Метка Каина.
Выжженная на руке и пульсирующая, когда нападают, когда чувствуешь кровь и берёшь в руки клинок, хотя подойдёт даже простой нож. Пульсирующая до боли. Словно каждый грёбаный раз раскалённым металлом по коже. Боль всё нарастает, не намереваясь утихать. Да и вообще исчезать из его жизни.
Пытаясь контролировать, морщится, чтобы не сорваться и не убить. Это трудно.
Невыносимо трудно. Это крест, который будет преследовать его всю жизнь.
Всю его короткую жизнь.
Дин даже отказался от алкоголя. От его любимого лекарства для заживления ран души. Поверьте на слово, у него их много. Начиная с отца и заканчивая меткой.
Он будто ненавидит каждый миллиметр своего тела.
Руки. Которые убивают и которые ни черта нельзя контролировать. Они сами тянутся к клинку, они его не слушаются. И просто-напросто Дин сдаётся, подчиняется их воле.
Ноги. Которые сами несут его к новой жертве. Неважно к мирному жителю или к злодею. Ей совершенно похер, кто стоит перед ним. А ведь Дину нет… Он мучается, смотря на жертву. Одна часть хочет смерти и убийств, а вторая сопротивляется, но она почти никогда не выигрывает.
И, чёрт возьми, он ненавидит свою улыбку во время убийств. Он не видит себя в зеркале, Дин чувствует её на губах. Кривится, пытаясь её устранить, но ничего не выходит. И губы расплываются в предательской улыбке, которая выражает удовлетворения от выполненного долга. От разрезания тела. От рваного вздоха, когда душишь, со стороны жертвы. От испуга в их глазах, раньше он сам пугался в таких ситуациях. Но сейчас метка сама его несёт и внушает самоуверенность.
Он боится, что метка захватит его разум, что не сможет остановиться, когда перед ним будет стоять близкий человек. Сэмми, Кас или Чарли. Это его единственные близкие люди, которые
пока находятся рядом.
Дин не знает, что случится завтра или послезавтра. Он страшится, представляя окровавленное тело одного из близких людей, умершего от его рук, которые и так по локоть в крови.
Каждый день он просыпался с мыслью, что скоро не вытерпит и метка завладеет им.
Каждую ночь ему снился сон, где он, стоя над трупами, смотрит на них и его лицо ничего не выражает. Сожаление, печаль, грусть, злость на самого себя. Вот что он должен был выражать, а не расслабление и спокойствие!
Сэм и Кас волнуются, ища что-то новое о метке, как её убрать. Но Дин уже всё знает. У них не выйдет это сделать, они просто-напросто не смогут. И ему приходиться терпеть это и молча поджимать губы, чтобы очередной раз не сорваться на них и не наорать, что ничего не выйдет, что пора уже, чёрт возьми, сдаться. Поступить как последний трус и пытаться сдерживать внутреннего зверя, пусть он почти всегда побеждает, но есть же и ещё один вариант. Позволить Касу убить его, когда снова это повторится.
Винчестер шепчет Касу, чтобы тот даже без зазрения совести воткнул дьявольский клинок ему в глотку, когда он нападёт на близких ему людей.
Дин не хочет повторять судьбу Каина.
И, о Боже, его страшный кошмар становится явью. Грёбаной явью. Лучше бы это оставалось у него во сне.
И на ком? На ком, Винчестер? На твоей маленькой малышке? На твоей Чарли?
— Я так и думала, что ты обманешь, — Чарли — зло выходит из машины, ухмыляясь. — Я бы так и сделала.
— Что тебе надо? — Дин встаёт ровно, напрягаясь. Он ни за что не пропустит её туда. К его, хоть и непривычной, Чарли.
Чарли-одуванчик. С таким лёгким румянцем на щеках, когда она смущается. С глазами-искрами. Они блестят, когда она загорается какой-то идеей или происходят приключения, от которых у неё просто сносит крышу, и она иногда теряется, но всегда выруливает из сложных ситуаций. Хоть брюнет и знает это, но он просто не может не беспокоиться об
его рыжем чёртике.
— Поговорить с ней.
С лёгкостью отвечает девушка и с ухмылкой смотрит на него. Ведь она знает, что Дин нравится доброй Чарли совсем не как брат. Хоть она и не понимает, что с ней происходит, когда тот к ней притрагивается или же шепчет что-то на ухо. Какой-то узел образуется внизу живота, будто там порхают «бабочки», про которые говорят все влюблённые.
И Чарли не ощущала этих «бабочек» даже с девушками. Даже с той, с кем встречалась больше года и хотела сделать предложение.
Она-не-чувствовала.
Это для неё что-то новое, что-то одновременно пугающее и приятное.
Дин же скользит по её телу взглядом, невольно оценивает формы девушки, отмечая, что ей чертовски идёт чёрный.
С чего это он начинает смотреть на неё… как на девушку. И не как на девушку на ночь. Он представляет, как она, закинув на него ноги, мирно посапывает в его объятиях, как в тот раз. Когда они охотились вместе, проводили время вместе и засыпали ночью. Чарли приходила к нему перед сном, начиная болтать о мелочах и засыпая у него на плече. Она не успевала или же
не хотела уходить.
— Ты к ней и близко не подойдёшь. Я не дам тебе поработить её.
— Поработить?
— Ещё шаг и я тебя врежу.
— Вот такого Дина я люблю.
Сразу вспоминаются слова Чарли, когда она уходила после их совместной охоты.
— Я тебя люблю, — Чарли счастливо улыбается, как и всегда, прижимается к Дину и обнимает его со всей силы. Брэдбери всегда улыбается тепло и радушно, но в этот момент ему показалось, что она улыбнулась иначе. Как-то странно.
Привлекательно.
Обычно его девушки улыбаются игриво. Их улыбка словно у зверя, который жаждет новую жертву. И он был не против этого, он сам флиртовал с ними и заманивал в комнату.
А эта улыбка показалась ему особенной. В этот в груди образовалось тёплое чувство, которое разливалось по всему телу.
— Я знаю.
Дин после этого ни разу и ни с кем такого не почувствовал.
Он хотел бы повторить это чувство. Чувство тепла и любви.
Он ударил Чарли. Хоть и злую, но ударил. Не смог больше сопротивляться этой проклятой метке.
— Бьёшь как девчонка — неумеха
Метка хотела большего, а не просто какой-то маленький удар. Она хотела крови, смерти и желательно, чтобы этого всего было в достатке.
Поддаётся вперёд, намереваясь ударить, но Чарли опережает. Он с характерным звуком падает на землю. В последнее время парень понял, что сейчас даже не болезненно падать и драться с кем-то. Даже от собственной боли получает экстрим и кайф.
Медленно встаёт, смотря на Чарли сверху вниз. Пытаясь всё-таки побороть эту проклятую метку, он просто смотрит, надеясь, что она больше не будет нападать, надеясь, что он больше не будет приносить ей боли.
Дьявол, как он надеется.
— Давай, боец, выпусти зверя!
Метка слышит, она чувствует, когда Дин даёт слабину, чтобы завладеть им. В данный момент у неё вышло это замечательно.
Да и Чарли постаралась. Вывела его на полную. Даже сам Дин почти не выдерживал, что говорить о метке…
— Из-за тебя ей больно, — выплёвывает кровь, давая ей фору.
— У тебя училась.
Дин вспоминает это. Ведь и правда Чарли всему научилась у него. Она радовалась, когда ей удавалось заламывать ему руку или хотя бы выбить оружие. А когда ей показали бункер, счастью не было предела. Словно маленький ребёнок, попавший в магазин игрушек.
Метка начинает пульсировать больше, когда Дин слышит хруст ломающихся костей. Будто ей переехали руку, а не вывернул парень в бешенстве.
Это действует для него… как наркотик. Как грёбаный наркотик. Для него слишком мало дозы, ему нужно ещё.
И он сам не понимает, как уже сидит на Чарли и бьёт её. Безжалостно. Он ловит от этого кайф. Особенно от крови. Ещё чуть-чуть и ему кажется, что он лизнёт руку, чтобы попробовать её на вкус.
Удар. Ещё удар. И снова.
Всё повторяется бесконечно.
Наркотик. Рыжий наркотик.
Её кровь везде. Она вся заляпана в крови, его руки все в крови, куртка, земля, на которой она лежит. Да всё, чёрт возьми, в её крови! Ему хочется большего. Хочется убивать и убивать. Скорее всего он бы даже и убил её, пока Сэм не окрикнул.
Тут его ударили по голове. Застали врасплох.
Он стоит, смотря, как она мучается в адской боли, которую причинил он ей. Рука заживёт ещё не скоро, да и ссадины на лице.
Ненавидит.
Ненавидит себя за собственную слабость, которую проявил перед Чарли.
Которую выплеснул на Чарли.
***
Он пытается уткнуться в книгу, чтобы не видеть, как мило беседует Сэм и Чарли. Он узнаёт, как у неё дела, интересуется здоровьем. А Дин пытается сосредоточиться на книге, чтобы опять не превратить свои руки в кровавое месиво. Надо было вчера это сделать.
Нельзя было убивать у неё веру в него.
Нельзя было её трогать.
Теперь его Чарли одна. Нет доброй или хорошей. Грань установлена. И она снова улыбается. Улыбается искренне. Как обычно. Будто ничего не случилось.
А ведь Дин будет помнить это и всегда припоминать себе, как сорвался на
любимой девушке любимом друге. На той, которая готова отдать за него жизнь.
Он подвёл её.
Невыносимо больно смотреть на её синяки, когда она подходит к нему, чтобы обнять.
Больно прикасаться к ней. Будто в груди что-то щемит. И он бы хотел забрать у неё ту боль, которую причинил ей.
Ведь она такая маленькая и хрупкая. Чарли недостойна этого. Она достойна намного большего, чем избиение человеком, которого ты любишь и обожаешь всем сердцем.
Она не достойна.
Он достоин. Он должен был пострадать.
— Мы всё исправим. Я не дам пройти тебе через то же, что и я прошла.
Она говорит уверенно, не давая возможность возразить. И на минуту ему кажется так. Кажется, что будь она всегда с ним рядом и у него всё будет хорошо, правда. Словно он больше не сорвётся, не даст шанс ей в нём усомниться.
Она — лучик света в его жизни.
Никогда не пожелает ему зла, никогда не усомниться в его силах и никогда не даст ему расслабиться, опустить руки.
— Каин смог справиться.
Он вспоминает слова чёртова Каина. Дин запомнил их надолго.
— Сначала ты убьёшь Кроули. Ты не почувствуешь сожаления. Потом же настанет очередь ангела. Тут же ты будешь чувствовать только сожаления и скорбь. А когда будешь убивать собственного брата…
— Да. После того, как веками убивал.
— Ну и что? У тебя есть то, чего нет у него. Ты — Винчестер.
Слова Чарли звучат, как проклятье. Он устал быть этим самым Винчестером. Будь он кем-нибудь другим, кто не знает об охоте, то не знал бы бед в своей жизни. Жил бы спокойно и мирно. Не зная об ангелах, демонах, призраков, вампиров, да ещё долго можно перечислять, сделайте его Макфином, но не Винчестером,
прошу.
Да. Они не должны отступать от цели, добиваться своего и не давать слабость. Так их воспитывал отец с раннего детства. И если бы они ослушались его при жизни, то лишились бы папы оба.
— Я прощаю тебя, Дин, — голос предательски дрожал, хотя она хотела сделать его увереннее.
Чарли простила. Она не может держать зла на любимого человека, тем более когда он сделал это не специально. Ведь она всё прекрасно понимала и осознавала. Не глупая же.
— А я себя — нет.
И опять это его самобичевание. Снова он начинает винить себя во всех бедах страны, да не только страны. Вселенной. Да, так вышло. Да, так получилось, но это не повод теперь злиться на себя до старости.
Конечно. После позавчерашнего она дала волю эмоциям и проплакала весь день. Но про это никто не должен знать, что их любимая и жизнерадостная Чарли плакала,
ревела.
— Знаю. Это в твоём духе. Нравится?
Чарли склонила голову, прищурив глаза и пытаясь найти ответ. Дин отвёл взгляд, не выдерживая такого напора от неё и, резко поднявшись, обнял её, прижав к себе.
Больно и неприятно.
Такое тяжёлое чувство на груди, хочется скинуть его и стать свободным. Но это чувство уже давно у него, да и у неё тоже, что уж скрывать.
Так хочется стать свободными, но ничего не выйдет. Они уже ввязались в эту игру по уши.
— Мне очень жаль, малыш.
Она понимает, что чувствовала к нему в последнее время.
«Малыш» режет по-живому, убивая в ней последние частицы лесбиянки. Ей не больно и не досадно от этой мысли. Ей почему-то становится даже легче дышать. Будто верёвка на шее потихоньку ослабляется. Она развязывается и с грохотом падает на пол.
Вдох. Выдох.
С облегчением.
— Докажи, — шепчет тихо, чтобы не услышал Сэм.
Ей надо, чтобы услышал именно он.
Он услышал.
Услышал и пошёл за ней, когда она вышла. А Сэм даже не стал останавливать, как раньше это делал. Он проводил его взглядом, пожелав мысленно удачи.
Чарли идёт медленно, в ней всё противоречит.
Хочется вернуться обратно и засыпать рядом с Дином каждую ночь.
Хочется уехать прочь отсюда и забыть о существовании Дина Винчестера.
Его никогда не было. Он не стал нравиться тебе, не влюбилась в него, как последняя идиотка, понимая, что у неё до тебя были и лучше девушки. Блондинки с формами и главный их плюс, что они были женственны. Чарли не подходит под это описания, как бы она не хотела.
— Чарли.
Дин останавливается в двух метрах от неё и зовёт ещё раз. Та непонятливо моргает пару раз, закрывает глаза и смешно сморщивает нос, поворачиваясь к охотнику.
— Чарли.
Дин зовёт теперь властно. Как она любит. Это мужественность в нём ей и понравилась. Когда отец и мать были живы, то её мама всегда помыкала отцом. Изменяла ему прям под носом. А он закрывал глаза и ничего не делал. Говорил, что любит и не отпустит.
— С рождеством! — под напором крикнула Чарли её излюбленную фразу.
— Открой глаза, малыш.
Дин улыбнулся этой девчонке, которая даже, ему кажется, что не собиралась открывать глаза. Она стояла, зажмурив глаза и сжав кулаки.
Ей казалось, что она вот-вот и кинется ему на шею, крепко обнимет. И наконец узнает, каково это чувствовать мужские губы на своих. Как это целовать парня, быть слабой в руках возлюбленного, а не обжимать самой в углу слабых и быть парнем в отношениях.
Он медленно подошёл к ней, обняв за талию и вздохнув такой любимый, исходящий от неё запах корицы. Этот запах и правда напоминал ему рождество. Они собирались с Сэмом, ели булочки с корицей и ждали отца, когда же он вернётся. А на утро Сэмми ждал подарка от Санты, и Дин покупал ему его.
— Я больше не причиню тебе боль, обещаю.
— Уже, — прошептала Чарли, вытерев слёзы. — Не стоит, Дин, не обнимай меня, пожалуйста.
Говорит-то Чарли одно, а хочет совершенно другое. И внутри всё кричит, чтобы она заткнулась и наслаждалась этим моментом, но нет же. Испортила всё, не желая сама этого. Типичная девушка.
Хотя нет.
Чарли — не типичная.
Чарли — необыкновенная и непредсказуемая. Храбрая рыжая девчонка со своими заморочками, женственности в ней немного, начиная с её подростковых футболок и заканчивая характером. Но всё же милая и не следящая за своим языком, болтающая всё, что придёт ей в голову.
У Дина всё внутри переворачивается. Так больно ему от слов никогда не было. Он замер, в ушах звенит, руки дрожат, ему хочется узнать, почему? Но парень прекрасно понимает, потому что он — дурак, выплеснувший свою злость на неё.
— Дин, я испытываю к тебе… не очень дружеские чувства, прости.
Она извиняется за то, что влюбилась в него.
Он думает, что она его ненавидит.
— Я понимаю, Чарли.
Он пытается сглотнуть ком, который застрял в горле, но ничего не выходит. Словно это боль, застрявшая в душе.
— Нет, не понимаешь. Ты же не влюбился в парня, хотя был раньше лесбиянкой!
Чарли развела руками, глубоко вздохнув и осознав, что она сказала это на автомате. Сказала то, что давно у неё вертелось на языке.
Какая же ты дурочка, Чарли.
Она стыдливо опускает голову вниз, руки неуверенно начинают опускать вниз, а не придерживать спину брюнета и не сжимать его рубашку в руках. Вздохнув последний раз его парфюм, девушка отвернулась, пытаясь освободиться из хватки парня.
Дин запрокинул голову наверх, громко рассмеявшись. Давно он так не смеялся за последнее время.
Ему действительно было смешно.
— Чего ты смеёшься, сцучка?
Чарли повернулась, вопросительно подняв бровь, и сама невольно улыбнулась. От Дина она давно не слышала такого заразительного смеха.
— Мне жаль, малыш, что я поменял твою ориентацию.
Дин с вызовом взглянул ей в глаза.
Чарли приняла этот вызов.
— Кто сказал, что именно
ты поменял её?
Дин готов поспорить, что именно он. Но если Чарли желает поиграть, то парень не против.
— А кто же?
— Сэм. Он такой сексуальный.
Два идиота.
Они знают это.
— М-м, ну я это знал. Я позову Сэма?
Он усмехнулся, подойдя ближе и проведя большим пальцем вдоль скул. Заострив своё внимание на ярко-фиолетовом синяке.
— Не надо.
Рваный вздох и их губы соприкасаются. Чарли сладко застонала, улыбнувшись уголками губ. И впрямь с девушкой испытываешь другое ощущение.
У девушек губы намазаны блеском и не такие шершавые. Они не принимают инициативу в свои руки, будто ждут, когда Чарли сама прижмёт их к стене и жёстко начнёт терзать их губы. Все её партнёрши целовали ласково и трепетно, оглядываясь постоянно и боясь, что их застукают, что кто-нибудь узнает про их ориентацию.
Дин же целует властно, а Чарли отдаёт власть ему в руки. Он безусловно целуется лучше всех её девушек. Ведь было на ком потренироваться. Он прижимает её ближе, опуская руки на бёдра и сжимая их, как обычно это делала Брэдбери.
Обычно Чарли — парень.
Но Дин не даст быть ей такой.
И это охеренно приятное чувство, когда становишься слабой, когда сильные руки прижимают тебя к себе и владеют тобой.
Она по привычке запускает пальцы в его короткие волосы и сжимает их на затылке, когда тот прикусывает её нижнюю губу. Волосы у него такие мягкие, что любая девушка могла бы позавидовать.
— Чертовка, — даже не говорит, а рычит Дин ей в губы.
— Прости, но я не очередная твоя девушка на ночь, — ухмыляется Чарли и тянется за очередным поцелуем. — Я на две.
— Хоть на неделю, — усмехается Дин и слышит, что дверь бункера с характерным звуком открывается, тот даже не успевает опомниться, как Чарли целует его в уголок губ и отходит.
— Что происходит?
Сэм непонимающе смотрит, склонив голову и прищурив глаза. Выйдя бы хотя бы на минуту пораньше, то узнал бы, что происходит. А сейчас он наблюдает, как Чарли смущённо отпускает голову, а Дин самодовольно улыбается.
— Твой брат, Сэмми, такой властный и грубый. Не хотел меня отпускать, пока я не восстановлюсь полностью. Хочет, чтобы я ночевала у него в комнате, и он обо мне заботился, — усмехнулась Чарли, подмигнув Дину.
— Я тоже так считаю, Чарли. Может, ты всё-таки останешься? — Сэм поверил девушке и действительно считал так. Он даже сам ей предлагал остаться.
— Я согласна, морды, — она одобрительно кивнула и и устремилась в бункер.
— Чертовка, — улыбнулся Дин, прикидывая, что теперь надо будет позвонить Касу, чтобы тот вылечил Чарли. И желательно уже сегодня.
