Нет места лучше...

На восходе солнца я уже стояла, облокотившись на старый, мшистый вяз, у самой дороги из жёлтого камня. Было страшно холодно и капли росы, словно мерцающие бриллианты, оседали на красных туфлях-лодочках. Не места лучше дома...Нет ничего страшнее ожидания. - А вот и ты, мой железный, бессердечный друг! - подчёркнуто драматично приветствовала я появившегося с опозданием Дровосека. В Канзасе я оставила неоконченный театральный колледж. Собственно, я многое оставила в Канзасе: родной дом, семью и друзей, восхитительные пейзажи полей, лесов, рек, и я убеждена, что последние принадлежат именно моей душе, но и душу свою, а вместе с ней и всё человеческое я оставила в родном штате. Утянуть за собой в этот "волшебный" мир мне удалось лишь мой верный талант, который был предан мне едва ли не вдвое больше, чем старый пёс Тотошка. Он кормил меня и служил защитой. Всякий раз, когда мне было страшно, больно или обидно, он моментально перерастал в защитный механизм, одевал меня в самый разные, самые удивительные роли и заставлял безукоризненно читать мой текст. Я не чувствовала и четверти того, о чём говорила... но, стоит отдать должное, это не однократно спасало меня. Играть равнодушие мне нравилось больше всего. Непередаваемо то чувство, когда в голове за одно лишь мгновенье разрываются тысячи ядерных войн, разъярённо взрываются сотни вулканов, уничтожая миллионы Помпей и Атлантид, глухо рычат, сметающие всякую жизнь, хладнокровные волны цунами, а лицо тем временем медленно плывёт в улыбке. Мурашки по коже! Будто ты только что улыбнулась всем четырём всадникам*. И каждое движение тела, и интонация, и не дрогнувший голос, всё выражает небывалое спокойствие, сказочную умиротворённость, будто сейчас, в эту самую секунду ничто в моей душе вовсе и не было объято яростным пламенем, вовсе не рушились с величественным, предсмертным рёвом небоскрёбы, вовсе не гибли одна за одной клетки организма и вовсе не наступал страшный Судный День, Апокалипсис, Рагнарок... Ничто не могло заставить меня показать весь ужас от потерь моего внутреннего мира. В конце-концов, я стала не властна над этой ролью. Процесс превращения таланта в защитный механизм сделался самостоятельным и необратимым. Он сломал мою волю, я стала рабой своего страха. - Здравствуй, Элли,- дребезжащим голосом ответил мне закованный в железо Дровосек,- неужели именно это отвратительное утро ты выбрала для принятия столь важного решения? Я сузила глаза, искоса рассматривая груду металлолома, под которой сложно было представить обычного человека из плоти и крови. - Что плохого в сегодняшнем утре? Дровосек с глухим стуком опустил свой зачарованный топор на землю лезвием вниз и навис над ним, облокотившись обеими руками на серебряную рукоять. Тот час из под лезвия весело поскакали в разные стороны бриллиантовые капли росы, идеально отполированная сталь сияла в первых лучах рассвета. - Не слишком ли холодная погода? - Я больше не чувствую холода,- мягко улыбнулась я, вышагивая туда-сюда, как хищник, готовый в любую секунду вцепиться в горло. Какое враньё! - Я тоже, - признался Дровосек. Я чувствовала холод и совсем не думала нападать на кого-либо. Это был лишь ещё один спектакль защитного механизма. Я создавала иллюзию опасности для собеседника, заставляла если не боятся, то по крайней мере быть настороже. - Ах, как много функций оказывается выполняет сердце. Всего-навсего какая-то мышца... - Не какая-то, а самая сильная в теле человека,- грустно усмехнулся он,- твоё ведь ещё бьётся? Показалось ли мне или я действительно расслышала надежду в его голосе? Железный Дровосек был отвратительным актёром, но, заковавшись в доспехи, он навсегда лишил своего оппонента возможности ухватить хоть незначительную часть информации в его мимике, взгляде, жесте... - Едва ли, - и глазом не моргнув, ответила я. Я снова врала. Скудные десять-пятнадцать ударов в день превращались в двадцать, а то и все тридцать, когда рядом находился он. Вот и сейчас на каждую мою фразу оно отвечало возмущённым ударом, надеялось причинить таким образом боль. Получалось неплохо. Мне стало страшно, я постепенно впадала в панику. Почти разжав зубы чтобы привнести хоть каплю правды в этот диалог, я услышала гневный выкрик: "Читать по тексту! Не сметь откланяться от роли!" и снова стиснула их. - Весьма прискорбно, - отозвался мой железный друг, - я уже и забыл каково это - жить с сердцем. - Я помню,- презрительно фыркнула я,- совсем не весело. Ехидность гиены нескрываемо сквозила из моих фраз, а мир, тем временем, безостановочно гибнул. - Кстати! Ты обещал мне рассказать об этом увлекательную историю. - Не сейчас... - Боюсь, другой возможности не представится, - и только в этот момент до Дровосека похоже, наконец, дошла серьёзность моих намерений. Он выпрямился. - Мы надеялись на тебя, Элли, - преувеличенно сердито он пытался воззвать к моей совести. Как объяснить этому человеку, что она осталась в Канзасе? - неужели ты готова вот так всё бросить? Неужели ты оставишь нас на пол пути к Великому Гудвину? Элли! Да ведь ты сама позвала нас с собой! Я поперхнулась смехом. Ненастоящим, конечно же, профессионально наигранным. - Я огорчу тебя, мой друг, но скажу правду, - рука легла на ледяное, нечеловеческое плечо, - Я больше не уверена в том, что я всё ещё Элли. Я не знаю существует ли она. Однако, я знаю точно, что Гудвин Великий и Ужасный не более, чем красивая легенда. Теперь я знаю это наверняка... Наше несчастное Пугало никогда не получит своих мозгов, но научится хорошо это скрывать за разнообразными дипломами и длинными словами. Так же, как Лев, в душе навсегда остающийся трусливой кошкой, научится быть смелым в своих рассказах. Так же, как ты - навечно обделённый сердцем. Так же, как я - застрявшая до самой смерти в этом Изумрудном городе, в проклятой стране Оз... Дровосек помолчал. В самом деле, а что тут скажешь? Я даже не догадываюсь о чём он думал всё это время, но после затянувшейся паузы, сразу начал рассказ о своём сердце. Он говорил о прекрасной княжне далёких земель, столь красивой, что каждый мужчина в её владениях был так или иначе в княжну влюблён. Подданные прозвали её "Амау Тика", что на их языке означило "алый цветок". Увидев её однажды, Дровосек бессознательно стал искать повод для новых встреч и вскоре так полюбил Амау Тика, что не смог даже есть и отказывался пить. А когда выяснилось, что любовь Дровосека останется неразделённой, он собственноручно вырезал колотящегося в груди мучителя. - Как её звали на самом деле? - с едва заметным, но искренним сочувствием спросила я. - Мне теперь и не вспомнить,- Дровосек шагнул ко мне и склонился так близко, ровно настолько, чтобы я смогла разглядеть под сталью ужасающе ледяные глаза. - Элионора. И, отойдя, он чуть менее уверенно он добавил: - Кажется. Не выдержав, я отвернулась и медленно прошагала вперёд, касаясь пальцами листьев и цветов пиона. Что-то похожее на жужжащих металлических стрекоз встрепенулось ото сна и взмыло вверх. - Уж не питала ли ты иллюзию, что можешь с ней сравниться? - бросил ножом в спину Дровосек. Я обернулась и впервые не смотря на доспехи смогла представить его гордую осанку, смотрящий на меня сверху вниз высокомерный взгляд. А ведь он был не намного выше. Ха! Обычный парень. Такой же как и все, но в кованной клетке. - Ну, что ты! - "как можно тише и смиреннее" - диктовал сценарий, - Как можно? Ведь... у меня из алого, - каблуки словно сами собой звонко ударились друг об дружку. "Нет места лучше дома", - лишь эти туфли, не сегодня, завтра сделающие меня злой ведьмой, новой Бастиндой... И в эту минуту будто резко закончилась буря и я уже решила, что всё закончилось, всё осталось позади... - Ну, и куда же ты теперь? - Для начала найду моего Тотошку. Где-то же ходит этот кобель! ...Но я ошиблась. Мой Судный День начался сызнова, мой Рагнарок терзал мне душу с новой силой, мой Апокалипсис стал моим адом, повторяющимся снова и снова. Я умирала, не возрождаясь из пепла, не воскресая на Пасху, одна моя смерть влекла за собой следующую и этому не было предела и конца. Спустя полминуты неловкого молчания я начала чувствовать, как бледнею и задыхаюсь. Дровосек не произнёс не слова, но начал медленно сокращать дистанцию. Я рисковала выдать себя, уничтожить свой образ, спалить к Генгемовой бабушке весь театр и, во избежание плачевных последствий, предсказуемо отвернулась. - Какую интересную историю ты рассказал, Дровосек,- сказала я в конце-концов, - одного я только не пойму. - Чего же?- его голос прозвучал у меня прямо над ухом. Мы столкнулись глазами. Больше отводить взгляд я не могла. Обратного пути не было, он стоял почти вплотную. - Как можно вырезать то, чего не существует?

***

Солнце в полную свою силу осветило яркие краски страны Оз: поле алых цветов, где от очарованного сна тихонько пробуждались трусливый Лев и глупое Пугало, пылающие камни цвета разлуки, где Элли навсегда прощалась с Дровосеком и Изумрудный город, куда не суждено было дойти самой странной в мире компании.