You Only Live Once

Происходящее казалось сном, сотканным из желаний, вырвавшихся из-под контроля, получившим власть над телом и разумом. Прикосновения по коже, смазанные поцелуи, обжигающе дыхание и тяжесть чужого тела — все это сплелось в странный клубок чувств, ярких, непонятных. Они заставляли его трепетать от постыдного желания, которое сладким ядом пульсировало по венам. Когда ладонь Виктора спустилась ниже, под ткань белья, то Юри почувствовал, словно из его легких выбили воздух, в голове все окончательно перепуталось, а тело невольно подалось вперед этому дерзкому прикосновению, жаждая большего. Из приоткрытых губ вырвался стон, заставив Виктора замереть. Испугавшись, что позволил себе лишнее, Юри поспешно зажал ладонями рот. — Зачем же? — тихий голос Виктора будоражил что-то внутри не хуже прикосновений. — Я хочу тебя слышать… Кацуки не стал сопротивляться, когда его ладони отвели от лица, а губы были захвачены очередным требовательным поцелуем. Юри никак не мог отпустить мысль, что в подобных делах опыта у него было маловато, а точнее его и вовсе не было. Уверенные движения Виктора говорили об обратном. Разумеется… Непонятная горечь острой иглой пронзила сердце, отозвавшись тупой болью. — Ты снова думаешь о какой-то ерунде? — прошептал Виктор ему в губы. За время, проведенное вместе, Никифоров умудрился изучить Юри как облупленного, но сам, тем не менее, все еще оставался для Кацуки загадкой, головоломкой. — Я… — Юри попытался отвести взгляд, поскольку смотреть в глаза Виктору в этот момент было выше его сил. Как объяснить, чтобы не показаться неблагодарным? Больше всего он боялся разочаровать человека, которым беззаветно восхищался с детства и близость которого сейчас казалась лишь наваждением, яркой фантазией обреченной любви. — Глупый… — Кацуки не видел, но почувствовал, что Никифоров улыбнулся, а после поцеловал его так бережно, что от этой невыносимой нежности сердце в груди замерло, застыло, точно остановленное чужими пальцами. Он и без того любил дразнить Кацуки, казалось бы, получая от реакции Юри неподдельное удовольствие. Так может и теперь все это не больше, чем игра? Глупые сомнения, выжигавшие шрамы внутри. Неуверенность в себе не давала поверить, подогревая страх перед болезненным заблуждением. Невыносимо… Немыслимо… Безнадежно… Что это за странная власть, заставлявшая подчиняться, отдавая себя без остатка, забывая обо всем? Определенно Виктор знал ответ, чем по определению пользовался. Но пусть даже только сегодня… Стоило отпустить ситуацию, поддаться импульсу, переставая терзаться сомнениями и страхами. Люди живут только один раз, и зачастую только единожды им выпадает шанс, которым нужно воспользоваться, чтобы после не жалеть об упущенных возможностях и пустом бездействии. Сам поражаясь своей наглости, Юри обхватил руками Никифорова за шею, притягивая к себе и чувствуя на кончиках пальцев гладкую влажную кожу. Виктор счел подобную смелость как сигнал к более решительным действиям. Теперь его поцелуй был жаден, не сдержан, точно Виктор лишился всякого контроля. Кацуки для себя решил, что обо всем он подумает после, не сейчас. Да и как, если мысли таяли, плавились от этой пьянящей близости, растворяясь в ощущениях и потворствуя ранее скрытым желаниям. — Не думай, что мы остановимся… — Виктор куда сильнее вжал Юри в кровать, заставляя того куда явственнее почувствовать свое возбуждение, и… ...Юри словно резко выдернули из воды, куда он погрузился с головой: дыхание сбилось, точно ему не хватало кислорода, а в ушах неприятно звенело. Светлый потолок номера, смытая постель и мысль, полная отрезвляющего холода: сон. Всего лишь сон. Однако в груди сердце заходилось от ощущения реальности, которое с каждой последующей секундой таяло, ускользая водой сквозь пальцы. Как ему вообще могло такое присниться? — Что-то случилось? — Виктор определенно только что вышел из душа, о чем говорило полотенце, которым он просушивал волосы и голый торс. Последний факт слишком уж ладно встал в мозаику сна, и щеки Юри невольно вспыхнули румянцем. Казалось, он все еще чувствовал жар и тяжесть чужого тела. Но самое паршивое было то, что сам он весьма недвусмысленно отреагировал на свою дерзкую фантазию. — Тебе нехорошо? — во взгляде Никифорова угадывалась обеспокоенность, он подошел к погруженному в раздумья Юри и склонился к Кацуки, чтобы в следующий момент прикоснуться ладонью ко лбу юноши. Если бы из ушей мог пойти пар, то Юри не сомневался: именно это бы его организм и провернул. Вместо этого он шарахнулся в сторону, прикрываясь одеялом и едва не слетев с кровати. — Да что с тобой? — удивился Виктор, слегка нахмурившись. В конце концов он не получил ответа ни на один из своих вопросов. Юри совершенно не хотелось быть невежливым, еще больше он не желал показаться неблагодарным, потому Кацуки только стыдливо опустил взгляд и пробубнил, что все в порядке. Секундой позже он и вовсе ретировался в ванную комнату, оставляя недоумевавшего Виктора в одиночестве. Никифоров с секунду смотрел вслед удалившемуся Кацуки, а после усмехнулся столь поспешному отступлению. Наверное, сейчас ему стоило сделать вид, что он ничего не заметил и, естественно, не понял. Он щедро предоставит возможность Юри свыкнуться с положением дел. Пугать мальчишку в данный момент и навязываться было бы по меньшей степени глупо и крайне недальновидно. Мысленно извинившись перед растерянным Кацуки, Виктор почувствовал легкий укол иррационального счастья, сменившегося на нетерпеливое предвкушение. Слишком откровенной была реакция, чтобы можно было ошибиться. Чересчур острой и желаемой. На Юри лица не было, потому пусть свыкнется, осознает, что ему теперь никуда не убежать и не деться. Так что в следующий раз…