Тараканы в моей голове

Изящный Вронский, затянутый в прекрасно сидящий на ладной фигуре шитый золотом мундир, обличающе протянул мне бальную книжечку из тонких пластинок слоновой кости: — Четыре дня! Четыре дня как я вписан в ваш карне! И что же? За все это время вы уделили мне жалких полчаса! — Простите, граф, я была страшно утомлена жизненными перипетиями, одно перечисление которых недостойно вашего внимания… — отвечаю я снежной красавице, тихонько думая про себя: «Подождешь… Я на твой счет пока еще ничего не решила… Хоть Вронский и хорош». — В конце концов, вы не единственный, кто ждет… Хикару окидывает презрительным взглядом переполненную комнату. — И кто из них сравнится со мной в родовитости? — Я, например? — с открытой улыбкой, без малейшего ехидства в голосе спрашивает Айка: на голове шапка Гэндзи, костюм из Микеланджело, мантия Людвига дополняет гардероб. — Простите, но речь сейчас не о вас, не ради вас меня бросили на середине записи! А она даже не посмотрела, как я великолепно танцую! — Не лучше Оуры, — мягко уточняю я, с грустью глядя на пустующее кресло: богиня не приходит надолго… — Не лучше, — спокойно признает Вронский, но тут же взрывается. — А её?! Её-то за что вне очереди?! — За силушку и стать, — Тамаки вальяжно раскинулась на диване поодаль, на лице уверенная ухмылка, — и за собственное кошачье любопытство. И скажу я тебе, граф, она осталась вполне удовлетворена процессом… Хикару оставалось только сделать фейспалм белоснежной перчаткой. — Ладно… — с тяжким вздохом смирился с не менее тяжкой судьбой Вронский. — Но сегодня-то танец за мной? — Простите, граф… — ответила я, выуживая из складок бального платья боевую сковородку, — но еще один вечер придется подождать… Издалека раздался приближающийся шум, через некоторое время стало можно различить отдельные слова на японском и испанском — в основном нецензурного свойства. — А теперь-то кто? — обреченно спросила Хикару и, махнув рукой, уселась на банкетку. Ответить я не успела: дверь распахнулась и на пороге, сшибая косяки многочисленными прилипшими к заветному телу девицами, появился на редкость музыкально орущий тип с перекошенным лицом и длинными волосами. Раздался громкий «бздынн» и в бальной зале воцарилась тишина. — А вот и он, господа, — со вздохом «представила» я лежащую на полу тушку. — Простите, я слишком долго ждала, чтоб игнорировать его появление… Ну, здравствуй, Дон Жуан!