— Я люблю тебя, — выдавил Вальтер. Это прозвучало так безнадежно. Будто он сказал: «Я болен раком». Вот и вся его сказка.
— Ну, Макс, вломи ему! Вломи ему, — кричала толпа. Страх сковывал. Счет 9:3 в пользу арийца, но в Вандербурга еще верили. Два семнадцатилетних парня: немец и еврей борются на публике. Люди кричат и тянут деньги. На бои Макса и Вальтера давно делают ставки. Вальтер, несомненно, был сильнее. — Боишься? — спрашивает Куглер, подходя вплотную к другу. Он ухмыляется и бьет того в плечо. — Слышь, — немец свистнул судье. Хотя, зачем здесь судья, если дерутся они без правил? — Вальтер, — крикнул шатен и вышел из толпы. — Макс. Вы все знаете. Ставки сделаны. Бой! Макс обращает внимание на людей. Грязные лица подростков, их испачканная одежда и необыкновенная суета. Не сказать, что отвратно. Восхитительное чувство. — Только не плачь, — засмеялся Куглер и тут же получил по носу. Кровь стекла по его губам, подбородку, шее, обволакивая кожу. Он тут же окрасился в красный цвет. Цвет опасности. Кровь он не вытер. Ему понадобилось ровно семь секунд, чтобы прийти в себя и блокировать второй удар, шедший в ребра. Вальтер смотрит на Макса, держа его руку. Улыбается. Макс был не из тех, кто был готов умереть в раздумьях. Чего не скажешь о Вальтере. Сегодня Макс чувствует нечто странное. Кровь бурлит. Он не может проиграть, дело чести. Макс! Он в ярости пытается атаковать, но Вальтер блокирует все удары и смеется, пока кровь течет в его рот. Он чувствует вкус железа и победы. Но следует ему отпустить Макса, чтобы провозгласить себя победителем, а их драка длилась с минуту, Ванденбург толкает его на землю, садится на его бедра и в приступе агрессии бьет в лицо со всей дури. Он, видимо, вовсе забыл, что они были друзьями. Что на эту драку их натолкнули деньги. Легкие деньги. У них уже два месяца не было желания драться. Кровь. Много крови. Вальтер почти теряет сознание, слезы стекают по его лицу. Он не плачет. Эти слезы из него выбили. Куглер кладет руки на талию Макса и то сжимает, то отталкивает, без возможности придумать какую-нибудь тактику. Хоть самую элементарную. Толпа кричит. Свистит. Толпа хочет крови. Толпа жаждет насилия. Ванденбург резко останавливается, слезает с Куглера и хватает его за руку, поднимая с земли. — С каких пор ты такой смелый? — Вальтер вытирает кровь и бьет под дых. Макс задыхается и не в силах встать. Судья подбегает к Вальтеру и поднимает его руку вверх. А на Ванденбурга будто всем резко стало наплевать. Когда толпа расходится, Вальтер с парой купюр в кармане подходит к другу и поднимает его, приободрив парой ласковых. — Ты был очень сильным соперником, еврей, — Вальтер ударяет ладонью по рукаву Макса с пришпоренной звездой. Клеймо еврея. — Не делай такой акцент на моей национальности, — зашипел Ванденбург. — Без того тошно. Меня выгнали с завода. Скоро и из дома выгонят. — Ничего, у меня поживешь, если эти придурки не опомнятся. Ты же лично им ничего не сделал! И они тебе ничего не сделают. — Надеюсь, — Макс харкнул кровью и повис на Вальтере, пока тот плелся домой. — Вот жизнь была, а? Про такую ерунду и не слыхали. Сейчас бы нам и смахнуться нельзя было. — Да нет, можно. Нельзя жениться на еврейке, но закон не запрещает драться с евреем. — Наверное, есть даже такой, который это поощряет. Но только если ты победишь, — улыбнулся Вальтер. Куглер дотащил еврея до своего дома. Мать и сестры сидели в столовой, когда Вальтер пронес худенькое тельце друга в свою комнату. Фрау Куглер никогда не поощряла кровавые увлечения сына, впрочем, как самая нормальная мать. — Езус, Мария и Йозеф, — вздохнула она, увидев избитые тела парней. — Вальтер, ты снова за свое? Налей Максу ванну. Мы поговорим вечером. Парень шумно выдохнул. Упреки. На самом деле, Вальтер никогда не злился на свою семью. Он знал, что они никогда не посоветуют ему плохого. — Раздевайся, — бросив на кровать Макса, сказал Вальтер и поймал на себе удивленный взгляд. — Ты что-то хочешь мне сказать? Стесняешься? — Ванденбург кивнул. — У тебя с головой все в порядке? Раздевайся. Макс приподнялся. Снял испачканную в крови и грязи рубаху, брюки и белье. Вальтер одобрительно улыбнулся и ушел в ванную, позвав Макса за собой. Бросил ему полотенце, чтобы тот обмотался ниже пояса. У Макса не было повода для стеснения. Из крана медленно лилась холодная вода. Вальтер разглядывал себя в зеркале. Ссадины и синяки, поставленные Ванденбургом. С плеч немца упала клетчатая рубаха. Достаточно узкие, но крепкие плечи, грудь, накачанный пресс и косые мышцы, на которых заострил внимание Макс. Вальтер украдкой поглядывал на друга и вдруг резко повернулся в его сторону. — Не против, если я приму ванну с тобой? Ни к чему воду тратить, — Вальтер еще недолго осматривал свое тело, находя новые синяки. Он прекрасно понимал, что эти бои не приведут к хорошему. С бедер спали шорты. Белье. Вальтер сел в ванну и содрогнулся. Холод прошелся по коже. — Залезай, — Макс сложил полотенце и сел в ванну, поджав колени. Вальтер улыбнулся. — Прости. — За что? — удивился Ванденбург, потянувшись за мылом. — За то, что я такой придурок. Нельзя было соглашаться на этот бой. Будто я не знал, чем это обернется... Теперь от матери получу. — Я тебя отмажу. — Как ты собираешься это делать? — Не знаю... — И все. Ее не убедить. Тем более, мой отец в партии, а она двумя руками за него... Им не нравится наша дружба. Но, Макс, я ведь не брошу тебя. Ты мой лучший друг. — Скоро меня выгонят из страны... — Не имеют права. Пока. — Простишь меня? — Прощу. А ты меня? — Прощу. Парни засмеялись. Вальтер отобрал мыло у Макса. Все раны защипало.***
— Шах и мат, — Вальтер вскочил из-за стола и подошел к другу, потрепав его за мокрые волосы. — Я третий раз выигрываю. Может, успокоишься? — Сядь на место, — рявкнул Макс и обиженно отвел взгляд. — Макс, — Куглер погладил шею Ванденбурга. — Что? — Я люблю тебя, — выдавил Вальтер. Это прозвучало так безнадежно. Будто он сказал: «Я болен раком». Вот и вся его сказка. Макс удивленно посмотрел на парня. Вальтер пьяно улыбался и не сдержавшись, громко засмеялся. — Макс, я люблю тебя, — Вальтер взял за руки друга и притянул к себе, крепко обняв. — Люблю, люблю... — С чего ты взял? — Куглера пронзил взгляд болотных глаз. — Просто знаю. Макс был евреем. И Вальтер это прекрасно знал. Мать запрещала ему общаться с ним и его семьей. Но он общался. Дурак? Хороший друг. Темные волосы и темные глаза — вот портрет Макса. Светлые волосы и светлые глаза — Вальтер. Оба худые и высокие. От Макса пахло сыростью, а от Вальтера дорогим одеколоном. Оба учились в платной гимназии. Вальтер, потому что так захотел его отец. Макс, потому что ему не хватило места в обычной школе. Макс представлял себя канарейкой в клетке, а Вальтер был вольным орлом. И после прихода к власти Гитлера, все это усугубилось. Макса выгнали с работы и нашили звезду. Вальтера должны будут принять в партию по совершеннолетию. Он был напуган. Растерян. Смертельно.***
— Это же дико, — Вальтер и Макс стояли в стороне, глядя на драку таких же, как они. Теперь им по девятнадцать. Куглер уже год в партии, Ванденбург скитается с работы на работу. Два мальчика лет пятнадцати дрались на износ. Удар в нос, в грудь, в живот. — Они такие же, как и мы года четыре назад, — улыбнулся Макс. — Такие же... Любители крови. Они нависают друг над другом. С кровью на лице. Боятся друг друга, хотят победы. — Дай денег, — толкнул Вальтер и сжал кисть Макса, когда один из мальчишек упал в грязь. — Прости... — Прости, — передразнил Макс и засмеялся, подсовывая купюру в кулак парня. — На того темного ставь. — Он же еврей. — Нет, мои деньги на немцев тратить будем. Все, Вальтер, на еврея!***
Что сказали фрау и герр Куглер Вальтеру после драки.
— Вальтер, — грозно послышалось с первого этажа. — Вальтер, быстро на кухню! Парень выдохнул. Упреки. Упреки. Упреки... Дружба с евреем негативно влияла на отношения Вальтера с семьей. Хотя, честно, сестрам было наплевать. Но только им. Ведь Фридриха сама была влюблена в еврея, а Ильза была против партийцев. Вальтер любил сестер за то, что они понимали его. — Садись, — без улыбки сказала мать. Ее лицо неспешно покрывалось морщинами, как заметил Вальтер. Всего год назад она выглядела на тридцать. Отец сидел по левую руку от сына. — Сын, ты понимаешь, что дружба с евреем до добра не доведет? Партия... — Мне плевать на партию! — Тебе плевать на свой народ? — Плевать. Плевать! — крикнул Вальтер и вышел из-за стола. Почти заплакал. Почти.***
— Они пришли за мной, — послышался шепот. — Пришли, Вальтер... — Они? — Куглер выдохнул. — Партийцы. Такие, как и ты. Вальтер, я боюсь... — Возьми все самое необходимое. Тебе надо бежать. — Вальтер, ты знаешь, как погиб мой отец? — Макс мертвой хваткой вцепился в плечи друга. — Знаешь?.. На войне его разорвало на куски. Опознали только по аккордеону... И паре личных вещей. — Не переживай, — Вальтер погладил Ванденбурга по голове. — Поплачь. Я знаю, тебе это надо. Макс смотрел прямо в голубые глаза Куглера. Он был добрым. Последние пять лет еврей был в этом уверен. Тихий всхлип. Слезы. Чужие губы. Ванденбург целует Вальтера. Слабо чувствуется соленный привкус. Куглер отвечает на поцелуй. Он был влюблен в еврея с их одиннадцатой драки. Выиграл, к слову, Макс. Хотя, не суть. Любовь была взаимная. Только Ванденбург понял это три года назад. — Вальтер, — снова шепчет Макс. — За что? — За что нам все это? Не знаю. Извращенные желания нашего фюрера, — ухмыльнулся Вальтер и прижал к себе темноволосую голову Макса, поцеловав его в лоб. — Я бы хотел бежать с тобой... — Я не позволю тебе совершать такую ошибку. Никогда. Это моя борьба, — грубо ответил еврей и отошел от Вальтера. Сел на кровать. Посмотрел. Жалостливый. Макс стал главным посредником между Вальтером и нацизмом. Он был той пропастью, из которой нельзя выбраться. — Ты из-за партии? Если я сбегу, то на меня будут охотиться также, как на тебя. Будем на равных, — Вальтер попытался улыбнуться и сел рядом с Максом. Он был так жалок. Так приятно жалок. Вальтер видел его таким впервые. Таким искренним и напуганным. — Поцелуй меня. — Вальтер... Поздно. — Нет, — Вальтер снова примкнул к влажным губам друга. Макс был так растерян. Он отвечал на поцелуй. Но такой неудержимой эмоциональности рядом с собой Вальтер еще никогда не чувствовал. Макс не заметил, как остался без рубахи. Руки Вальтера хаотично бродили по телу еврея. Закон запрещал это. Но Макс знал, что никаких последствий это не понесет. Куглер лишь насладится последними минутами, проведенными с Ванденбургом. Узкие брюки Макса оказываются на уровне колен, белье там же, Вальтер улыбается и пару раз касается горячего тела парня в непристойном месте. Макс стонет и раздвигает ноги. Он доверяет Вальтеру и отдается ему целиком. Пусть ненадолго. Пусть не навсегда. В 1941, на фронте, Вальтер вспоминает, как Макс впервые вырвал у него победу. Но куда важнее то, что его целеутремленность и спасла его. Вальтер проводит языком по ключицам, груди и торсу Макса, отчего тот трясется. Или он просто замерз? — Все хорошо? — спрашивает Куглер и трется гладкой щекой о живот парня и улыбается. Он необыкновенно счастлив, что именно сейчас Макс рядом с ним. Но Вальтер прекрасно знал, что скоро он уйдет. Еврей будет бродить по городу в поисках убежища. Найдет ли? — Продолжай, — протянул Ванденбург и толкнулся в руку немца. Куглер широко улыбнулся. Макс был так беззащитен и мил, что Вальтер почувствовал полную власть над его телом. Над худым и измученном телом. Знали бы фрау и герр Куглер, какую ошибку совершает их сын. Вальтер стянул с себя все вещи и лег сверху Макса, упираясь локтями в твердый матрац. Волосы Куглера мотались перед лицом, он пытался поправить их, но все было бестолку. Ванденбург ухмыльнулся и поцеловал парня, нащупав ладонью два горячих органа. Макс не был неженкой. И движения его были грубыми. Мозоли неприятно терли тело, но Вальтер стонал и целовал шею еврея. Он был так чувственен. Так чувственен... — Я люблю тебя, Макс. Никогда не забывай обо мне. Свидимся еще... Они не разлучат нас.***
Вальтер бросил фуражку и поднял руки вверх по приказу двух русских солдат. — Ты говоришь по-русски? — спросил один из них. Брюнет сзади ощупывал фигуру партийца, выбрасывая патроны из карманов. — Отвечай, тварь! — Немного, — с грубым акцентом ответил Куглер. Солдат, который осматривал его, двинул локтем в нос, отчего немец упал. Он не был готов... Он бы выстоял... — Смотри-ка, Вальтер Куглер. И важная свинья нам досталась? — из-за спины послышался голос. — Паспорт, — рвет. — Удостоверение о чистоте крови. Долго получал? Вставай! Слышишь, мразь? — Fick dich, — прошептал Вальтер, поднимаясь с земли. — Да пошли вы... — Что он сказал? Переведи, Валь, — наверное, этот брюнет был самым главным. Вальтер не разбирался. Мужчина был высок, крепок, жевал соломину и часто злобно смеялся. Интересно, как соломинка еще не выпала из его рта? — Чтобы мы пошли, — перевел тот, что помладше. И хиленький такой... Хуже Макса в начале уличной карьеры бойца... Куглер еще лежал на земле, смотря на солдат. Брюнет наклоняется к нему и снова бьет кулаком. — Мразь такая... Чтоб вы все передохли в своей Германии! — — Я хотел того же, — выдавил из себя Вальтер и провел рукой под носом. Солдаты стояли в недоумении. Неловкая ситуация. — Sie denken, dass alle Deutschen gerne feiern? Ich glaube nicht. — Считаешь, что всем немцам нравится партия? — русый говорил медленно и тихо. Смотря на его телосложение у Вальтера сложилось впечатление, будто его взяли воевать только из-за знания языка. — Это не так.Вальтер, если когда-нибудь тебе станет одиноко или плохо, то вспомни меня... Как мы нависали друг над другом все эти годы. С кровью. С синяками и ссадинами. Помни обо мне всегда. Я люблю тебя.
— Что же тебе нравится, фриц? — Справедливость. Она спасет нас.***
Вальтер вернулся в Германию. Искалеченный, с раненой ногой и конъюнктивитом на правом глазу. Он шел медленно и сильно хромал, вглядываясь в толпу. В родном городе он хотел встретить семью. Сказать матери, что он живой. Но, все же, самым главным было найти Макса. Ведь он ушел, не оставив даже вещи. Просто испарился. Куглер даже не заметил... Вальтер идет до дома, его быстро окружает толпа ребятишек до четырнадцати лет и липнет, спрашивая о войне. — Там страшно? — А ты убивал русских? — А где мой папочка? — Разошлись! — послышался мягкий голос позади. — Вальтер... Мы ждали тебя, — Фридриха, поставив на землю два ведра, кинулась на шею брата и заплакала. — Мы так ждали... Так... — Я сейчас упаду, — засмеялся Куглер и крепко обнял сестру. Она выросла. Сильно выросла. Очень похудела, а ее светлые глаза перестали быть такими выразительными... — Как там Грег? — Он... Где-то в России, если не ошибаюсь... Он бежал. Он все сделал правильно. Надеюсь... Главное, чтобы он был в безопасности. Остальное мне неважно.Грегори Кауффман уже давно был не в Германии. Да и не в России. В Польше. В концлагере Аушвиц-Биркенау. Скажу лишь одно, в глазах Ангела Смерти он был шикарным экземпляром. Рыжие волосы и голубые глаза, да и еврей впридачу — разве не сказка?
— Вы не слышали о Максе? Где он сейчас? Не приходил? — сестра отошла и покачала головой. — Я знаю, где он. Но, возможно, что он уже не там... Фрау Ванденбург дала ему записку с адресом армейского друга его отца. Он пошел туда. — Где это? — На Химмель-Штрассе. Это недалеко... Только не говори, что пойдешь туда... — Прости меня. Прости. Прости, Фридриха. Я бы провел с вами время прямо сейчас, но я хочу убедиться, что с ним все в порядке. Фридриха помахала рукой. Ей было грустно. Бесспорно. Любимый брат, только что вернувшийся с войны, ушел. Шел он, к слову, недолго. Дом он нашел сразу: не было пометки, что в этом доме можно прятаться от бомбежек, да и выглядел бедновато... Другие бы не приютили еврея. Вальтер постучал в дверь, открыла ему пухлая женщина с пучком на голове. Она смотрела слишком строго. Складывалось ощущение, будто она прожжет дырку в голове парня. — Я все знаю! — громко сказал Вальтер и был затащен в дом. Дверь плотно закрыли на замок и цепочку. — Что ты знаешь, свинух? Ганс! Из комнаты вышел мужчина. — Ганс, этот парень говорит, что что-то знает. — Я знаю о Максе... Максе Ванденбурге! Это мой друг... Прошу вас... Покажите, где вы его держите. Пожалуйста. — Ах, ты... — Роза, стоп. Пусть Лизель проводит молодого человека до подвала. Лизель? — Иди сюда, свинюха! Светлая головка показалась из-за дверей. У девочки были две косы цвета платины, местами, серебра и золота. — Проводи молодого человека к Максу. Если Макс не узнает его, то скажи мне. Хорошо? — Да, Папочка! Куглер пошел за девочкой. Он понимал всю абсурдность ситуации. Он просто ворвался в чужой дом и сказал про еврея. Он мог ошибиться. Он мог поставить под угрозу как этих людей, так и себя. Но он не вспомнил об этом, спустившись в подвал. Макс сидел в углу на порванном матраце, прикрыв глаза. Он был так спокоен, даже не обратил внимания на шаги. Вальтер медленно подошел к «кровати» Ванденбурга и положил руку на его колено. — Макс, помнишь меня? Еврей открыл глаза. Конечно, он помнил. Ему больше ничего не оставалось. Он сидел и вспоминал. Уверяю. — Вальтер, — Вандербург улыбнулся и обнял парня. — Лизель, можешь пойти наверх? Девочка ушла. Ей нечего было волноваться: Макса нашли. Макс был нужен кому-то, кроме Лизель. Наверное, пройдет много лет, прежде чем Лизель забудет, как в глазах Макса заиграла радость, когда он увидел этого парня. — Ты совсем сдурел? Пустить какого-то незнакомого парня к Максу! Нас же могут посадить! — Ну, что там, Лизель? — Макс знает этого парня. — Как ты? Все хорошо? — Вальтер улыбается и гладит Макса под кофтой. Как же он изменился... Стал еще худее. Куглер провел по его ребрам и остановился, серьезно взглянув на Макса. — Есть нечего? Я принесу... Я ведь еще приду. Веришь мне? — Я верю. Но... Ничего не приноси. Я уже привык к маленьким порциям. Роза итак отдает мне все самое последнее, я чувствую себя... Ужасно. К слову... Как ты узнал, что я здесь? Кто-то меня сдал? Партия?.. — Не беспокойся. Я только с фронта, встретил Фридриху, она и рассказала... Я искренне надеюсь, что Грегори тоже сидит в каком-нибудь подвале и... Ждет ее, — Вальтер улыбается и гладит Макса по щеке. — Ты такой красивый. Так повзрослел... Помнишь, как я первый раз ударил тебя? Это было еще до нашей первой драки. Ты назвал меня мудаком. — Не помню, — соврал Макс и опустил взгляд вниз. — Молодой человек, — послышался голос сзади. — Можете прийти завтра? — Конечно. Я Вальтер, Вальтер Куглер. Не беспокойтесь... Я в партии, но не выдам вас. Он ведь мой друг. — На войне прошлое не имеет значения, — мужчина пожал плечами. — Я Ганс Хубер. Завтра к обеду, пойдет? — Договорились, — Вальтер отошел от Макса и улыбнулся ему напоследок. — До завтра. — Я буду ждать. Ганс, позовите Лизель, пожалуйста.***
— И зачем мы это делаем? — Вальтер удивленно посмотрел на банки с белой краской и «Мою Борьбу» с вырванными страницами. Макс натянул толстую нитку между двумя трубами и выпросил у Розы прищепки, мирно лежащие на тумбе. — Для Лизель. Она стала моим лучшим другом. Возьми кисточку, — Макс снял кофту и откинул ее в сторону. — Я хочу подарить ей кое-что значимое... Например, мои откровения. Мне всегда казалось, что люди нависают надо мной. Ты нависал надо мной, когда побеждал, отец нависал надо мной... Но я даже не помню его... Я так боялся, что я потеряю тебя также, как и его. — Я был в плену у русских. Я рассказал им, что значит быть в партии. И меня, как бы это ни было символично, их всех убили, а я успел убежать. Солдат из меня был херовый, поэтому я рядом с тобой, — Вальтер зажал кисть между зубами и открыл небольшую банку с краской. — Работай, Макс. Мы же готовим подарок твоей подруге, а не моей. — Я работаю, — Макс вырвал пару страниц из книги и положил их у ног парня. — Эта книга просто бесполезна. Я... Не думаю, что кому-то это интересно, читать про евреев... — Нет, почему же. Большинство немцев прочитали ее от корки до корки по три раза. Это же символ Третьего Рейха, в конце концов... Ее написал сам фюрер, — Вальтер сел на колени и опустил кисточку в банку с краской. Макс передернул плечами. — Кошмар. Я прочитал эту книгу ради интереса. Чтобы понять, как думает Гитлер. Но он, видимо, много наврал. Не может быть мышление человека быть так идеально во многом. Вальтер улыбнулся Максу и положил свою белую ладонь на его, окрашивая краской. — Вальтер! — возмутился Макс. Тогда Куглер провел по щеке Ванденбурга и звонко засмеялся, повалив еврея на спину. — Что ты собираешься делать, мудак? — Я люблю тебя. И больше не говори об этой книге. И не вспоминай Гитлера. Никогда, слышишь? — Вальтер наклонился и поцеловал Макса, трепля его волосы белой рукой. — Теперь у тебя и волосы светлые... Только глаза карие, уж этого я исправить не могу, — засмеялся парень и сел обратно. — Мне теперь придется просить Ганса налить ванну, — возмутился Макс. — А потом и тебе. Ты ведь не пойдешь по Мюнхену в краске. — Зачем переводить воду? Вместе помоемся. А если не получится, то никуда я не пойду. Я и без того не хочу никуда уходить... Мне с тобой нравится куда больше, — Вальтер пожал плечами. — Макс, — в подвал спустилась Лизель, держащая в руках тарелку с супом. — Папа сказал принести это тебе. Вальтер, ты хочешь есть? — Нет, спасибо, — Куглер улыбнулся девочке. — А можно вопрос? — Конечно, Лизель. Садись рядом, — Вальтер вытянул оборванную простынь из угла и постелил рядом с собой. Девочка села. — Спрашивай. — Как это... Быть солдатом? — Ничего особенного. Та же жизнь, только боишься, что тебе прострелят голову. Работать на Гитлера — не то, к чему я стремился. Я предал Макса, когда вступил партию, но другого выбора у меня не было. Я был бы позором для семьи. Моя мать и отец... Они были против, чтобы я общался с Максом. А на войне всем было наплевать на мое прошлое. Почти всем... Как-то я попал в плен к русским. Они не лучше Гитлера. Такие же агрессивные, — Вальтер засмеялся. — Но только позже я понял, что это несмешно. Мне прострелили ногу, а глаз залился кровью. Такая вот... История. После этого я снова оказался в Германии. — Ты больше не будешь воевать? — Это вряд ли, — Вальтер взглянул на удивленную девочку. — А чем занимаешься ты? — Она — книжная воришка, — вмешался Макс и улыбнулся Лизель. — Воришка? Интересно. Расскажешь? — Папа научил меня читать, но книг в Германии мало... Особенно после Дня Рождения герра Гитлера. Много книг сожгли. Я взяла лишь одну... — А затем еще несколько, но из других мест. Она особенная, Вальтер. Ты нигде не найдешь такую же Лизель.***
— Макс, — Вальтер крепко обнял Ванденбурга. — Ты ведь не боишься? — Честно, я боюсь постоянно... На мою расу объявили охоту. А этот подвал не спасает от бомбежек. В ближайшие два часа мы можем умереть, — еврей прижался к другу. — Спасибо, что остался со мной... Я бы не выдержал этого безумия один еще раз. — Я стоял в дыму. В дыму от собственной сигареты и взорванной бомбы. Рядом со мной лежало тело. Бездыханное. Грудная клетка человека была вспорота, где-то рядом валялась селезенка. Это было мое безумие. — Ты курил на войне? — Я нервничал. — Это не оправдание! — Мой милый Макс, ты даже не представляешь, что это... Видеть, как на твоих глазах погибают друзья. Я не хочу снова видеть это. И я буду с тобой вечно. — Я верю тебе.***
Раздается стук. Клиентов уже не было давно. Лизель с некой радостью открывает дверь. — Макс, — девушка бросается на шею давнего друга. — Я так скучала... — Я тоже, моя милая, я тоже...