Свод счетов

Выбравшись за ворота Мосфильма, жертвы фанатской любви резвой трусцой добежали до машины Страхова и повезли «натуру с тонким психологическим устройством», то бишь, Анатоля, домой. Сдав его с рук на руки супруге, вернулись в машину и закурили. Сизый дымок выплывал в приоткрытое окно и таял в вечернем небе, а они молча сидели и с жадностью смотрели в глаза друг другу. Когда сигареты догорели, Петр улыбнулся: - Поехали. Только не к тебе, а ко мне. Даниил молча кивнул и завел мотор. Всю дорогу Петр, откинувшись на дверцу, разглядывал Страхова. Легкая ироническая усмешка блуждала по губам Красилова и сильно нервировала Даниила, бросавшего на спутника частые косые взгляды. - Чего это ты меня так разглядываешь? - не выдержал, наконец, возница. - Да вот, понять пытаюсь, куда делся мой барон? И нравится ли мне сие чучелко, которое отзывается на имя Даниил. Кстати, чего ж остальным-то имена не оставили? Был бы Анатоль Саныч - Толиком, эфеб ваш юный - Стасиком, дешево и сердито. - А ты, оказывается, не только тело разглядел, но и имя запомнил, душа моя? - прошипел Даниил. Машина стояла в пробке у светофора, и у них была возможность поиспепелять друг друга грозными собственническими взглядами. - А что мне еще остается, если ты играть со мной не хочешь, за последние три месяца твоего внимания хватило на два телефонных звонка и несколько смс-ок? Только и дел, что наблюдать, как ты по экрану скачешь, черепашка-ниндзя! Что ни серия, то сплошные «9 с половиной недель». Эротика с акробатикой. А еще «Настю» ругали! Да она по сравнению с вашим «Талисманом» чиста, аки ангел! Ты чего встал-то? Езжай уже, нам зеленый, - все больше заводился Петр. Вот так, переругиваясь, и добрались до жилища Красилова. Едва зашли в квартиру, как Страхов почувствовал себя распятым прямо на входной двери. Сильное горячее тело вплавляло его в дерево, соскучившиеся руки ласкали, а жаркие губы шептали в ухо: - Запомни Страхов, я не ревную, но декорации ваши сожгу! Благо они там у вас все картонные. С цыганкой своей можешь сколько угодно за диваном прятаться, но если я еще хоть раз увижу, как ты Белого опекаешь… или еще кого… - Значит, к женщинам ты меня не ревнуешь? - Для этого у тебя жена есть. - Петька! Ты все-таки сумасшедший! Да я и так всю «Амедиа» до инфаркта довел, отказавшись в кадре раздеваться. Ты думаешь, они просто так Стаську заставляют постоянно голышом бегать? Мальчишке же доучиться толком не дали, деньгами сманили за ради красивых ножек… Договорить Даниил не успел, задохнувшись от ощутимого тычка под ребра. - Ну, и кто у нас тела разглядывает? - Можно подумать, тебя душа интересует, - простонал Даниил, откидывая голову и подставляя шею искусному язычку. *** Они лежали, крепко обнявшись, на широкой кровати и слушали тишину. Обоим не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть робкое счастье, присевшее в изголовье кровати. Голова Даниила покоилась на груди Петра, и помимо тишины и покоя он наслаждался еще и стуком дорогого сердца. Петр попытался привычно пропустить сквозь пальцы вороную челку, но безуспешно - короткая стрижка исключала подобную ласку. - Как только закончатся съемки, ты отращиваешь волосы! И не спорь, этот кошмар я терпеть не намерен. Серьга эта дурацкая… бородёнка… Господи, на кого ты похож? – тяжко вздохнул Петр, целуя взлохмаченную макушку. - Пе-е-еть, это же клипса. Такая, специальная, на винтике. А смотрится как настоящая серьга, - жалобно проблеял Даниил, потершись носом о теплое плечо. - Я же тебе объяснял, что все это специально сделано, что б я на Корфа не был похож. - Да уж! Барона тут рядом не лежало. Мой Вовка по крышам вагонов не скакал, - улыбнулся Петр. - Ага, он все больше с привидением бренди хлебал и лучшему другу нервы мотал, - приподнялся на локтях Даниил и, склонив голову, почти водил губами по губам Красилова, смешивая два дыхания воедино. - Пе-е-еть, Петька… - Чего? - мурлыкнул Красилов. - Я так давно не слышал, как ты поешь… Спой мне что-нибудь, пожалуйста. Только мне… одному… - легкие, как прикосновения крылышек бабочки поцелуи постепенно стали все настойчивее, яростнее… Когда страсть выжгла весь кислород и они почти задохнулись, Петр прервал поцелуй и сверкнул глазами на Страхова. - И что я, по-твоему, могу спеть в таком состоянии? - он нарочито медленно потерся бедрами о бедра Даниила. - А если я найду решение твоей проблемы, ты споешь? - лукавые ямочки запрыгали по щекам Страхова. - Если найдешь - спою, - настойчиво подталкивал Даниила к «проблеме» Петр. *** - Как упоительны в России вечера… Любовь, шампанское, закаты, переулки… И вальсы Шуберта, и хруст французской булки… Как упоительны в России вечера. Запрокинув лицо вверх и прикрыв глаза, Петр ласкал гитарные струны. Он не столько пел, сколько шептал пронзительные строчки, и Даниил не мог отвести глаз от потерявшегося в собственных чувствах певца. Эти чувства прорывались сквозь пушистые ресницы, виднелись на подрагивающих губах, слышались в струнных переборах. - Пускай все сон, пускай любовь игра. Ну, что тебе мои порывы и объятья? На том и этом свете буду вспоминать я, Как упоительны в России вечера… Гитара в последний раз всхлипнула и затихла, и Петр, распахнув неправдоподобно большие и прозрачные глаза, в упор глянул на примолкшего Даниила. - Петя… - Даниил гибким кошачьим движением встал на колени на кровати, их кровати, и потянул Петра к себе. Торопливо отложив инструмент, Красилов прижался к самому дорогому существу на свете, существу, с которым не хотел бы размыкать объятий, и застыл, всем телом ощущая любовь, излучаемую этим существом. конец