В неделе шесть суббот

Есть такое негласное правило: если тренер звонит ранним субботним утром, то жди беды. Виктор просыпается от настойчивой вибрации, понимая, что такими темпами он будет глухим фигуристом. Сон на телефоне ему казался вполне пристойной идеей, тёплый дисплей приятно грел щёку, да и вообще, жизнь казалась сказкой, а потом он. Звонок. Просыпаться абсолютно не хочется, особенно вспоминая то, что сегодня его заслуженный выходной, который он может провести дома безвылазно. И вот в эту самую секунду он никому ничем не обязан. Ага, а теперь эти же слова да тренеру лично, нет, спасибо, ему ещё жить и кататься охота. Подавляя очередной зевок силой воли, он всё же приподнимается на локтях, отвечая на настойчивый звонок, который с каждой секундой обещает перерасти в полноценную песню. — Доброе утр… — Какого хрена, Никифоров? — вполне так грубо интересуются у него. Ни тебе «доброе утро», ни «как спалось», вообще ничего. Он картинно падает лицом в подушку, невнятно мыча что-то о том, что он ни к чему не причастен. — Нет, я тебя спрашиваю, какого хрена вы творите? — Что не так? — перевернувшись набок, избегая варианта «задушить сам себя», уточняет он. Разум с утра адекватно работать отказывается, выдавая синий экран смерти, а мужчина на том конце требует от него чёткого и вразумительного ответа, вместо незамысловатого «м-м-м». — Что не так. ЧТО НЕ ТАК?! Ты у меня спрашиваешь? — судя по звукам, доносящихся из динамика, там что-то пытаются разбить, наверное, графин об его голову, не иначе. — Какого чёрта я вижу в инстаграме подобные фотографии? Ты хоть знаешь, что теперь о вас говорят? Виктор свободной рукой устало трёт висок, пытаясь понять, что они уже успели натворить за короткий промежуток времени с пятницы на субботу. Взгляд невольно останавливается на обнажённом плече молодого фигуриста, выглядывающего из-под одеяла, на губах расцветает улыбка. Не слушая дальнейшую лекцию, проходящую в грубой форме на тему «я вам всё, вы мне ничего, скоты, только попадитесь на глаза», он подаётся вперёд, оставляя невесомый поцелуй на бледной коже. На этот невинный жест подросток лишь бурчит что-то невразумительное, но определению нецензурное, а затем тактично отодвигается подальше, забирая с собой большую часть одеяла. — Вы что-то сказали, извините, отвлёкся, — беззаботно щебечет он в трубку, неохотно возвращаясь к первоначальной теме разговора. Вот только нотацией ему сейчас не хватает для полного счастья. — Виктор-р-р, — рычит тренер, а затем совершенно внезапно успокаивается, тяжело вздыхая. — Послушай меня, если тебе плевать на слухи, то это не значит, что и окружающим тебя людям тоже. Подумай хотя бы о мальчишке, по-твоему, он достаточно силён, чтобы не прогнуться под общественным мнением? — взгляд невольно останавливается на блондинистой макушке, он невнятно хмыкает в ответ. — К тому же, это спорное дело. — Ему семнадцать, да ладно, — устало бормочет Никифоров. — Вообще-то, шестнадцать. — Да? О, хм, — уже несколько скомкано тянет он, вновь проводя рукой по волосам, зачёсывая чёлку. — Скоро ведь будет семнадцать, впрочем, не суть, я понял. — Замечательно, — наверное, тренер кивает, по крайне мере, он мог поручиться, что так оно и есть. — И ради всего святого, удалите ту фотографию, пока она не пошла дальше, чем есть. — М-м, не-а, — он усмехается, а затем спешно добавляет, чтобы не натолкнуться на новую волну негодования и лекций. — Доброго утра и удачного дня, тренер. — НИКИФОРОВ! Тишина. Телефон занимает своё место на тумбочке, Виктор сползает вниз, закрывая глаза. Прекрасно, половина восьмого утра, а он вместо того, чтобы предаваться сну, обязан был выслушать лекцию о теме неправильных фотографий, которые делают кривожопые фигуристы, не задумываясь о последствиях. Поддавшись неясному порыву, он внезапно вновь вскакивает на постели, хватая телефон и спешно заходя в сохранённые картинки. Всё же фотографировались они в тот раз на телефон Плисецкого, который после минуты задумчивых разглядываний, пришёл к выводу, что он там вышел слишком охеренно, а на остальное плевать. Именно таким незамысловатым способом снимок вскоре попал в сеть, а там уже, как известно, по наклонной всё и пошло. Это обычное селфи. Если уж на то пошло, то официально выставленных фотографий, где они были бы вместе, в интернете ничтожно мало, впрочем, когда они там всё же появляются, то вызывают бурную реакцию у поклонников. Наверное, Плисецкого там залайкали, потому что другой причины того, что новости дошли аж до самого тренера, он найти не в состоянии. И всё же фанатов он отчасти понимает. На данном снимке они находятся на ледовой арене в своих тренировочных костюмах, на заднем плане даже можно увидеть других фигуристов, если внимательно присматриваться, впрочем, не это так важно. На первом плане они стоят непозволительно близко, Никифоров совершенно собственническим движением закидывает руку на плечо подростка, целуя того в правый висок, и в этот самый момент — щелчок! И, казалось бы, чего там необычного, некоторые спортсмены на камеру делают более откровенные вещи, но нет. Обязательно разнести по миру лишь их фотографию. От незатейливого рассуждения его отвлекает сам виновник, который без зазрений совести внезапно касается своими холодными ступнями его икр, заставляя встрепенуться и невольно передёрнуться. — Кто звонил? — интересуется у него Юрий. Расслабленный и взъерошенный, он лежит практически поперёк постели, сжимая в руках подушку и грея об него ноги, неплохо так разложился. — Хотя, молчи, нет, правда, заткнись. Это был тренер, я прав? — В точку, — откладывая телефон в сторону, мурлычет Никифоров, за пару ловких движений настигая ничего не подозревающего блондина. Удобно располагая руки по обеим сторонам от его тела, он нависает над подростком, заглядывая тому в глаза. Если судить по скептическому лицу последнего, тот не только не вдохновляется всем происходящем, но и не оценивает геройского порыва. Поэтому, когда Виктор с самыми лучшими побуждениями наклоняется, собираясь подарить нуждающемуся утренний поцелуй, его грубо так отшивают… ладонью. Плисецкий жестко отпихивает его в сторону, скидывая с себя, а затем садится, поверхностно оглядывая комнату. В пору было строить из себя обиженную жертву обстоятельств, но настроения ссориться не было. Вместо этого фигурист занимает освободившееся место, с интересом наблюдая за тем, как Юрий поднимается на ноги и ворча себе что-то под нос о «ранних мудаках, не дающих спать», идёт в сторону ванной. Целенаправленно так идёт, нужно сказать. — Кста-а-ати, хотел спросить ещё вчера, куда ты дел те милые семейники в клетку? — тянет Виктор, как только Плисецкий отходит на безопасное расстояние. Судя по звукам, вопрос настигает его при входе в ванную. — Нет, эти боксеры с ромашкой мне тоже нравятся, не подумай, но те были симпатичнее, — никакой реакции. — Фе-е-ечка, а где ваше бельё с блёстками? — Там же, где и твоя тактичность, придурок, — гаркает на него Юрий, прежде чем старомодно хлопнуть дверью, отчего несчастная картина на стене дёргается, но мужественно не падает. Никифоров расплывается в довольной улыбке, зажмурившись и раскидывая руки в разные стороны, собираясь вновь уснуть, но внезапно для самого себя не может. Телефон вновь издаёт жалобную короткую вибрацию, оповещая о том, что ему вновь кто-то пишет. Боже, ни одного спокойного утра. Тяжело вздыхая, он всё же вынужден вновь разблокировать сотовый, чтобы увидеть сообщение. Тренер отправил скриншоты новостных лент, подкрепляя это чем-то наподобие: «Ещё раз выдадите нечто подобное, и ваши встречи будут проходить лишь на тренировках». На незавуалированную угрозу он лишь хмыкает, а статьи с интересом читает, особенно не в силах сдержать широкой улыбки на некоторых моментах. Конечно же, первыми отреагировали их поклонники, к слову, писали много, размашисто и со вкусом, вот у кого нынешней прессе нужно взять парочку уроков. После с двойным рвением подтянулись СМИ, пока лишь в электронном варианте короткие статьи и кричащие заголовки, но всё же, оперативно работают, нужно сказать. Нет, ну это действительно слишком. Мобильный окончательно летит в сторону, кажется, даже заваливаясь за постель, он не собирается отвечать ни на какие сообщения, пока у него в этой жизни не наступит нормальное субботнее утро. Ступая босыми пятками по холодному полу, он приближается к ванной комнате, отчётливо слыша шум воды. Дверь не закрыта, значит, Юрий не так сильно раздражён или раздражён, но явно не из-за него. Довольный хмык подавить не удаётся, впрочем, он даже не пытается, замечая размытый силуэт за запотевшей дверцей душевой кабинки. Юный фигурист замечает его практически мгновенно, выключая воду и без лишних слов приоткрывая дверцу, как бы одним своим видом спрашивая, что он здесь забыл. Никакого смущения и криков, да, именно этим ему и нравится этот парень. Своей незамысловатой естественностью. — Что ты хочешь? — Юрий устало прикрывает глаза, практически полностью прячась в душевой кабинке, так, что видна лишь его голова и край плеча. Он недовольно ёжится из-за резкого контраста тёплого и холодного воздуха, но в глазах нет обычного раздражения или агрессии. — Хе-ей, хорош так на меня пялиться. Во-первых, не этично, во-вторых, раздражает. — Хочу принять душ в своей ванной, неужели нельзя? Плисецкий окидывает его взглядом, в котором предельно чётко показывается всё то, что он думает о наглых фигуристах, не знающих правил поведения, чтоб ты там где-нибудь провалился. Смотрит на него, а затем отступает. Никифоров ожидал отказа, честно, поэтому немного даже опешил, когда его вот так просто приглашают в кабинку, пусть она и принадлежит ему. А, впрочем, плевать. Избавившись от футболки и нижнего белья, он вполне ловко ныряет внутрь, закрывая за собой дверцу. В эту самую секунду откуда-то сверху льётся горячая вода, заставляющая буквально отскочить в сторону от неожиданности. Ах, да, Юрий ведь любитель вариться заживо, пока моется, как он может забыть. Виктор окидывает подтянутую фигуру подростка, пока тот усердно роется на полках. Н-да, а ведь ему даже восемнадцати нет, раньше он особо над этим фактом не задумывался, Плисецкий вёл себя в некоторых ситуациях разумнее любого взрослого, и Виктор воспринимал его как взрослого, наверное, на этой почве и сошлись. Совершенно внезапно его ладонь перехватывают, разворачивают тыльной стороной вверх и выдавливают какой-то нежно-розового цвета шампунь. Он непонимающе смотрит себе на руку, потом выжидающе на парня, наблюдающего за ним через правое плечо. В полном безмолвии проходит около пяти секунд, прежде чем подросток издаёт какой-то неясный звук, а затем без каких-либо промедлений кладёт его ладонь себе на голову, поясняя: — Раз всё равно здесь стоишь, то делом займись, — советуют ему, а потом вновь отворачиваются. Никифоров невыразительно хмыкает, а после послушно начинает мыть светлые волосы, пеня шампунь. Воду тактично направляют в другую сторону, давая ему возможность сделать всё быстро и правильно. Делать всё быстро и правильно категорически не хочется, поэтому он медленно начинает массировать голову Плисецкого, спускаясь от макушки к вискам, затем неспешно, выполняя круговые движения, к затылку. И судя по тому, как некто тянется за его прикосновениями, роль мытья тут практически не имеет значения. Виктор усмехается, проводя ладонями по шее, надавливая на выступающий шейный позвонок, а затем внезапно разводит руки в сторону, оглаживая острые плечи. В какой именно момент обыденный массаж переходит в нечто большее, каждый из них сказать не в силах. Просто Плисецкий совершенно неожиданно разворачивается к нему лицом, грубо прижимая его к одной из дверей кабинки, жестко целуя в губы, запуская пальцы в мокрые волосы. Виктор что-то недовольно мычит, прежде чем почувствовать, как в бедро ему упирается нечто горячее, требующее явной разрядки. Руки непроизвольно тянутся вниз, оглаживая скользкие от пены бёдра, подтянутые ягодицы. Они стоят прямо под душем, вода льётся сверху, застилая взор и не давая лишний раз вздохнуть, но, честно, им как-то плевать. Юрий на секунду отстраняется от него, делая рваный глоток воздуха, а затем совершенно неожиданно оставляет укус на шее, вымученно шипя сквозь зубы какие-то проклятия, когда пальцы мужчины всё же проходят по всей длине члена. Плисецкий опирается руками о дверцу по обе стороны от плеч Никифорова, как бы ловя того в своеобразный плен. Он упирается лбом о его мокрую грудь, судорожно дыша, когда фигурист замирает на самой головке, оттягивая крайнюю плоть на себя. Виктор бездействует, словно раздумывая, чем заслуживает очередной укус, но на этот раз в ключицу. Юрий зализывает отметки своих зубов, а затем аккуратно втягивает кожу чуть ниже, явно рассчитывая оставить какой-нибудь тёмно-красный засос, но просчитывается. Совершенно неожиданно мужчина обхватывает ствол ладонью, начиная двигаться, отчего он лишь сильнее сжимает зубы, практически до крови, чем вызывает недовольный стон. А затем они меняются местами. Плисецкий тяжело дышит, прижимаясь грудью к тёплой дверце, пытаясь перевести дыхание, когда на него сверху обрушивается поток прохладной воды. И не успевает он, как следует возмутиться такому самоуправлению, как чувствует, что его ягодицы мягко оглаживают, прежде чем приставить к заднему проходу пальцы, смазанные чем-то противно склизким. Юрий лишь рычит какие-то незамысловатые ругательства, когда пальцы практически с лёгкостью проходят внутрь, начиная неспешное движение. Нет, этой ночью они, конечно, не крестиком вышивали, но, честно, он ожидал второй заход несколько позже. Впрочем, насрать. Виктор совершенно внезапно мягко целует его в шею, зарываясь носом в мокрые волосы, размеренно двигаясь, словно сам сейчас не находится на последнем рубеже своей воли. Никифоров никогда особо не отличался терпением, даже в таких деликатных делах, впрочем, его данный факт ничуть не смущает, даже наоборот заводит несколько сильнее, чем должен. Мужчина вдавливает его лишь сильнее, добавляя третий палец, чувствуя, как мышцы вокруг него приятно сжимаются. Холодная вода охлаждает разгорячённые тела, даря какое-то незабываемое ощущение самого пика, который никак не может быть преодолен. Пальцы внутри него совершенно неожиданно останавливаются, а после и вовсе исчезают, заставляя Юрия недовольно зашипеть, потому что разрядка была слишком близка, а вся ситуация в целом выглядит слишком жестокой, чтобы быть правдой. Однако вместо ответа его вновь целуют куда-то в плечо, по ощущениям, оставляя там засос. А затем Никифоров резко входит, настолько, что всё внутри замирает в сладостном трепете, прежде чем оглушительно взорваться. Виктор двигается резко и непрерывно, одной рукой сжимая его ладонь, переплетая их пальцы, оставляя отпечатки на запотевшем стекле, второй обхватив ноющий от желания член. Контраст ощущений разрывают настолько, что Юрию кажется, словно он сейчас в обморок свалится от переизбытка чувств. Это подобно снежному кому, с каждой секундой растущего в геометрической прогрессии. Он даже не знает, что ему сейчас хочется больше: чтобы это никогда не заканчивалось или чтобы никогда не начиналось. Никифоров кусает нежную кожу на шее, заводя лишь сильнее. Толчки становятся более глубокими, то срываясь на размеренный темп, то становясь отрывисто хаотичными. Определённо, он ненавидит это в нём. Боги, как же ему это нравится. Ловкие мужские пальцы сдавливают головку, заставляя гортанно промычать нечто неясное даже ему, а затем кончить. Виктор делает пару затяжных движений, прежде чем застыть, устало укладывая подбородок на его плечо, пытаясь устоять на ослабевших ногах. Наверное, будь их воля, то они бы стояли здесь вечность, пытаясь прийти в себя, но нет. Вода внезапно становится ледяной, заставляя Никифорова отстраниться и спешно отрегулировать её. Пока длится секундная заминка, Юрий успевает лишь жадно вздохнуть, хватаясь скользящими ладонями за дверцу, в нелепой попытке прийти в себя. В голове неясное марево, а по телу гуляет приятная и непередаваемая словами нега, заставляющая его жмуриться от удовольствия. — Ходить можешь? — интересуется у него фигурист, снимая душ с подставки, спешно ополаскивая себя, а затем направляя воду в сторону всё ещё неадекватного подростка. — Эй, феечка, вылезай из нирваны, у нас ещё есть дела. — Я тебя ненавижу, — доверительно сообщает ему Плисецкий, старательно пытаясь собрать мысли в кучу. Мысли собираться категорически отказываются, а при взгляде на обнажённое тело Никифорова и на отметки в форме зубов на его ключицах и шее, вновь разбегаются в разные стороны. — Придурок, — отрывисто сообщает он, забирая из его рук душ. — Вали уже отсюда. — Справишься без меня? — Никифоров улыбается так заучено любезно, словно на камеру, что невольно поднимает в груди новую волну раздражения. — Ладно-ладно, хватит на меня так смотреть, я всё понял, — он открывает дверцу, собираясь было сделать шаг на коврик, но неожиданно оборачивается, напоследок оставляя лёгкий поцелуй на щеке подростка. — Десять минут, а потом я начинаю беспокоиться и решаю проверить, как у тебя дела. И прежде чем Плисецкий успевает хоть как-то отреагировать на эту двойственную фразу, Виктор подхватывает полотенце и выходит из ванной, прикрывая за собой дверь. Юрий демонстративно морщится, а после замечает своё отражение в зеркале. Мокрый, взъерошенный с отчётливыми засосами на шее, но внезапно сыто усмехающийся. Поморщиться второй раз было несколько сложнее, но он всё же это делает, закрывая дверцу кабинки, возвращаясь к прерванному принятию душа. Блядский Виктор.

***

Из ванной он выходит через долгие двадцать минут, потому что одни воспоминания о том, что недавно здесь произошло, заставляли его возвращаться под воду, чтобы немного остыть. Никифоров, несмотря на свои угрозы, к нему больше ни разу не заглянул, и, наверное, нужно этому радоваться, только как-то не получается. Впрочем, оказавшись в гостиной-студии, он всё же понимает причину занятости Виктора. Тот самозабвенно готовит завтрак, подпевая и даже подтанцовывая в такт музыке, льющейся из телевизора. Плисецкий даже застывает на пару секунд, пытаясь вернуться в реальность, наблюдая за тем, как молодой мужчина вполне так ловко переворачивает оладьи, не забывая при этом что-то мурчать себе под нос. — Неужели, думал, что ты всё же решил там утопиться, — он оборачивается к нему всего на секунду, практически сразу же возвращая всё своё внимание еде. — Если интересно, посмотри в моём телефоне. Юрий хмыкает, но послушно опускается за стол, хватая не заблокированный телефон. Первые строчки статьи, а уже бездарность. Чем дальше он читает, тем больше разочаровывается в прессе. Такие нелепые предположения, дошло до того, что Плисецкого записывают в сыновья Никифорова, а вот неподходящая разница в возрасте их совершенно не смущает. Внезапная усмешка показывается на его лице. Папочка Виктор, видимо, ещё не видел этого предположения, иначе бы уже смеялся в голос. — Слушай, придурок, а они пишут долю правды, не один я заметил, что ты похож на богатенького папика, — всё же не выдерживает он, разворачивая дисплей к мужчине, который в этот самый момент ставит тарелку на стол. — Есть идеи о том, как задобрить тренера? — Он сказал, чтобы мы удалили фотографию, — проигнорировав первую фразу, отвечает Никифоров. Он выдерживает суровую паузу, в течение которой переставляет кружки с разделочного стола на кухонный, а потом опускается на соседний стул, и всё это под испытывающим взглядом зелёных глаз. — Я сказал, — делает короткий глоток, — что мы этого не сделаем. — Если бы ты сказал, что мы это сделаем, то я бы тебя послал, — философски отзывается Плисецкий, утаскивая к себе оладушек. — Постой, только не говори мне, что он ждёт от нас каких-либо ответных действий для опровержения. Ему не отвечают. Прекрасно, все выходные летят коту под хвост в таком случае. Тренер человек такой, что в Аду сможет достать. Благо тот ещё вчера вечером в Москву уехал по каким-то особо важным делам, а то бы им ещё пришлось ждать внеплановых гостей.  — Я предлагаю сделать так, — спустя несколько секунд всё же произносит Виктор, поднимая свой телефон и нажимая на кнопку. Экран неспешно потух, оставляя после себя чёрную гладкую поверхность. — И пойти смотреть фильм, какой ты там предлагал? — Что-то из новинок, — усмехается в ответ подросток, а после поднимается на ноги, подхватывая тарелку с едой и свою кружку. — Суббота в постели, я видел у тебя там плазму, даже не отговаривайся. — Ничего подобного, — улыбаются ему в ответ. — Кстати, она подключена к вай-фаю. — М-м, определённо не такое ужасное утро, как могло бы быть. Они заваливаются на кровать, Никифоров достаёт откуда-то специальную деревянную подставку, на которую моментально погружается вся имевшаяся еда. Фильм находится быстрее, чем обычно. И когда доносятся первые звуки, Виктор совершенно обыденным жестом закидывает ему руку на плечо, потягивая чай, и, честно, Плисецкий даже ругаться по этому поводу не будет, потому что ему нравится. Никто из них не обращает внимания на телефон подростка, который заходится в вибрации под кроватью. На дисплее то и дело вспыхивает фотография тренера, впрочем, он как раз-таки может попридержать своё недовольство до понедельника. Потому что сейчас у великих русских фигуристов выходной. Плевать на последствия.