Богиня приказывает

      — Смотри, как это делается. — Заботливо сложенные Шендельзар веточки озаряются светом. Через какое-то время ввысь тянется едкий дымок, а голубое пламя, охватившее древесину, меняет цвет на самый что ни есть обыкновенный.        — Ловко ты. — Роняет собеседница, блуждая в огне фиолетовым взглядом. Ни капли восхищения в голосе, единственное пламя в усталых глазах — отраженное. Собранный из трухи костерок напоминает ей горящую в Шелковых лесах паутину.       Шендельзар тихонько хихикает, то ли радуясь временному затишью, то ли хваля себя за удачное колдовство. Темень, тепло, влажность. Это место еще не пропиталось кровью Битвы, от того мерещилось в нем нечто сладостное и до боли знакомое. Но что именно это было — увы, никак не припомнить. Она вытягивает ноги подобно Луне и даже царапучее дерево за спиной не портит картину.       «Ты найдешь свою месть» — Сказанное наездницей давным-давно от чего-то снова всплывает в мыслях. Дух жмурится, в кои-то веки расслабляясь. Незаметно ей на колени опускается листик с того самого дерева, чья низкая крона ширилась над головой. Желтый, яркий, четко различимый даже в полумраке. Девушка чувствует его. Рубиновые глаза изумленно изучают нежданного гостя. Если бы только они могли видеть глубже…желтый лист распадается на пачку идентичных листов, но далеко не все они одного цвета. Прозрачный, зеленый, сухой, сгоревший, истлевший — множество предметов в одном, множество измерений, сошедшихся в единой точке. Этот же самый лист, только салатовый, свежий, крутит в руках совершенно другая фигура. Так близко, но так далеко. Их разделяют времена или…слои?

***

      Черный, как смола, силуэт задумчиво теребит находку в руках. Ни один луч не отражается на матовой коже. Ни солнца, ни луны — ничто не осеняет ее, только сверкающие жидким бриллиантом глаза выделяются на лице. Смертные легко узрели бы в них вечность. Впрочем, как и в глазах любого бога. Тишина вокруг непоколебима, но Селемене чувствует: она больше не одна.       — Не трожь, это мое.       Легковесней шагов Скриок только ее совесть.       — Я знаю, — соглашается Селемене, — а это мое. И оно лучше. — Она указывает на лунную наездницу по ту сторону костра по ту сторону мира. Женщина греет руки возле огня.       — Лучше в чем? — Скайрасское божество хищно шкирится, озираясь по сторонам.       — Да во всем. Сильнее. Умнее. Самостоятельней, в конце концов. Я есть выбор ее, а не цепи.       Ночная богиня взирает свысока, даже сидя на палой листве. Где верх, а где низ для бога — ему решать.       Скриок проводит пальцем по сознанию Шендельзар, затем обращает взор на Луну. Шаловливое баловство приходит ей на ум, бледная богиня коротко хлопает в ладоши. И этот хлопок, неожиданный, громкий, не сулящий ровным счетом ничего хорошего, отдается расколом между двумя листьями, тем, который держит в руках ее собеседница и тем, который все еще покоится на ее подопечной. Невидимые трещинки слабо фонят и дух замечает это. Однако прежде, чем выпала возможность поделиться странным чувством, ее настигает Зов. Сама Скриок обращается к ней.       «Возьми ее, Шендельзар».       — Что ты делаешь? — Условно учтивый тон сменяется льдом.       — Просто развлекаюсь. Не бойся, я не раню твою драгоценную игрушку.       Воплощение Скриок опускается рядом. Активное излучение от ее оболочки не позволяет незаметно копнуть в глубину, интересоваться больше равнозначно слабости, а непредсказуемость птичьей богини известна всем. Та, в свою очередь, подается ближе и стрекочет совсем уж лукаво:       — Ну, давай, подыграй мне. Я знаю, — пальцы Скриок доверительно касаются антрацитового плеча, — знаю, как порой скучно тебе. Мы все бываем подвержены сему недугу.       Темно-синее крыло богини мести мягко ложится на плечи Селемене. Та, разумеется, увернулась бы от подобной фамильярности, если это имело бы хоть какое-то значение. Тот факт, что Скриок открывает ей дверь к себе — проходит неучтенным. У них много дверей и одна не считается.       …чужеродное тепло льется от каждого перышка, однако чем больше нечто отличается от твоей сути, тем легче ему проникнуть вовнутрь. А проще всего поражают живое — сомнения.       — Неужели тебе совсем не интересно? — Подначивает Скриок. — Вот мне интересно посмотреть на твою Луну. Она и вправду кажется достойной…       Богиня Луны резко разворачивается к собеседнице и мертвой хваткой впивается в подбородок. Бриллианты вонзаются в чужое непозволительно глубоко.       — Ты всегда перекладываешь на служителей то, чего хочешь сама? А? Я ЗАДАЛА ВОПРОС.       Не отпускает. Застанная врасплох Скриок видит себя мотыльком, пришпиленным булавкой к сухой поверхности.       В гневе Селемене прекрасна. Приоткрытые губы ее жертвы не в состоянии дать ответ. Однако, они дали его раньше, чем затеяли этот разговор.       До чего же утонченным бывает грубое, до чего грубым бывает самое изысканное? Облаченные в земную материю существа сливаются в неистовом поцелуе. Смазано выныривая со сладкого беспамятства, такого непозволительного для богов, такого опасного, Скриок хлопает ладонью по грунту и черный атлас бесконечным каскадом стелется прямо под ними. Летняя ночь темнеет пуще прежнего, восходят холодные огни, далекие, близкие; цветочные ароматы разливаются отовсюду. Горькие цветы любит Селемене — известно ей.       Не умеют пьянеть боги, но плоть живая может: красное вино, созданное Скриок, льется из ее ладони прямо в черные губы. Она медленно погружает бледные пальцы между ними, затем пробуя свое творение на вкус. Ночная богиня возвышается над нею, раззадоренная, страстная и непреклонная, как никогда. По обыкновению спокойная и старая, даже как для бога, она не переходила на мужскую сторону целую вечность.       — ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ.       Рваный вскрик очерчивает властные руки в шелковых волосах Скриок, но той не роптать на подобное обращение; чем бы это ни казалось, каждый получает то, к чему стремился, а точнее даже то, чего дольше всего не имел. Селемене знает, чего желает ее любовница и дает это. По счастливому стечению обстоятельств она желает того же, только наоборот.       Ей ничего не стоит овладеть Скриок, глядя в ее алые глаза. Ментальная близость сцепляет их почти до боли и существа неловко колеблются на грани развоплощения. Физический мир угрожающе вибрирует: каждая боится смешаться с другой подобно двум горным рекам, не находя себя прежнюю и меняясь безвозвратно…но куда больший страх вызывает другое — отстраниться, выпуская из рук.       Селемене — древняя богиня, она умеет обставить все так, чтобы реальность не крошилась, как дешевое стекло. Темные крылья Скриок бьются оземь, вызывая лишь ветер, никак не разрушение мира. «Возьми ее, Луна».       Чужое вино разливается лихим смехом и твердь земная дрожит под ним.