Сверкая белой попкой

      Ох уж и веселые игры у этих студентов!       Работаю аспирантом, иногда подменяю преподавателей. Сам подумываю им стать. Лингвист. Из пяти, на трех языках могу выражаться свободно. Но больше всего люблю итальянский: певучий, мягкий и в произношении понятный. Да и повезло с маминым хахалем — поднатаскал: и в речи, и в постели. Но, естественно, мама не подозревает об истинных интересах своего макаронника, и преданно ждет, когда его в очередной раз отправят к нам в командировку. А бывает это раз в три месяца на пару недель. Приедет, проверит, насколько добросовестно работают сотрудники его фирмы. Одарит скромными подарками женщину, щедро предоставляющую ночлег с роскошной кроватью и родившую на свет cosi bravo ragazzo*. Тайком научит этого молодца чему-нибудь новенькому и уедет довольный. Мы знали, что это не серьезно — просто развлечение. И нас обоих это устраивало. А разрушать мамины мечты я не хотел — жизнь ее побила не раз, но такой счастливой я ее никогда еще не видел.       В прочем, о моих интересах тоже почти никто не знает, и живу я себе спокойно, особо не парюсь. Было, так было. А нет — я не переживаю. Друзей много. Девочки вешаются — улыбнусь им вежливо, тактично намекну, что занят, и они расстроено уходят в поисках другого удачного улова. А я спасен от женских капризов, истерик и необоснованных претензий. Даже очки специально ношу, а не линзы, чтобы казаться менее привлекательным задротом.       Отношения с человеком своего пола проще. Он понимает тебя лучше, не пытается вести себя наигранно — он просто есть. Он рядом, даже если фактически он сейчас в другом месте. Но такого человека еще найти надо. А пока случайные, редкие связи для разрядки и физического удовольствия.       Глаза свои я стараюсь не полоскать в океане многочисленных студентов. Знаю, что не мало симпатичных парней там можно встретить. Но они запретны. А запретный плод сладок, поэтому после нескольких пар, я научился абстрагироваться и сосредотачиваться на преподавании. Иногда для опроса поднимаю кого-нибудь с места, реже, вызываю к доске. Больше люблю, когда идет живое общение в группе. Для языка это намного полезнее пустой зубрежки, и время пролетает незаметней.       Но сегодня не тот случай. Сегодня я не смог удержаться и нарушил все свои неписанные правила. Сегодня театр одного актера. А получилось это так.       Захожу в аудиторию и, как обычно, не смотрю по сторонам. Уткнувшись в листок с набросанной схемой предстоящей лекции, быстрыми шагами продвигаюсь к своему месту. Но слышу непозволительный смешок, затем еще один, и еще, а кто-то не сдерживается и прыскает со смеху. Хрюкает этот кто-то, надо признать, заразительно. Первым делом думаю, что в центре внимания я, и это со мной что-то не так сегодня. Быстро поднимаю голову, на ходу поправляю постоянно сползающие очки и замысловатый свитер, собираюсь убить своим гневным взглядом всех ржущих (а это уже были действительно все). Орать я не умею и не люблю — не хочу портить свою нервную систему. Да и образ истерички — не мое. Но делать этого не пришлось. Пришлось самому сдерживать смех и молча переваривать увиденное, потому что сказать сейчас что-то вразумительное было нереально сложно.       Прямо передо мной сидит поразительно раскованный студент. Лицо его, уши, грудь, да, именно грудь, потому что абсолютно голый, только в ботинках. Так вот, раскраснелся темноволосый парень, глазенки горят озорным огоньком, задорно улыбается и невинно, беззаботно пожимает плечами.       — Карточный долг — превыше всего, — а потом наклоняется ближе и шепотом добавляет, — пожалуйста, не выгоняйте…       — Please stand up! * — но у меня уже готов план, ухмыльнувшись, начинаю занятие и мысленно, со злорадным удовольствием, потираю руки.       Он обреченно сжимается — решает, что не пойду на встречу и выставлю вон. Да только ошибся. Выгнать, то я его не выгоню. Но карточные долги отрабатывать надо по полной. Спасибо тому, кто устроил ему проигрыш. Ведь не каждый день преподу можно реально оторваться на паре. Как хорошо, что именно сегодня на замене я! Карга бы инфаркт сразу словила.       — Будешь отвечать у доски, как там твоя фамилия, напомни пожалуйста.       — Лапухов! — по аудитории проносится гулкий отзвук от практически всех студентов, хором зомбирующих меня.       — Лапух, выходи же вперед скорее, — и уголки моих губ неизбежно потянулись к ушам, как бы я ни старался говорить серьезно — вид у меня, наверняка, шаловливый.       — Но… я же…       — Да-да, ты, — разворачиваюсь и иду к своему месту, стараюсь успокоиться и не покатиться со смеху. А это тяжело, когда вся аудитория неугомонно ржет.       Заразно!       — Можно мне в следующий раз? — мольба в глазах, как у кота из Шрека, а я фанат этого мультфильма.       — Можно, — сжимаю кулаки и наигранно, с грохотом кидаю на свой стол папку, листочки разлетаются в стороны и медленно падают на пол. — Можно, но… ты идешь отвечать к доске, вспоминаем все, все, все времена глаголов, — хитро изгибаю бровь и коварно добавляю, — или я ставлю тебе прогул и отпускаю домой, потому что в таком виде находиться в общественном месте, как минимум, не пристойно.       — Вот именно, а вы эту непристойность усугубляете!       Тут он прав. Я действительно сам рискую, если об этом узнают на кафедре.       Но мое самообладание постепенно возвращается в обычную флегматичную форму, и я смело направляюсь к парню, манимый одной только мыслью о его причиндалах. Да, мне хочется увидеть этого студента во всей красе. И да, я понимаю, что эта сценка опасна для него, для меня. Но и понимаю, что рейтинг мой уже повысился, а если отступлю, то резко упадет и останутся одни насмешки надо мной.       — Это чтоб неповадно тебе было в картишки играть, Лапушок. Иди к доске, — делаю реверанс и грациозно указываю на нужное направление.       Зал изнемогает от смеха. Студент медленно поднимается с места. С галерки восторженный свист. Все же парень высокий, крепкий, с брутальной прической и в модных ботинках. Во всей своей красе стоит, и достоинство его — достойное. Сглатываю возбужденно и семеню к себе за стол: лучше присесть, спрятаться от глаз посторонних.       Лапухов вольно проходит к доске, по пути одаривает меня хищным оскалом, в котором читается угроза. Чую — отомстит он мне еще за мой урок. Прикрывается рукой и разворачивается.       — Ma che bel culo! * — не сдерживаюсь и довольно присвистываю, зал в ответ гудит. Они не догадались об истинном восторге и приняли это за очередное издевательство над парнем.       Но мне серьезно приглянулась его беленька попка, которой нагло сверкает передо мной и не смущается — нудист хренов! Жадно облизываю губы, прочищаю горло и начинаю гонять его по всей временной грамматике.       А он смышленый. Отвечает. Правильно. Без запинки, сразу, даже глазом не моргнет, не смутится. Прикрывается для приличия ладонью, но это не мешает мне пускать на него слюнки. Аппетитный, гад! Но запретный.       Пара закончилась незаметно. Все разбегаются, хихикая. А Лапухов, перед тем, как гордо удалиться из аудитории, стрельнул на прощание взглядом, не обещающим ничего хорошего, а может…