Some legends untold

Меньше всего на свете он любил это время дня. Сумерки. Яркий солнечный свет закончился час, два назад, мягкий лунный – еще не ворвался в обитель смертных, и все, что оставалось людям, эльфам, низушкам и прочим счастливчикам под небесами – смотреть за тем, как светило сбегает прочь. Мерзкие ночные твари шевелились в своих логовах, прочищали глотки, разглаживали чешуйки, добыча же уходила ко сну. Мир пустел, чтобы вновь наполниться. Только теперь Имлериху нечего было бояться. Прошли те времена, когда он был добычей, теперь же жертв эльф выслеживал сам. Находил, загонял в угол, покупал или вынуждал приходить самолично… Способов так же много, как угощений, ждущих в мягком свете наступивших сумерек. – Что сказала тебе та бабка? – улыбнулся эльф, смотря за тем, как медленно девчонка прижимает ноги к животу, как пытается не кривить губы в грустной полуулыбке, не показывает ужас, сковавший ее грудь. Бедная жертва. – Она сказала, что если я продержусь хотя бы три дня… – прохрипела эльфийка, набирая в легкие как можно больше воздуха. – То мою младшую сестру тебе даже не покажут. Ответом ей стала лишь широкая неприятная ухмылка. Солгала, а девчонка и поверила ей, надеясь, что этой жертвой сможет выбить дорогому человеку немножко лишнего времени. Эльф сделал шаг вперед, и девчонка, вздрогнув, отшагнула назад, к стене. Старый пол скрипнул, подаваясь воле случая, и девушка содрогнулась от звука. Все ее маленькое тело словно сжалось, каждая мышца… И все же, юная эльфка заставила себя вернуться обратно, разлепить губы и сказать: – Простите. Имлерих позволил себе очередной гнусный смешок. Его, хищника, такое могло лишь забавлять. Такие ужимки не злили, не вызывали в нем жалости, эльф видел в них нечто само собой разумеющееся. Из недели в неделю происходило так: он брал очередную девицу из того борделя, брал и не возвращал, как бы та ни извинялась, как бы ни плакала, ни молила о пощаде. Старая Мадам и не ждала их обратно, заранее получая оплату, сопоставимую всем прошлым расходам и будущим. Иногда, насладившись игрой вдоволь, всадник оставлял женщине надбавку, рассказывая ту или иную подробность, чтобы заметить мерзкий блеск обиды в ее глазах. Почему? Эльфу просто хотелось. Ему нравилось слышать мольбу, чувствовать страх, ломать кости одним только взглядом, а после, словно из жалости, даровать жертве покой, а своей пособнице – боль раздумий. Но сегодня все было по-другому. Имлерих, проживший с собой дольше любого спутника, единственный знал – в плохом настроении тот становился мягче. После неудач, очередной пустой охоты или пропавшего следа, эльф чувствовал, как пустота в его сердце вновь открывает себя. Пустоту нужно заполнить, но жестокости внутри него уже больше нужного. Оставалось ведь лишь одно? Всадник подавил ухмылку, прошел мимо девчонки, старательно отходящей от стены, а после остановился у старого кожаного кресла. Напряжение сковывало воздух, но страх ее все равно пробирался сквозь пространство комнаты. Девушка за его спиной тяжело дышала, она ждала, когда свершится ее судьба, когда время кончится, огромная рука исполина раздавит ее под собой, прежде заставив пожалеть о никчемном существовании. Имлерих не спешил, он действовал медленно, лаская собственных демонов. – Выйди сюда, – холодно произнес он, даже не обернувшись. – Зажги все свечи, я не могу рассмотреть тебя в этой темноте. И что? Ее-то все устраивало. Девушка, и не думая перечить своему новому владельцу, отвесила покорный поклон. Имлерих не оборачивался, только слушал, как мельтешат ее маленькие ножки по полу, как она бегает то вперед, то назад, зажигая одну свечу за другой. Мягкий свет разливался по комнате, и в углу ее уже можно было различить кровать, в середине – пыльный камин, а у стенки – несколько десятков картин, собираемых его покойной ныне матушкой. Он не любил этот дом, не любил, потому что тот напоминал эльфу о детстве. Слуги приходили сюда раз в неделю, чтобы убрать остатки его утех, чаще же дом оставался пустым и тихим. Когда последний фитиль загорелся, а девушка остановилась за спиной эльфа, тот глубоко вздохнул. Кресло привычно скрипнуло под его весом, тени поплыли по полу: Имлерих опустился вниз. Без своих тяжелых костяных лат он выглядел менее устрашающим, и все же, при одном только взгляде на девчонку было ясно, что одно его слово способно заставить ее обмочиться на старый потрепанный одиночеством ковер. – Подойди ближе. Медленно, нам некуда спешить. Девушка сделала так, как велели. Хорошенькая, теперь эльф мог заметить всю глубину. С виду ей можно было дать лишь семнадцать-восемнадцать лет, для эльфийки – чертовски мало. В его мире, в лучшем мире, та до сих пор учила бы грамоту и забытые много веков назад языки… Волосы отрезаны чуть ниже подбородка, кожа – бледна, чиста, словно полотно, готовое для художника, а тонкие губы сложены в еще более тонкую нить. Она смотрела в пол, но даже так Имлерих разглядел светло-зеленый отблеск. Будь девушка Elle, расти в этих краях, могла бы сейчас быть натурщицей, а не шлюхой, могла быть не животным, но высшим существом. Грустно, верно? Судьба брошенных, обиженных, полумертвых собратьев, закинутых в другой мир, заботила Имлериха только в такие моменты. Когда его собственная менялась не в лучшую сторону. Эльф осторожно дотронулся до собственного живота, чувствуя под ладонью сталь мышц. Рана затянулась, но Каэр Морхен оставил на нем след куда глубже, чем та царапина под ребрами. Ласточка в очередной раз упорхнула из их рук, а ведь все по его вине. Нет, никто из всадников, командиров или простых прохожих не смел его упрекнуть, но Имлерих не сомневался… Все так считают. Он оплошал, позволил старому ведьмаку ударить его, а после – дал волю собственной злости, мгновенно заполнившей легкие. Одна сломанная шея старика стоила им целой войны, стоила им Гена Лары. Никто никогда об этом не скажет, но все они думаю, верно? – Откуда ты? – спросил эльф, по-птичьи наклоняя голову в бок. – Как попала в дом матушки Мари вместе с сестрой? Она вообще тебе родная сестра, или так, бродяжья преданность друг другу? Юная эльфка наконец на него посмотрела. Она понимала вопрос, но не знала, в чем его смысл, не знала, к чему бы. Это такая игра? Маленькая издевка перед большим унижением, это разогрев, аперитив? Перед последним… Имлерих не умел читать мысли, но сейчас он и не нуждался в этом даре. По глазам девушки было ясно – она не знает, стоит ли говорить. – Ты из Aen Seidhe? – мягко спросил мужчина, решив подтолкнуть эту беседу вперед. – Да, – спохватилась девушка, чувствуя, что покупатель еще не начал злиться, но уже близок к этому. – Мы с сестрой родились в Вызиме, господин, и жили там с родителями… – Пока не пришла война? – спросил мужчина, не нуждаясь в четком ответе. – Как знакомо. Люди, следуя своим идиотским решениям, развязывают войны, страдаем – мы. И неужели они не могут поумерить свои амбиции? Слова эльфа были столь циничны, что сам Имлерих скривил губы, едва закончив говорить. Сколько эльфов, если считать, пострадало от рук самих эльфов? Один только всадник брал каждые две-три недели новую девочку в том обреченном убежище, брал раз в три недели, возвращал одну в три месяца, если той очень везло. Сам Эредин внушал собственным солдатам, что люди отобрали принадлежащее им именно таким путем: они захватили мир с помощью собственных стремлений. – Пока не пришла война, – подтвердила девушка. – Отец присоединился к черным уже после поражения, а мать… – говорила эльфка, опустив взгляд. – Она не могла прокормить нас пятерых, и попросила меня и сестру помочь ей. – Сколько тебе было? – Четырнадцать. А Дайе – одиннадцать. – Не такое будущее матери должны приносить своим детям, – отозвался эльф тихо. Взгляд его вновь скользнул по девичьему силуэту. Белое платье едва прикрывало ее высушенную недоеданием фигуру, под прозрачной тканью тут и там виднелись очертания шрамов и сходящих синяков, сохранившихся после старых обид. Ее выкинули, несмотря на спрос, избавились потому, что Он желал этого…Что это шевельнуло в груди Имлериха, что, разбуженное поражением и переживанием, подняло голову? Жалость? Как давно он ее питал… Казалось, что в прошлой жизни. Девушка замолчала, решив, что этого достаточно. Ей нечего было ему сказать. Кивнуть, подтвердив слова господина, – будет глупо, продолжить разговор – опасно, ведь на то ей не давали позволения. Или же оно было молчаливым? – Мне очень жаль, судьба не была к тебе добра, – мягко начал эльф, убирая руку от собственной щеки. – Подойди ко мне. И девушка сделала шаг вперед. Неуверенный, скованный, но все же шаг. Она подходила, послушно исполняя приказ, подходила, словно собака, которой некуда уже деться. Ей ведь давали только один выбор: подойти самой или быть забранной силой. Эльфийка остановилась лишь тогда, когда пол между ней и креслом закончился. Мыски ее касались края кресла Имлериха, эльф чувствовал ее сладкое дыхание над острым ухом. – Давай, я буду с тобой добрым, – наигранно-приторным тоном произнес Имлерих. – Хочешь? В ее глазах пробежала искра надежды. Не привыкшая к какой бы то ни было ласке, девушка не умела отличать добрые намерения от злых, всадник понимал это. Жалость крепче впилась в его сердце своими острыми когтями, эльф сжал зубы, не показав девушке своих истинных эмоций. Пусть насладится заблуждением сейчас, пока есть время, пусть прочувствует его доброту сейчас, пока она есть. – Да, господин, – покорно ответила та. – Встань на колени. Его широкая ладонь коснулась ее затылка, когда девушка, совершив над собой очередное усилие, опустилась. Она закрыла глаза, ожидая удара, но эльф только усмехнулся, заметив затравленный жест несчастной. Волосы под пальцами воина оказались мягкими на ощупь, их хотелось гладить вновь и вновь. – Хочешь, я расскажу тебе страшный секрет? – спросил эльф, в одно лишь мгновение позже получив согласный кивок девушки. – Когда-то этот дом был единственным, что принадлежало моей семье. Этот дом. Ветхий и старый уже тогда, сейчас – развалины былого величия. Величия, которое не застали ни отцы Имлериха, ни прадеды. Эльф оскалился в улыбке, понимая, что для напуганной девчонке это имущество уже было Всем, о чем можно мечтать. Рука мужчины сползла с ее затылка, словно случайно задевая шею. Имлерих принялся развязывать шнуровку собственных штанов, не отрывая взгляда от эльфки. – Но даже здесь я не сразу оказался, – вспоминал он, погружаясь в далекое прошлое. О жизни бродяжки Имлерих знал не понаслышке. Когда-то он сам не принадлежал к благородной семье. Предназначение лишило его родителей возможности зачать собственное дитя, Предназначение же и подкинуло им его – чумазого эльфенка, прятавшегося в их пустых конюшнях от дождя. Предназначение играло их судьбами, точно фигурками в шашки. – Ты знаешь, что нужно делать, – произнес эльф словно вскользь, и девушка тут же пододвинулась к нему ближе. Ее пальцы оказались теплыми, губы – еще теплее. Эльф заставил себя стиснуть зубы и не проронить ни звука, чувствуя ее. Небольшая замешка не скрылась от его взгляда. Так часто бывало, молодые эльфки удивлялись размеру своего нового хозяина, удивлялись, и удивление это вовсе не было приятным для них, оно только щекотало эго всадника. – Я… – он задержал дыхание, чувствуя первое касание. Осторожное, словно сам эльф был создан не из стали, но из хрусталя. – Я долгое время был тут лишним… Его рука снова сжала ее волосы на затылке, девушка не издала ни звука, молча внимала, продолжая работу, которой училась столько лет. В ее сознании все еще теплилась мысль о том, что безопасность лишь видима, и выкинуть ее из головы оказалось не так просто. Эльф молчал, вспоминая детство, вспоминая, как привыкал к новой семье, как искал оправдание их доброму отношению. Вспоминал, отвлекаясь от других чувств. Он будил в памяти изнуряющие тренировки, бесполезные занятия магией, не дававшейся ему и вполовину так легко, как другим детям, вспоминал грубости, выслушанные когда-то. Если из рядов Охоты его изгонят с позором, если сладостный сон закончится, Имлерих снова проснется в сточной канаве: маленький, жалкий ребенок в лапах злодейки-судьбы. Имлерих содрогнулся, думая об этом, содрогнулся, вспоминая бытность, оставленную далеко позади. Он не хотел повторения этому, бесконечно долго готов был выслуживаться перед вышестоящими эльфами, лишь бы снова не вернуться к тому, что ждало позади… Одна из свечей погасла, легкий запах дыма повис в воздухе, разбавляя блаженную ночную уже тишину. Девчонка старалась: язык ее работал быстро, губы сжимали его так, как никто и никогда. Притворная ласка работала безотказно, бродяжка готова была постараться еще лучше, лишь бы получить от него еще одно доброе слово, лишь бы не быть обиженной им сейчас. Имлерих сжал губы еще плотнее, вспоминая тот хруст. Хруст его шеи, хруст, означавший, что они проиграли, что упустили рычаг давления, и Ласточка вновь вольна упорхнуть. Эльф вздрогнул, но девушка не поняла, что то от неприязни, она и не думала сбавить темп. Мягкая рука мужчины легла на ее щеку, осторожно отстраняя ту от своего тела. Он все рано обмяк, он не хочет ее сейчас. В зеленых глазах рабыни промелькнула тень интереса: несчастную никогда не отвлекали во время процесса. – Как тебя зовут? – на выдохе спросил эльф. – Амбра, – ответила девушка, явно сократив свое истинное имя до нескольких самых звучных букв, чтобы клиентам-людям было удобнее запомнить при неободимости. – Красиво, – солгал Имлерих. – Я… Я хочу, чтобы ты остановилась и послушала меня. Ее взгляд изменился, тень страха снова промелькнула в глубине измученной девичьей души. Имлерих осторожно погладил эльфку снова, позволяя себе больше нежности, чем обычно. Сейчас, вспоминая собственную нужду, понимая, что все это может повториться, Имлерих жалел ее, как любую другую бродяжку, встреченную им ранее. Его пальцы мягко скользнули вниз, застегивая две верхних пуговки тонкого пеньюара девушки. Она хороша даже в одежде, особенно хороша, когда смотрит ему в глаза. – Я хочу, чтобы ты осталась здесь, как послушная девочка, чтобы ты дождалась меня к следующему разу. Завтра придут мои слуги, и ты как раз передашь им мою расписку о тебе. – Но я, господин… – залепетала девушка, не понимая. – Я думала… – Что сегодня же и умрешь? Может, не все, что говорят обо мне – правда, – заметил эльф с улыбкой. – Сегодня мне нужно будет уйти, но я бы хотел остаться. Настала его очередь отводить взгляд. Так нельзя делать, Имлерих понимал: оставлять игрушку дольше игры – к ней привязываться. Но, может быть, время пришло, и обрести постоянного спутника – уже можно? Нет, всадник еще не стар, но душа его, быть может, уже натерпелась. Эльф снова взглянул в ее глаза, жалея о том, что не может, не хочет взять девушку уже сегодня. Он коротко улыбнулся ей, осторожно приобнял, прижимая к себе. Удивительно маленькая, достает ему лишь до середины груди... Ничего, у них еще будет на это время. – Куда вы пойдете? – спросила девушка тихо, позволяя себе осторожно обнять мужчину в ответ. – На Лысую Гору, – ответил ей эльф, не считая нужным хранить то в секрете. – Мне нужно появиться на их шабаше, а после – вернуться к работе. Это займет три-четыре дня, не больше. Только подожди меня. Он вновь обнял бродяжку, позволяя себе погладить ее по коротким волосам. Быть может, забота о ком-то обделенном заставит его измениться, пробудит в душе нечто доселе дремавшее, позволит различать более яркие краски? Быть может, этого ему и не хватало сейчас? Нуждающейся в нем души. Имлерих улыбнулся, думая о том, что будущее может быть не таким страшным, как виделось ему прежде. Для них обоих, правда ведь, наступает новая пора? Лучшая, если он постарается. Лучшая, чем когда-либо пора…