, его боль, задело Виктора за живое. Да, Юрий был к нему неравнодушен, но это же юность - в эту пору чувства проходят легко и быстро, влюбленности - тем более. Неужели между ними нечто большее, чем подростковая влюбленность с одной стороны, и отеческое понимание – с другой? Когда Виктор уезжает, Плисецкий даже не соизволяет проводить его в аэропорту. Пока Виктор летит в самолете, мальчишка бесится от собственного бессилия, круша все и вся вокруг, досадливо смахивая со щек злые слезы – а не оставив дома ни одной целой единицы посуды, собирает вещи и отправляется следом. Япония так Япония, не Сибирь - и на том спасибо.