Убить и любить.
***
Сегодня это снова произошло. Он опять остановился на пол пути, не доделал, поддался этому чувству... Аллен снова прижимался к Неа, уткнувшись носом в бежевый плащ с алыми пятнами от крови и тихо всхлипывая. Ной опять что-то шептал, целовал лицо, губы и шею, стараясь как-то загладить свою вину. Сначала эти порывы были совсем непонятны и болезненны для психики подростка, но со временем седой начал привыкать к таким "закидонам" Неа, понимать, хоть и не до конца. Такое случалось часто, даже слишком. Причиной могло стать всё, что угодно: неправильный взгляд, слово, действие... И постоянно всё заканчивалось тем, что после причинённой боли наступала нежность и забота со стороны шатена. В такие моменты хотелось прижиматься к нему и не отпускать, хотелось ради этого момента терпеть всю ту боль, что причинял Ной. Эти чувства причиняли и боль и наслаждение одновременно, заставляя ждать их вновь и вновь.Страдать и любить.
***
Громкий, разносящийся эхом по помещению, хлопок пощёчины. Алеющая щека, наворачивающиеся слёзы, боль в глазах. Так обычно Неа подошёл к Уолкеру, поднимая лицо за подбородок, обращая внимание на себя. Серебристые глаза смотрели с ожиданием и неким отголоском страха. Смешок со стороны шатена заставил вздрогнуть и ожидать худшего, ведь так было всегда... Всегда Ной приблизился к лицу своей послушной зверюшки и, перед тем как впиться в бледные губы страстным поцелуем, прошептал: - Люблю... и ненавижу... - последнее слово утонул в горячих губах Уолкера, теряясь, но не забываясь. Они оба не могли забыть этого. Как и не могли принять... Не избавиться Неа любил оставлять на нём шрамы. Глубокие, заживающие долго и мучительно, и мелкие, появляющиеся в следствии неаккуратных движений. А ещё синяки... Эти синие и фиолетовые пятна по всему телу, которые не успевали заживать - на старых появлялись новые, более свежие. Седой привык уже скрывать их, отмазываясь все, чем только можно и нельзя: от простого "упал" до "с Кандой тренировался". Но избежать их было не возможно. Они были уже постоянной частью его жизни также, как и шрам, подаренный Маной. Его - шрам - Неа особенно любил. Каждый раз выцеловывал, обводя губами контуры. Однажды, когда Аллен спросил у довольного Ноя об этом, тот нежно улыбнулся и, поцеловав пиктограмму на лбу, шепнул: - Потому что шрам - твоя отличительная черта, делающая тебя особенным... Только его***
Протяжно застонав, он снова кончил первей Четырнадцатого. И опять без разрешения. Ной фыркнул и, сдавив горло и остановив движение внутри седого, спросил: - Опять? Я тебе что говорил? - Нельзя... без... разрешения... - задыхаясь, прохрипел Аллен. Предательские слёзы вновь собрались в уголках глаз. Неа вздрогнул, немного расширяя глаза, а потом, чертыхнувшись и убрав руку с горла мальчишки, поцеловал алеющую щёчку, продолжив вдалбливаться в тело Уолкера. Тесное, сжимающееся и горячее. Зубами впившись в молочную кожу и почувствовав металлический вкус во рту, излился в Аллена. Мальчишка простонал, сжав простыни до глухого треска. Дышать было трудно, воздух словно чем-то выбивало из лёгких. Всё тело седого отдалось глухой болью. Болело всё: новые шрамы, синяки, бёдра... Как всегда Четырнадцатый вышел из Уолкера и лёг рядом, прижимая вздрагивающего то-ли от боли, то-ли от холода подростка. Седая голова легла на грудь шатена. Тот зарылся рукой в эти локоны цвета первого снега, поглаживая. Хотелось продлить эти мгновения, как и остановить, продолжить начатые пытки, наконец закончить со всем этим. Но тут, заглянув в серые глаза, это чувство угасло, уступая место другому - более нежному, чуткому и тёплому. Ах, как ему нравилось смотреть в эти зеркала души... Уолкер смотрел в глаза цвета янтаря, а потом тихо, почти не слышно, боясь разозлить, позвал: - Неа... - Да? - Я люблю тебя... - и нежный, невинный поцелуй. Даже немного детский. Но такой сильный и полный нежности, что заглушал всю ту ненависть, ярость и желание убивать. Пробуждающий ту его человечность, захороненную где-то в глубине той тьмы, что пришла вместе с наследием и памятью Ноя. Нежность, теплота и забота заволокли его с головой, не отпуская. Не возможно И он ответил. Тихо, так, чтобы только Аллен его слышал... Но этот ответ заставил мальчишку счастливо улыбнуться и прижаться сильнее к тому, кто принёс ему нежность и боль, к тому, кого он мог назвать "любимым". Это случилось Ненависти больше нет, только...