Капитанский слэшер или история о дружбе.

Позвольте представиться. Меня зовут Петр Гринев. Тот самый герой, воспетый Александром Сергеевичем Пушкиным. Ложью оказались лишь несколько деталей. Начнем с того, что в мое время люди несколько нетерпимы к некоторой группе мужчин, так что вышеуказанный писатель несколько извратил мою историю. Была Мария, вульгарная особа тридцати пяти лет, обожавшая плохой алкоголь, нюхательный табак и, судя по слухам, других женщин. Был Швабрин, о котором сейчас и пойдет речь. Он не был подлецом, описанным в книге, но все-таки мы с ним и вправду однажды попали под трибунал. Я опишу события всего одного дня, надеясь, что кто-то из читающих это поймет меня. Утром одного из тех скучных дней в крепости Савельич шумел пуще прежнего. Я пробормотал, что мне нужно еще поспать, но тот лишь крякнул и вышел в другую комнату. Вернулся он с листком бумаги. -- На, барин, возьми, это от Швабрина. -- Спасибо, Савельич. -- Не советую с ним водиться. Поговаривают, он содомит. Содомит... Странно, почему меня не отпугивают такие слова о нем? Мы быстро подружились. Весь его напускной цинизм и нелюбовь к людям, язвительность, которой была пронизана вся его речь, чем-то привлекали меня и чувство это на дружбу уже не походило. Встреча, о которой написал Алексей в своей записке, проходила недалеко от леса. Подойдя к месту нашего свидания, я обнаружил стоящего там Швабрина. Лицо его было печальным, но, увидев меня, он оживился. -- Здравствуй, Петр. -- Приветствую тебя. С какой целью ты позвал меня? -- я нервничал. Казалось, меня ждет нечто очень важное. -- Просто... Хм. По-дружески, - губы его исказились в нервной улыбке, более похожей на судорогу. --Друг мой, ты не болен? -- Можно сказать и так, -- он положил руку на мое плечо, -- тебя когда-нибудь охватывало прекраснейшее из чувств, которое надо скрывать? -- Что ты хочешь этим сказать? -- Я люблю тебя, -- выражение волнения не уходило с его лица. -- Но это неправильно, -- начал оправдываться я, -- меня никогда не привлекали мужчины. Швабрин повернулся ко мне спиной и пошел в сторону своего дома. Я следовал за ним. Он не обращал на меня внимания всю дорогу. Мы поравнялись с комендантским домом. Стихийная решимость овладела мной. Я развернул Алексея к себе и припал к его губам своими. Улица наполнилась криком Марии. Почему-то крик был радостным. Комендант запер нас в разных избах, оставив на хлебе и воде. Но нам было все равно, мы были влюблены и счастливы. Мой рассказ на этом кончается.