Here I go

      Он всегда любил руки. Смотреть на кисти и пальцы, следить за каждым их движением и завороженно замирать, будто замедляя время. Тонкая кожа, если притронуться и сжать, несомненно приятная на ощупь, покраснения и ранки на костяшках, бесконечное множество никогда не прекращающих появляться царапин.       Левая рука у Эйса была всегда чуть красивее. Луффи любил эти раны, редко видя напарника без них, но всегда подмечая это. Эйс был правшой, но бил левой. Луффи считал это его личной особенностью. Он трепетал, когда видел сбитые в кровь кулаки, не отрываясь следил за каждым разворотом, то как под кожей шевелятся сухожилия и мышцы, создавая новые тени на ладони и запястье, повинуясь каждому движению. Движений было много, как точных, так и лишних, что напротив смотрелось только эффектнее. Работать с ним было приятно — брат понимал с полуслова, предугадывать его действия было не проблемой.       Шум в ушах от быстрого, слишком быстрого, до боли в ногах и отдышки, бега, шум, слишком сильный, позволяющий услышать каждую ноту мимо проходящих людей, нота за нотой, сливались воедино создавая единый ритм города. Светлые и темные, но неизменно серые тона зданий, которые не скрашивали даже цветастые объявления прилавков и довольно-таки частая растительная зелень, нравились мальчику. Чувствуя асфальт под ногами, подошвой стертых кед, горячий и словно пульсирующий от каждого прикосновения, мальчик представлял себе, материализовывал гравитацию, с трудом отпускающую его ноги ввысь. Прыгнув с лестницы и перелетев через довольно большой промежуток, все-таки неумолимо приближаясь вниз, ступни больно врезались в заасфальтированную дорогу. Чувствуя сильное покалывание, Луффи не упал, словно вновь отпружинивая от места соприкосновения с землей, он не колеблясь бросился дальше. Он не любил лестницы. Луффи казалось будто он вертит ногами землю.       Его, в который раз чуть не сбила машина, мальчик вовремя оперся о нее и прыгнул. Приземлившись на корточки, прямо на капот, и немедля с него соскочив, он побежал дальше, игнорируя злые крики водителя, которых он и не слышит — у него в ушах шум города. Луффи нельзя останавливаться или прекратит свое движение планета.       Это чувство. Эти чувства. Хотелось кричать, смеяться и плакать, всем рассказать об этом, закричать так сильно чтоб услышали все-все на свете, хотелось оббежать весь этот мир, но уставшее тело напоминало ему о пределах, каждое прикосновение отдавалось болью, ноги нещадно сводило, но это было такое чувство, как когда очень хочешь потянуться при пробуждении, тело будто требовало — продолжай, отталкивайся сильнее, что бы задрожала Земля, раскачай мир.       Луффи прекрасно знал на что он способен, а что лучше немного отложить, не важно на минуты или года, но никогда не на всегда.       Хотелось привычно разбежаться, забежать на крыльцо одного из магазинов и спрыгнуть, все-таки позволив гравитации забрать себя, но и не сдаваться без боя. Руки вытянутся вперед, опираясь на перила и с легкостью их преодолевая, действительность закружится перед глазами, несколько мгновений и он продолжит бежать. Еще один кувырок, такой же, как и многие.       Он слишком устал. Если что-то пойдет не так его поколотят.       Свернув в переулок чтобы сократить путь, Луффи, с трудом вдыхая в горящие легкие воздух, чувствовал, как у него начинает болеть горло и пульсировать где-то в груди. Резкая боль в боку заставила его остановиться. Ноги больше не держали, вдохи были больше похожи на хрипы. Он бежал слишком долго. Теперь точно просто так не уйдет.       Рюкзак за плечами стал слишком тяжелым, тело слишком горячим. Просидев в переулке минут десять, Луффи поднялся и на дрожащих ногах пошел дальше. Кажется, он только что сорвал выступление. Нормального ужина теперь можно и не ждать.       Брат конечно же был зол, вновь говорил, что не нужно тратить силы до начала и что можно было бы просто доехать на велосипеде. Эйс был конечно прав, но не хотел понимать, что Луффи двигал Землю.       Просидев на земле около часа, он вновь засмотрелся на руки брата. Танцевал он прекрасно под любую музыку, однажды, лет семь назад, когда Луффи был еще мелким, а Эйс только начал заниматься танцами публично, он случайно поставил не тот диск и смеясь смотрел на то, как брат около полу часа двигается под спокойную и плавную, скорее балетную музыку.       Движения были одновременно плавными и резкими, он умел сделать так, чтобы они будто бы замедлялись. Казалось, что он дерется с каким-то невидимым противником. Луффи очень хотел танцевать так же хорошо. Не сейчас, но скоро, он сможет даже лучше.       В какой-то момент непреодолимо захотелось присоединиться к брату, занять место этого невидимого противника, ловко уклоняться от каждого удара, предугадывать новые. Поддаваясь порыву, мальчик перестал быть простым наблюдателем и бросился в белый круг — след от соприкосновения мела с асфальтом. Гравитация причастна и к этому?       Отдохнуть полностью от бега он еще не успел. Это было словно уже не понятно какое по счету, второе дыхание, подкрепляемое сильным желанием.       Эйс не был удивлен. Только кулак просвистел в нескольких миллиметрах от уха Луффи. Ухмыльнувшись, мальчик поднырнул под руку и за три неровных шага оказался почти вплотную к брату. Это именно то, чего он хотел и ожидал.       Это было соперничество, основанное на взаимопомощи. Делать сложные трюки с поддержкой со стороны, было куда спокойнее и эффектнее. Луффи мог отвлечь толпу простыми движениями, пока Эйс сойдя с круга подготавливал сложный прыжок. Эйфория и адреналин захлестнули обоих, шумевшая толпа, собравшаяся вокруг с телефонами и камерами в руках, зашумела еще громче, когда младший, взбежав по стене сделал кувырк назад, успев в воздухе хлопнуть ладонью об ладонь Эйса. Приземлившись, мальчик потерял равновесие и упал на твердый асфальт, сдирая кожу с рук и коленей. Старший, не задумываясь, мгновенно рассек ногой воздух над головой брата. Перекатившись набок, Луффи сделал подсечку. Так и должно быть. Все в порядке. Они же Напарники.       Эйс танцевал уже давно, час не меньше, было видно, как его дыхание сбивается, руки при соприкосновении с землей дрожат, пытаясь выдержать вес владельца, был виден злой оскал, как и недавно у Луффи — злость на себя, за несовершенство своего тела. Пот был, раздражал, но уже давно не мешал, а воспринимался, как должное. Эйс был опытнее, гораздо лучше, сильнее, сообразительнее. Всегда помогал, поддерживал, если что. Именно на нем и строилась жизнь Луффи, он даже не знал, как прожил бы все эти тринадцать лет без брата, всегда улыбавшегося, пусть даже насмешливо, когда маленький Лу плакал. Всегда так по-доброму колотил-щекотал, будто бы вбивая то, что все будет хорошо.       Луффи любил своего брата безмерно. Любил и мечтал превзойти, Эйс был идеалом, целью, по достижении которой обычно ищут нового, более сильного соперника. Не сейчас, точно не сейчас, но когда-нибудь точно, он сделает удачную подсечку, заставит брата запыхаться больше чем он, танцевать, до боли в мышцах танцевать.       Но сейчас он был ощутимо сильнее, хоть и казалось, что он воспринимает его как равного, позволяет тренироваться вместе с ним, учит сам. Луффи понимал это и признавал, он был бы даже не против, если бы брат достиг вершины — перебрался бы с улиц на сцены, один город за другим, и оказался бы в главном городе страны, Рафтеле, на его улицах, покорил бы его. Тогда, превзойти брата было бы еще интереснее, еще более захватывающе. Неофициальная столица — мечта для любого танцора. Интересно какой у этого города ритм? Наверняка бесподобный.       Эйсу всегда побеждает. Даже если бы он сейчас дрался без одной руки, Луффи все равно был бы побежден. Повержен.       Луффи гордился тем, что они с Эйсом не просто братья. Напарники. Накама. Более тесной связи с ним не может быть ни у кого другого, он только его брат, только с ним он может так танцевать. Только с ним он может жить, есть за одним столом, спать в одной комнате.       Эйс ничего не говорит, не подает руки. Сейчас это только раздражало, что-то вроде милостыни, подачки поверженному, взгляд сверху. Луффи привык быть снизу, смотреть вверх, он делал это всю свою жизнь, даже когда стоял.       Он просто кидает брату бутылку воды, открывает свою и обливается, меняет футболку. У Эйса тело красивое, мускулистое и подтянутое, есть за что обнять, со всей дури, прижаться сильно-сильно, он рвано охнет. Но не почувствует.       Дома, оставит брата и на заработанную мелочь побежит в магазин. Луффи ест много, но меньше брата — больше половины денег здесь заработал не он. Хотелось быть менее бесполезным в финансовом плане — Эйс содержит его еще с раннего возраста, и неизвестно сколько сил он в это вложил. Очень, безумно хотелось помочь, сделать больше. Брат всегда говорит, что он поможет, если не будет получать столько ссадин и вообще, лучше б он в школу так часто ходил, как падал. Но при чем тут школа, она не поможет освоить улицы, ни одна школа в мире не заменит ему того, чему он учится вне ее стен. Быть быстрее, сильнее, изворотливее — во всех смыслах.       Он не просто так проводил часы на старой площадке.       Не особо толстые стены квартиры никогда не защищали братьев от холода — но на юге это и не было нужно, разве что зимой, но старший, как казалось Луффи, был слишком теплым для человека, чтобы к нему не прижаться. Жарко, душно, но Луффи не отпускает. Спать без одеяла, которое брат, будто бы насмехаясь над ним, убрал куда по дальше, он не мог, поэтому приходилось обнимать не смятую прохладную ткань, а горячую руку брата, или его самого, чему младший был даже рад. Обниматься с Эйсом было приятно в любом случае, жарко тебе или холодно. Старший всегда, каждый раз пытался отодвинуть от себя надоедливого члена семьи, но в конце концов, засыпая, сам прижимал к себе мальчика, до самого утра, когда Луффи всегда просыпался первым, и улыбался, не желая будить брата, выбираться из желанных объятий, но всегда делал это, а Эйс даже и не просыпался.       После этого жизнь в обшарпанной квартире, вместе с престарелой бандиткой и ее прислужниками, вечно выпивающими и требующими с братьев денег, уже не казалось такой ужасной.       Раннее утро светило своим тусклым светом. Стены, покрытые белой краской, старый скрипучий пол — почти ничего не изменилось, даже свет не мог сделать это место светлее.       В холодильнике опять не было еды. Какая-то крупа нашлась в шкафу, но как ее приготовить Луффи не знал. Без завтрака. Снова.       Накинув на майку рубашку, мальчик выбежал на улицу. Машины ездили даже в такой ранний час, видимо некоторым нужно было на работу. Луффи в который раз подумал о том, что никогда не хочет работать. Закончить школу, университет, жить по специальности до самой старости, еле как находя выходные дни, это все виделось настолько ужасным и так стремительно приближающимся будущим. Урвать в могильные лапы еще одного живого человека, забрать возможности путешествовать, оставить след в истории, жить для себя, а не для кого-то. Как бы он не думал об обратном, Луффи ведь всегда жил для себя, никогда никого не слушал, получал раны и синяки, заставлял брата и друзей о себе волноваться. А Эйс живет для него?       Глубоко вдохнув прохладный, осенний воздух, будто бы становившийся еще более холодным с каждым дуновением, срывающим и уносящим за собой пожелтевшие листья, Луффи поежился и резко развернулся. Не то, что бы было сильно холодно, для северян это летняя температура, но мальчик, выросший на солнышке, замерз. Он никогда никому не признался бы в этом, но в этом году октябрь был холодным.       Лето закончилось, забирая с собой еще одну главу их жизни.       В который раз? Сколько раз он уже видел эти листья? А сколько еще увидит?       Дойдя до конца улицы, видя перед собой множество одиноких серо-коричневых причалов, темноволосый перелез через забор и прошел, по доскам, между которыми, можно увидеть волнующееся ветром, бирюзовое море, до конца, а затем, спустившись по лестнице, сел на самый край, и свесил ноги в низ. Не достают.       А море сейчас такое же холодное как воздух?       Море не замерзало. Совсем-совсем никогда. Покрывалось волнами, колыхалось мелкой рябью, штормило, покоилось штилем, но никогда не покрывалось даже тонкой корочкой льда. А лужи на земле покрывались. Что теплее, воздух или море? Эйсу говорил, что воздух. Луффи думал, что море.       Может ли быть что-то холоднее осени? Сердца людей, которые она заморозила.       Утренние синие сумерки разрезали золотые лучи, проходя миллиарды километров, а может даже и больше, пролетая над синими волнами, врезаясь в чаек, землю, в него. Солнце всегда спасало. Луффи хотел бы пробежать по его лучам.       Восторженный вздох сорвался с губ и улетел ввысь белым облачком. Небо и море слились в одном светлом и сверкающем золотом сиянии, отливающем красными искрами. Утро. Это как новая жизнь, новые дела и мнимое ощущение безмерности времени. Сливается, освещает все, что видит и не видит, а земля впитывает в себя тепло. Но это произойдет еще не скоро?       Теплая куртка опустилась на плечи. Эйсу пришел. Луффи заулыбался еще сильнее, ничего не говоря указал рукой на небо. Море. Такое синее, чистое и свободное, не видно противоположного конца, да и есть ли он вообще? Уплыть вперед и вернуться на это же место, через год или два, восторженно смотреть на точно такой же рассвет и знать, что ты увидел этот мир, покорил море. Сам этот закат, само Солнце, доплыл до того берега.       Это необъяснимое возбуждение, накатывающее, когда ты видишь то что тебе нравится, то, что вместе с каждым вдохом дает тебе силы и вдохновляет. Когда ты видишь то, что кому-то нравится то, что делал ты. Когда хочется делать это снова и снова. От волнения пересыхает в горле, от радости губы растягиваются в улыбке сами собой.       — Эйсу, я покорю этот мир!       Он всегда посмеивался. Не верил? Луффи так не думал. Эйсу было интересно наблюдать за тем, как растут амбиции маленького брата. С «Я научусь танцевать» до захвата мира? Мило.       Сжав кулачки, и обращаясь уже будто бы не к брату, единственному, кто его слышит, а к позолоченным волнам и бегущим облакам, Луффи закричал так громко, как только мог.       — Я покорю Рафтель!       Успев лишь ойкнуть, Луффи оказался прижатым к прохладным доскам причала. Покорять мир под командованием одного из них они не собирались. Эйс был сильнее. Луффи оставалось либо позволить ему доминировать, либо отказаться от напарника. Чего он не хотел допустить больше, он не знал и сам. Просто старался не думать об этом и пускал все на самотек, загоняя себя, чтобы стать лучше.       Закусив губу, Луффи не отводил взгляд. Вздохнув, старший брат отпустил его и снова усмехнулся. Покорить этот город собирался именно он, у младшего сейчас вряд ли хватило бы умений, да и ума. Он вряд ли даже выжить сможет без него. Но что поделать, Эйс тоже когда-нибудь закончится. И случится это может в любой момент.       — Есть-то собираешься? — Внимательно посмотрев на брата, старший засунул руки в карманы. Даже предусмотрительный Эйс не думал, что будет так холодно? И отдал свою куртку, хотя брат даже не подавал признаков того, что замерз. Может быть чувствует? Или просто знает, что Луффи не признается, даже если покроется ледяной корочкой. Знает, очень хорошо все знает.       Знает, что Луффи голодный, что дома почти нет еды, а у них сейчас нет денег.       Эйс давно перестал скрывать это от Луффи. Мальчик относился к подобным почти так же серьезно, как и он, всегда помогая. Тратя не восполнившуюся энергию. Вдвоем было быстрее и комфортнее, но Эйс отнюдь не хотел такой жизни для брата. Луффи же сам упорно рвался в белый круг и радовался. Им обоим это нравилось. Для Луффи это не обязательно. На спине у Эйса клеймо старшего брата.       Так же как этот рассвет, Луффи хотел пронзить собой брата, родной город и чужие. Сердца всех прохожих, удивленно и с некоторым восторгом смотрящих на танцующих людей. В городе их было не много, не больше пяти, всех их хорошо знал Эйс и лишь двоих Луффи. С Марко, его брат вел тесную дружбу, младший, хоть и не часто видел их вместе, знал об этом. У него были и свои приятели в школе, он гулял с ними после уроков, показывал красивые прыжки, даже ходил в гости и ел их еду. Но не уделял должного внимания, почти всегда предпочитая брата простым прогулкам.       Эйс был популярнее у ребят его возраста, которые уже в серьез занимались танцами и собирались уехать из города. Луффи не обращал на это внимания, стараясь полностью занимать брата собой.       В первый раз он заметил это, когда в очередной раз добирался до набережной, бегом. Бег был жизненной необходимостью, дыханием для него и прохожих, он чувствовал, что, когда он бежит, город становится оживленнее, в него вселяется особый дух свободы, скорости, суеты и улиц, который так любит Луффи. Бежать нужно было. До конца.       Было очень весело скользить ногами по слякоти и замерзшему тротуару, чувствовать ощущение падения, но всегда сохранять равновесие, и весело смеяться, смотря на неуклюжих прохожих, двигающихся с опаской.       Зимой было весело и холодно, можно было упасть в снег, покататься на коньках, нужно было искать более или менее закрытые места для танцев или ждать теплых дней. Этот день был теплым, но все прохожие неизменно ходили в куртках. Это так странно, то, что люди зимой называют теплым, такое холодное летом.       Он не мог больше, в животе крутило, горло болело, а ноги отказывались двигаться. До набережной один спуск. Один спуск отделяет его от цели, поставленной в десять лет, пробежать, быстро, без остановок до самого круга, наверняка уже начерченного братом. То, чего он добивался так долго.       Светофоры кончились. Ничто не мешало Луффи сбежать вниз и выбежать на чистую набережную, с не до конца растаявшим снегом по краям и людьми, в теплых куртках и шапках.       Эту дорогу он знал наизусть. Каждую улицу, каждый поворот, он мог бы добежать до моря с закрытыми глазами. Он мог бы найти любую кошку, любую муху в каждом из дворов, мимо которых он пробегал. Для Луффи это место было как родное.       Город был не большим, но это же город. Луффи отлично ориентировался только в тех места, в которых он бегал чуть ли не ежедневно, но, благодаря дедушке, он знал, что делать, если вдруг он побежит не туда и заблудится. Знал, куда бежать, к кому обратиться, кого ждать, с кем идти нельзя.       Гарп, как истинный заботливый дедушка, первое время растил его сам. Оставлял в магазинах, забывал на улице, брал с собой на работу, а возвращался один. Никогда не искал, лишь потом скинул на попечение подросшему Эйсу и избавившись от малявок, начал разъезжать по командировкам, иногда приезжая и навещая внуков, ежемесячно присылая им немного денег на еду и одежду. Луффи уже привык к тому, что он терялся. Он всегда рано или поздно приходил домой или его находили прохожие и возвращали обратно, по адресу, записанному на клочке бумаги, у Луффи в ладони, который ему каждый раз коряво выводил Эйс.       Но однажды, Луффи остался один. Совсем один, в каком-то очередном переулке, абсолютно пустом и тихом. Он даже не помнил, как попал сюда, убежал с людной улицы, когда его попытался увести страшный мужчина со шрамами, попытался отнять записку. А солнце село. Луффи никогда не оставался так надолго один.       Молчание прерывал только шелестящий, движимый ветром по тротуару мусор, и злые кошки, так и норовившие поцарапать. Везде темно, а людей и нет. Пустота, шорохи и холод окутывали Луффи, одетого в легкую синюю курточку. Сбоку, к мальчику подкатилась банка из-под газировки, остановившись у его ноги. Вздрогнув и поежившись от резкого звука, темноволосый осторожно пнул ее обратно.       Мимо проехала машина, на несколько секунд осветив переулок. Никого не было. Обычные шорохи уже не казались обычными, как мальчик старался себе внушить. Черные тени, с ослепительно красными в этой темноте глазами, были везде. Подбирались ближе, тихо ступая по асфальту. Мальчик чувствовал, что сейчас не выдержит и заплачет. Это злые духи? Им не нравится Луффи? Они его съедят? Вокруг не было совсем никого кроме них, ни одного человека. Страх, заставлял оцепенеть, хотелось сесть на том же месте, обнять коленки и заплакать, звать Эйса, дедушку, даже Дадан. Он же всегда возвращался за ним? Почему его нет так долго? Почему? Его здесь оставят? Он же только-только в школу пошел, даже не пожил еще, так ведь нельзя.       Что-то дотронулось до ноги сзади. Задрожав еще сильнее, Луффи сжался и обнял себя руками, когда почувствовал неприятное прикосновение к шее. Чуть не упав, мальчик побежал вперед, в темноту, надеясь, что увидит хотя бы улицу, освещенную фонарями. Хоть кого-то. Кошки, собирающиеся было пригреться рядом с теплым ребенком, зашипели ему в след.       Луффи бежал. Впервые бежал так, чувствуя, что бежать нужно. Что, если остановится сейчас, он просто не сможет пойти дальше, перестанет существовать. Шорохи были кругом. Так говорил с ним город. Он был не рад.       Луффи были не рады.       Оперевшись спиной на холодный, еле светящий и постоянно мигающий фонарь, Луффи сел на землю и засунул руки в карманы. Все это время, он хватался за записку Эйса как за последнюю ниточку к дому. Найти взрослого, показать и попасть обратно домой. Карман был абсолютно пустым, в нем не было даже маленькой пуговицы, которую Луффи положил туда утром. Бездумно шерудя пальцами по шелестящей ткани, мальчик заревел. Он потерял не просто клочок бумаги, он будто нарушил обещание никогда-никогда ее не терять, Эйсу будет очень злым, будет ругать его если найдет, говорить, что он такой бесполезный, что даже бумажку сохранить не может. А свой адрес Луффи сейчас вспомнить не смог бы, даже если б знал его. Фонарь был единственным холодным светом. Было ужасно холодно, он никак не мог унять дрожь.       — Дедушка, Эйс, — Едва проговаривая сквозь сжатые от холода зубы, Луффи сжался в клубочек. Брат ведь придет? Если звать его много-много он услышит? Было так очень-очень сильно холодно и страшно, от отчаянья ребенок плакал все сильнее, хоть и знал, что брат этого тоже не любит. Хотелось, чтоб все быстрее закончилось, как-нибудь отмотать время, оказаться снова в кровати, сытым и окруженным вниманием. Лицо и руки были влажными от слез, так было еще холоднее. — Эйсу.       Несколько мгновений, но до замёрзшего и уставшего Луффи не сразу доходит то, что его обнимает что-то теплое, берет на руки, целует щеки, трет ладошки много-много раз, зовет по имени. Он просто продолжал плакать и звать брата, а это точно-точно был он, и никто другой, утыкаясь ему в шею размазывая слезы.       Эйс улыбался. Закутал брата в куртку и прижал к себе. Он тоже боялся, тоже дрожал, стараясь не думать о том, что будет если он не найдет брата, как вернется домой один, как заснет, что будет делать утром. Бегал по улицам, искал везде где мог, кажется тоже почти заплакал. Но Луффи ведь не нужно этого знать? Тогда Эйс перестанет быть тем старшим братом каким хотел быть для него. Закинув уснувшего брата на спину, Эйс, шатаясь, поплелся по пустым улицам обратно. Было сложно найти дорогу, он мало что запомнил по пути сюда, было не до этого, нужно было срочно найти Луффи, забрать и отнести домой.       Никого не разбудив, тихо отворить дверь, прокрасться в комнату, прижать Луффи к себе и укутаться в плед, наконец-то засыпая, сжимая брата еще сильнее, так они оба могли не волноваться больше.       Луффи всегда знал, что он придет, что бы ни случилось. Поймет, научит, поможет. Это же Эйсу. С ним было так приятно обниматься.       С тех пор Луффи неоднократно возвращался на то самое место, замечая, что кошки вовсе не злые, если их хорошенько накормить, а шорохов не так уж и много. Луффи привык бегать, слушая их, убегая каждый раз как они появлялись в поле зрения.       Однажды они исчезли совсем. Город больше не пытался прогнать его. Уничтожить и затоптать своей массой.       Спустя годы, шорохи превратились в гул, живой и будоражащий, привычный, но каждый раз разный.       Город теперь его. Осталось дело за малым, нужно всего лишь пронзить собой его жителей.       Он верил, что, если сейчас он сможет добежать до брата не останавливаясь, город окончательно примет его, поможет, он станет полноправным хозяином, будет чувствовать себя круче брата. Сложно даже представить себе себя, круче Эйса! Он станет таким сильным, быстрым и ловким, что сможет победить брата! И это все за одним только поворотом, надо лишь попросить Эйса станцевать с ним, он сломает его, снизу окажется именно старший. Даже выговор брата за опоздание не сможет убить в нем это чувство!       Это ощущение заставляло его беспрерывно широко улыбаться, трястись от волнения. Он победит его! Победит Эйса! Если не сегодня, когда еще?       Поворот был пройден, путь был завершен.       Ноги окончательно подкосились, а сердце пропустило несколько ударов. Луффи забыл, как дышать, споткнувшись о собственную ногу. Все мечты и надежды разбились у него прямо перед глазами.       Луффи танцевал хорошо, отлично, особенно для своего возраста, лучше многих старших. Эйс замечал это, чувствовал. Старался стать еще лучше. Луффи был очень хорош, но недостаточно.       Всегда был за братом. За его теплой спиной, защищающей от всего, от любой опасности, беды. От известности.       Луффи просто не замечали. Когда он танцевал один, люди неизменно проходили мимо, полиция беспокоила его чаще остальных. Все старшие друзья звали его «братишкой Эйса». Обидно, чертовски обидно, лезть из кожи вон, стараться, показывать другим то, чего он добился, но слышать в ответ лишь скупые похвалы и удивление. Он танцевал хуже их? Когда это такое было?       Луффи раздражался, Луффи смирялся, Луффи танцевал. Танцевал, как и брат в свое время, старался, огромными усилиями привлекая себе новую публику. Танцоры все еще его не замечали. Никто не звал с собой, танцевать вместе, когда он приходил к ним сам, его всегда принимали, давали место, брали с собой, но никогда не звали сами.       Если подумать, брат был единственным его партнером. Только его соперником, и только он должен превзойти старшего. Никто не может с ним танцевать так, как танцует он, в паре. Как…       Напарники.       Хотелось забрать каждую минуту жизни брата себе, заставить видеть только себя, слышать и чувствовать, танцевать только с собой. Если он пока не может ничего сделать со своей популярностью… Он ведь не может тормозить брата? А что, если он делает это еще с самого детства?       Эйс всегда говорил, что делает это только ради него. Луффи это огорчало.       Было так чертовски сложно, перестать ревновать брата к каждому прохожему, понять, что это за чувства внутри него, как от них избавиться, нужны ли они. Было невозможно трудно попросить Эйса делать то, чего хочет именно он сам. Сбросить с себя цепи обещаний и обязательств, а потом просто станцевать вместе, как раньше, для себя, с той мечтой, полыхающей в их сердцах, мечтой о городе, об успехе, о признании. Делать то, что они считают прекрасным.       Когда они вырастут, они оба уедут из этого города, покинут его, как когда-то и Сабо. Уехал, затерялся, украл, забрал с собой их обещания и пропал без вести.       Но сейчас… Эйс танцевал с Марко. На том месте, где должен быть он, был блондин, кардинально меняя танец. Даже Эйс двигался по-другому.       Луффи влетел в лавочку, больно ударяясь ногой и подбородком. Залаяла собака, маленькая девочка в розовой курточке удивленно посмотрела на него, отходя на пару шагов. Танцующие в паре метров от него не останавливались и казалось были так увлечены, что даже не заметили его. Сильно болела коленка, мальчику было тяжело дышать, изо рта вырывались только хрипы. Какая-то женщина сделала ему замечание, сейчас это казалось особенно унизительным и обидным. Не мешать своему брату танцевать с другим. Не мешать.       Мальчик поднялся и прихрамывая заковылял куда-то в сторону, ему было действительно все равно как добираться до дома. На улице тошно, дома тоже. Задумавшись, младший понял, что кроме брата ему действительно не к кому обратиться.       Луффи шел, просто хотел заблудиться где-нибудь, обратить на себя внимание брата, заставить искать, пусть даже ругать, но везде все было до невозможности знакомым. Такое противное чувство, будто бы ты тринадцать лет ел только помидоры и теперь просто не можешь их есть, даже просто смотреть.       Хочешь чего-то нового.       Было действительно холодно, Луффи старался идти и улыбался. Нет, ведь ничего такого не случилось, с ним и с братом все хорошо, этот случай ведь… Ничего не меняет? Ничего же, правда? Эйс и дальше, завтра с ним станцует, если Луффи добежит, то он победит. Все хорошо.       Почему так обидно? Обидно на себя, на брата, на Марко. Луффи не умел скрывать эмоций, ему хотелось сжаться в клубочек и заплакать, как в детстве.       Он уже довольно давно стоял у кирпичной стены у заднего входа в магазин игрушек, бездумно смотря на витрины. Самолетики, куклы, плюшевые игрушки. У Луффи была одна такая. Подарил дедушка, мальчик тогда был очень рад, раздражал Эйса и Дадан, тискал в руках плюшевого зайчика. У него были игрушки, но от дедушки в первые.       Кукол он не терпел, они выглядели слишком не живыми, искусственными, не моргали, не дышали, были слишком твердыми для объятий. Зайчик был в самый раз.       С животными было легче, Луффи очень их любил и Эйсу всегда приходилось силой оттаскивать брата от царапающей его кошки или злой собаки. А они-то и не злыми были, Луффи никогда не замечал в них ничего подобного.       Словно загипнотизированный, оторвавшись от витрин, мальчик поплелся домой. Нога уже болела не так сильно, но наступать было больно. Когда он зашел домой, Эйс уже был там, сидел за столом и пил чай, что-то писал на листике перед ним. Только сейчас Луффи подумал о том, что брат выглядит очень взрослым. Высокий, широкий, повзрослевший. Такой, каким младший не хотел бы видеть себя в ближайшие пару лет. Взрослый.       Обернувшись, Эйс посмотрел на младшего, понимая все моментально. Луффи дулся, расстраивался, старался улыбаться, но Эйс понимал. Иногда мальчику казалось, что это взаимопонимание между ними очень мешает.       Проковыляв в свою комнату, Луффи разделся, осматривая повреждения. Большой синяк на левой ноге, чуть ниже коленки, не сильно содрана кожа, штаны придется зашивать.       — Сильно болит?       — Наклею лейкопластырь и все пройдет.       Постояв еще немного, Эйс вздохнул. Младший видел, что он волнуется, у него самого сердце билось быстрее и громче обычного, больно бухая в груди, даже задержка дыхания не помогала выровнять ритм. Было страшно, что если там внутри с ним что-то происходит?       — Луффи, мне уже семнадцать.       — Я помню.       — Мне нужно уехать.       Подняв голову, мальчик перестал обращать внимания на свое волнение. Это ведь должно было случиться, они с братом теперь будут… отдельно.       — С Марко?       Эйс кивнул. Луффи давно знал, что они оба восхищаются сильнейшей действующей в стране командой танцоров Белоуса. Знал, что у них есть все, для того, чтобы попасть в нее. Что бы стать лидерами групп. Что бы танцевать и снова привести ее к победе. Она ведь так и живет, талантливые люди восхищаются талантливыми людьми, хотят стать такими же, хотя и сами ничуть не хуже. Луффи не понимал этого, он ни за что в жизни бы не стал бы танцевать под чьим-то началом, приведя, вместе с десятками таких же как он к славе имя другого человека.       Он хотел набрать свою команду. Каждый из них должен чувствовать, как он, город, движения, музыка. Должен хотеть стать известным и лучшим, хотеть того же, что и Луффи. Тогда он сделает их лучшими.       Луффи улыбнулся. По искреннему, пожалуй, в первый раз за день, не чувствуя больше тяжести на душе.       — Братик, я тебя обойду.       Эйс засмеялся, и сел на кровать к младшему, потрепав его по голове и крепко обняв. Луффи знал, что брат не позволит ему этого сделать.       — Буду ждать.       Эйс и Марко уехали через месяц. Собрали вещи, немного денег, сели на рейсовый автобус и исчезли, стараясь никого не тревожить, оставляя город на сохранение младшему. Луффи не смог сдержать слез, глядя на удаляющуюся машину, думая, что возможно, они с братом танцевали как напарники в последний раз. Он теперь будет один, присматривать за ним будет только Макино, изредка заходившая в гости.       Все стало по-другому в четырнадцать лет. Танцевать мешали, денег на еду катастрофически не хватало. Было чертовски сложно справляться со всем, учиться, хотя бы средне, убегать от полицейских даже не успев начертить круг, а ночью, засыпать одному, обнимая скомканное одеяло или подушки, подолгу смотря в одну точку.       Друзья Эйса, что остались в городе, старались ему помогать, как бы в дань уважения к товарищу. Луффи не плохо подружился со старшими ребятами, быстро перестал на них дуться из-за того, что брат раньше с ними общался.       Луффи становилось очень совестно, когда он думал, что брату приходилось переживать то же самое, с эгоистичным маленьким, голодным прицепом за спиной.       Было страшно, хотелось просто убежать куда-нибудь к Эйсу и обнять его как раньше, расплакаться в рубашку, попросить прощения за испорченную вещь или очередную ссадину и… Хотя бы просто увидеть в живую.       Время не перематывалось и обратно не возвращалось. Иногда казалось, что все происходящее — дурной сон, и Луффи сейчас проснется под боком у брата, совсем не простуженный и голодный с болящими ногами и руками.       Луффи умел улыбаться. Мечтать, представлять и придумывать. Луффи всегда улыбался, переставая думать о брате, отпуская его, даже не получая и не посылая весточек, вскоре замечал в газетах. Улыбался, предвкушал, воображал огни Рафтеля, где он встретится с братом и своей собственной командой. Интересно, это будет сцена или улица? Город наверняка очень большой и красивый, он точно-точно превзойдет все его ожидания и надежды.       Луффи больше не смотрел подолгу на одно место ни о чем не думая. Луффи больше не натягивал на лицо ободряющую улыбку, делая вид, что все так и надо. Луффи перестал считать дни до семнадцатилетия, проживая каждый день, делая то, что приближает его к мечте. Луффи больше не обнимал во сне подушку, ему перестал сниться брат. Луффи знал, уже и без всяких синяков и подбадриваний — все будет хорошо. Он об этом позаботится.       — Я покорю Рафтель!