Теперь ты моя

— Тише. Быть может он в этот момент и пытался ее успокоить. Без всей этой мерзкой клоунады на кою способен. И если бы все дело было только в одном лишь разбитом сердце, то может быть его попытка и удалась. Однако причина совершенно в другом. Это ведь нечестно. Нечестно, что за Толисом пришла именно Наталья. Он ведь так и не понял ее истинных намерений, а просто поплелся следом, как верный, глупый пес. И, кажется, Польша понимала, почему Толис предпочел именно Наталью. В первую очередь она была девушкой, потому что другого ей не оставалось. Она ведь неизвестна и несвободна. И этот ангельский и невинный образ скромной и прекрасной леди притягивает сильнее, чем образ смелой и свободолюбивой гусарши, отчаянного воина, хитрого и дерзкого государства, мальчишки в юбке, наконец. Но забрать предмет безответной любви лишь доля беды. Настоящая трагедия в том, что вместе с ним она потеряла то, что было ей дороже всего в этой бессмертной жизни. Свободу. — Если бы кто-нибудь сказал, я бы никогда не поверил, что такое эгоистичное существо, как ты, умеет плакать. Сейчас она бы улыбнулась. Честно, улыбнулась, может и дружелюбно толкнула бы его в плечо и ответила чем-нибудь колким. Но Гилберт давно не друг ей, не соперник, конкурент или кто-либо еще. Он никто для нее. Просто в один момент Польша взяла и забыла своего вассала, считая его не больше, чем его же тезку — таракана. Но теперь, когда предмет томного воздыхания, исчез из поля зрения, Гилберт наконец-то вновь получил роль в мировоззрении девушки. Он стал злодеем. Не врагом, а именно злодеем: жестоким, бессердечным, отвратительным и трусливым. Не напал в одиночку, нет. И неважно что там гласил девиз о том, что «если Бог с нами, то кто против нас?», ведь в противовес этому есть другая фраза из той же оперы. Бог любит троицу. — Я давно хотел увидеть твои слезы, хотел смеяться над тобой, хотел видеть твою боль… Но это совсем не то, понимаешь? Я сам хотел заставить тебя рыдать, я мечтал, что буду тем, кто сломает тебя… И все же сейчас я не причем, верно? Это ведь из-за него? Трусливый. Трусливый таракан. Даже со спины подошел, сволочь. И не важно, что сейчас он, как только умеет, нежно обнимает за плечи, гладит и слишком близко прижимает к себе. А что за чушь он там несет вообще плевать! Если Польша больше не независимое королевство, то может стоит хоть раз побыть девушкой? Стоит ли обернуться к Пруссии, обнять его в ответ и продолжить рыдать ему в грудь? Стоит ли просто признать тот факт, что отныне зависима? — Не плачь. Просто знай, что теперь ты моя. Она не обернулась.