Ловец снов

церберы просыпаются осенью, миллионы лет застоя, в их когда-то чёрной шерсти — частые проседи. это не старость, не дик’ие пляски времени; это принятие сегодняшней данности, это разорванное клыками тяжёлое бремя. это страсть, это страх к моим зверям, что в нутро вгрызлись и там засели. мои звери такие страшные, что от них даже церберы посидели. на немытой неделями кухне грязные посиделки, под опущенной рукой приятно вьётся шерсть, результат — с дьяволом-богом на равных сделка, он подарил мне вечную пьяную молодость, но взамен на коленях просил своё сердце сжечь; он умолял меня, ползая, целуя мои колени, пока я писала прозу, пока его горелое сердце догрызали мои злые дикие звери; пока за окном кружил ураган из снега, дождя и грязи, и властно Ноябрь требовал своих прав, он в окно мне стучал, и кричал свои просьбы-приказы, и бетонные стены крушил, на всё наплевав. дьявол-бог между ног моих нежно целует бёдра, лишь бы взор обратила я свой к нему, но я взглядом — в окно, и Ноябрь ломает мне тонкие рёбра, и не в силах я снять с волчьих глаз пелену. я в плену, ложится рука на голову дьявола-бога, и вгрызаются звери в уголь сильнее, скуля; Ноябрь проткнул мне сердце, переломав все рёбра, а в лице дьявола-бога я узнаю себя.