Выбираю ложь.

      Все вокруг такое кристально-белое, что в глазах понемногу начинает рябить, а к горлу подступает ком. От этой наигранной чистоты уже тошнит, и давно появившееся желание сбежать растет с каждой минутой все больше и больше.       Все такие радостные, довольные. Со всех сторон раздаются щелчки фотоаппаратов, и сыплются лепестки красных, белых и розовых роз вперемешку с рисом.       А мне лишь остается подыгрывать всем им: улыбаться "от уха до уха", строить из себя самого счастливого человека на этой планете, смотреть на девушку рядом со мной влюбленными до безумия, до бабочек в животе глазами, аккуратно обнимать ее за талию (как бы показывая всем, что эта девушка мне безумно дорога, что я боюсь даже отпускать ее, но прижимать к себе слишком сильно тоже не могу, потому что она такая миниатюрная и хрупкая, что я боюсь ее сломать), под хоровые крики "горько" нежно касаться ее губ, осторожно целовать, сдерживая все ту же счастливую улыбку, будто бы эта девушка - любовь всей моей жизни, а этот поцелуй - наш первый, затем на счет три, наиграно, но так правдоподобно, весело смеясь, на пару с ней разбить два хрустальных бокала об асфальт, а после подхватить ее на руки, закружив в воздухе, слыша, как вновь заработали фотоаппараты, и во весь голос прокричать о том, как я ее люблю и как я счастлив.       Я вру всем. Я вру прессе, семье, друзьям, себе... тебе...       И я правда не знаю, веришь ли ты в мою ложь.       Ты так улыбаешься, наблюдая за тем, как я выхожу с (теперь уже) женой из здания ЗАГСа. Ты, как и все, поздравляешь меня, говоришь, что я сделал правильное решение в выборе спутницы жизни, обнимаешь и хлопаешь по плечу, поздравляя.       Ты, кажется, счастлив за меня? Или ты просто такой же хороший актер, как и я?       Может, ты тоже хочешь обмануть всех? И себя в том числе? Выдавая себя за прекрасного друга и хорошего товарища, который искренне радуется за друзей?       А чего мы оба хотим добиться этим враньем? Чего?       Не уверен, но, кажется, я просто хочу, чтобы ты думал, что я наконец счастлив. Хочу, чтобы ты окончательно забыл меня. Хочу, чтобы ты думал, что я уже все забыл. Хочу, чтобы ты был спокоен за меня и мое внутреннее состояние. Хочу, чтобы ты нашел кого-то, кто будет лучше меня, кто заменит меня, закрыв все моменты со мной в твоей голове.       А чего хочешь ты? Хочешь того же, что и я хочу для тебя? Если да, то это какой-то замкнутый круг получается. Круг без единого намека на выход из него. А еще, кажется, круг, в котором нет ни единого намека на какой-никакой хэппи-энд. Друг с другом или по отдельности, не важно.       Ты наверняка хочешь, чтобы я забыл все, что было когда-либо между нами. Или же ты просто делаешь вид, что хочешь этого, тайно желая, чтобы я не забывал никогда.       Чтобы я не забыл, как твои губы собственнически касались моих, пока ты прижимал меня к первой попавшейся вертикальной поверхности в пустом помещении. Как твой язык проходился по моим губам, заставляя меня приоткрыть рот, впустить тебя, дать углубить поцелуй, полностью отдать роль ведущего.       Чтобы я не забыл, как я иногда звонил тебе посреди ночи, поздно вспоминая о времени суток и о том, что ты спишь. И не важно, какой был повод: приснился ли мне кошмар или дикое порно, замерз ли я или наоборот слег с высокой температурой. Не важно, просил ли я тебя приехать и просто выпить со мной чая, выпить ли чего-то покрепче, или просто сразу направиться по направлению к кровати. Ты приезжал в течении часа, открывал квартиру своим ключом, проходил сразу в комнату и заставал меня заснувшим с телефоном в руках. А на утро я просыпался либо укутанным в одеяло, либо в твоих объятиях. Сейчас это кажется каким-то не по-настоящему милым, но так оно и было.       Чтобы я не забыл, как ты зачитывал мне строчки своих новых трэков, сидя на мягком ковре у меня в гостиной. Почему-то тебе не нравится мой диван, ты никогда не садился на него. Мог опереться на него, или прислониться к нему спиной, пока сидишь на ковре, но не большее. А потом поворачивал голову, смотря глаза в глаза, и задавал немой вопрос о том, как мне текст. А я отвечал, что из меня фиговый критик, и спрашивать меня об этом нелогично, ведь я все равно скачаю этот трек в телефон и плеер, после чего буду заслушивать его до дыр. Просто потому, что это твой текст и твой голос.       Чтобы я не забыл, как ты чуть не подпалил мне квартиру, пытаясь приготовить "что-нибудь вкусненькое на завтрак". Пожарить даже самую простую яичницу для тебя было чем-то сверхъестественным, непреодолимо-сложным. И я правда не понимаю, почему. Ведь пожарить яйца на сковородке могут даже пятилетние дети, но не ты. Ты можешь написать текст новой песни за один раз, но приготовить что-то - нет.       Чтобы я не забыл, как после твоей попытки что-то приготовить, мы полдня еще отмывали мою кухню от последствий.       Чтобы я не забыл, как потом ты усадил меня на кухонный стол, пристраиваясь у меня между ног, и поцеловал, сразу углубляя поцелуй.       Чтобы не забыл, как твои руки по-хозяйски бродили по моему телу, как ты спускался поцелуями от губ к шее и ключицам, зацеловывал все, заставляя меня вздрагивать от того, как ты дуешь на мокрые дорожки, оставленные своими губами.       Чтобы не забыл, как твоя рука легла на мой пах, несильно, но ощутимо сжимая мой член через ткань домашних джинсовых шорт, из-за чего я откинул голову назад, простонав твое имя. Ты вновь припал губами к моей шее, но на этот раз ты не стал оставлять на ней мягкие поцелуи, нет, ты буквально впился в нее зубами, оставил яркий след.       Чтобы не забыл, как ты расстегивал ширинку на моих шортах, одной рукой сразу проскальзывая под резинку боксеров, пару раз проходясь рукой по длине члена. Тогда я взял твое лицо в ладони, сам начал целовать губы, начиная тяжело дышать с каждым твоим движением.       Чтобы не забыл, как я сам потянулся к твоим джинсам, начиная расстегивать ремень, который не особо хорошо выполняет свои функции. Быстро расстегнул, потянул вниз сразу вместе с бельем, чувствуя на своих губах твой тихий, но несдержанный выдох и твой легкий укус.       Чтобы не забыл, как ты уложил меня прямо на поверхность стола, не желая слушать ни единого моего возражения. Ты спустился поцелуями от губ к шее, дальше к ключицам, потом к груди, прикусил сначала один, а потом другой сосок, заставляя меня выгнуться и, откидывая голову назад, ударяясь затылком о столешницу, вновь простонать твое имя, заставляя меня просто выпасть из реальности, ты спустился ниже, прямо к резинке боксеров, а потом, позвав меня и дождавшись, когда я посмотрю тебе в глаза, ты, не разрывая зрительного контакта, оттянул резинку и провел языком по головке, заставляя меня окончательно сойти с ума.       Чтобы не забыл, как ты любишь мучать, доводить до исступления своими действиями.       Чтобы не забыл, как ты вновь и вновь проводил по моему члену языком, брал до самого конца, дразнил, еле касаясь, проводя по всей длине лишь только кончиком языка, щекоча дырочку уретры, при этом заставляя меня не отрывать взгляда от происходящего ни на секунду. Это было вечным условием для нас обоих: смотреть друг на друга, не закрывать глаза, наблюдать.       Чтобы не забыл, как ты, просто сгорая от нетерпения, наскоро начинал растягивать меня, ловя каждый мой стон своими губами. А я подавался навстречу каждому твоему действию, все время прикусывая губу, то свою, то твою, из-за чего ты мог тихо зашипеть.       Чтобы не забыл, как ты быстро, в один толчок, но одновременно с этим осторожно входил в меня, заставлял выгибаться тебе навстречу, обхватывать ногами твои бедра, желая придвинуть к себе еще ближе, на столько, насколько это вообще было возможно.       Чтобы не забыл, как я цеплялся за столешницу руками, продолжая кусать свои губы, стараясь быть потише, сдерживать стоны. Это заставляло тебя вновь начинать дразнить меня. Ты выходил из меня практически полностью, оставляя во мне только головку члена, и из-за этого я буквально скулил и хныкал от нетерпения, двигая бедрами навстречу, пытаясь насадиться. Наблюдая за этим, ты ухмылялся и резко входил на всю длину с тихим рыком, задевал нужную точку, заставляя меня вновь приложиться головой об столешницу и громко простонать, практически вскрикнуть от дикого удовольствия. Ты повторял так раз за разом, стоило мне закусить губу. А я этим пользовался. Закусывая губу вновь и вновь, я получал с каждым таким толчком все больше удовольствия.       Чтобы не забыл, как ты прижимал мои руки к столу, не давая дотронуться до себя, вырывая из меня недовольное мычание. Ты начинал шептать мне о том, что я могу прекрасно кончить и сам, что помощь рук мне не нужна, припоминая мне все наши разы, когда так и получалось.       Чтобы не забыл, как твои движения становились резче и быстрее с каждым разом, как ты начинал дышать еще тяжелее, сильно сжимая мои бедра руками, впиваясь в кожу пальцами, оставляя следы.       Чтобы не забыл, как мне хватало пары самых резких и глубоких толчков подряд, сильного укуса в шею и твоего хриплого "Егор", чтобы я содрогнулся, задержав на секунду дыхание, и кончил, пачкая свой живот спермой, рефлекторно начиная сжиматься вокруг тебя и заходясь в новом громком стоне, сквозь который проскальзывают и маты, и твое имя.       Чтобы не забыл, как я руками притягивал тебя к себе сразу же после полученного оргазма, обнимал, цеплялся за плечи, и шептал, словно в бреду, тебе на ухо то твое имя, то все те же маты, а потом простое, глупое, детское признание в любви, прикусив за мочку уха. И это становилось твоей последней каплей, ты отпускал себя. Уткнувшись лбом мне в плечо, кончал прямо в меня, шепча такие же глупые и детские слова взаимности.       Чтобы не забыл, как потом ты обнимал меня, нежно зацеловывая мои искусанные губы.       Чтобы не забыл, как после всего, укладывал меня в кровать, укутывал в одеяло и приносил вкусный кофе с корицей, который был твоим "фирменным блюдом". Говоря: "не получилась яичница - зато кофе прекрасный варю". А я не мог поспорить, потому что кофе и правда был превосходным.       Если ты правда хочешь, чтобы я не забывал - я не забуду. Да даже если ты не хочешь, чтобы я все помнил - я все равно буду помнить. И я буду продолжать надеяться, что ты тоже все помнишь, возможно, даже лучше меня.       Я просто продолжу всем врать о том, что счастлив.       Что счастлив с девушкой, с которой сейчас танцую первый танец молодожен. Что счастлив, что она - моя единственная. Что счастлив, что она, скорее всего, позже станет матерью моих детей. Что счастлив, что она теперь будет той, кому на самом деле будут посвящаться все мои новые песни. Что счастлив, что она есть у меня.       А может, продолжим врать вместе, а, Тимур? Не отказывай сразу, подумай. А я подожду. Столько, сколько нужно.       Но знай, я буду помнить это все.       Просто я выберу ложь.