Back to Black

We only said goodbye with words I died a hundred times You go back to her And I go back to Black Amy Winehouse, "Back to Black"

Ханамия вздрогнул. Крупная волна прошла по его телу, отозвавшись короткой судорогой у Теппея внутри. Он положил руку Ханамии на спину — она была горячей и мокрой, — скользнул ладонью на бок, притянул к себе. Ханамия вздрагивал всем телом — это означало, что он уже очень близко. Теппей зажмурился — то ли чтобы взять себя в руки, то ли чтобы не видеть этой узкой, бледной спины. Он тоже был уже очень близко, слишком, может быть, ближе даже, чем Ханамия. А эта спина сводила с ума. Ее хотелось обцеловать — острые лопатки, выступающие позвонки — и он это сделает, непременно сделает, а еще на нее хотелось кончить. Не первый раз уже. Теппей увидел это будто воочию, так ярко, что в глазах потемнело. Может быть, стоит… или, может быть, стоит хотя бы спросить? Ханамия его убьет. Даже за вопрос убьет. Ханамия вдруг зашептал что-то — быстро, горячо, почти неслышно. Застонал в голос, вскинул голову — Теппей на мгновение увидел бледное лицо, тонкий рисунок носа, закушенную губу. Cтиснул его бедро крепче, почти надевая на себя, но Ханамия вдруг заскулил, сжался — судорожно и сильно. Теппей ослабил хватку, успев испугаться, что сделал больно, а Ханамия расслабился и качнулся вперед, плавно съехав с члена. И, прогнувшись в пояснице, снова подался назад, так, что член Теппея проехался между ягодиц, по копчику. В глазах потемнело. Теппей не успел остановиться, только ахнуть. Его будто скрутило, а потом отпустило, и он выплеснулся — Ханамии на спину. Сквозь вату в ушах он услышал длинный стон. Потом его шатнуло, и Теппей завалился на кровать — и на Ханамию, конечно, тоже. — Прости, — произнес он, когда наконец отдышался. Ханамия хмыкнул и попытался посмотреть на свою спину. — И как это выглядит? — Невероятно, — честно признался Теппей. И добавил: — Спасибо. Ханамия коротко рассмеялся. — Вот идиот. Слезь с меня, надо вымыться, пока эта дрянь не засохла. — Я могу тебя вылизать, — предложил Теппей, не думая. Ханамия повернулся к нему, и Теппей залюбовался. После секса Ханамия всегда выглядел особенно красивым: легкий румянец, раскрасневшиеся губы, блестящие глаза. После секса в его улыбке читалась насмешка, но легкая, даже почти добрая. После секса он был прекрасен и даже идеален. После секса Теппей думал, что мог бы в него влюбиться. — А потом ты захочешь кончить мне на лицо и тоже предложишь вылизать? Легкая дрожь пробежала по телу Теппея. — Пожалуй, да, — он улыбнулся. Ханамия рассмеялся — весело, даже нежно — и потянулся к нему. Где-то в квартире запел телефон. Лицо Ханамии моментально потемнело, будто окно, за которым выключили свет или задернули плотную штору. Мгновением спустя он растянул губы в ядовитую улыбку. — Ни секунды без присмотра верных друзей, да, Киеши? — он начал подниматься. — Я в душ. Наверное, Теппей мог бы схватить его за руку, потянуть на себя, сказать, что он не будет отвечать на звонок… но он не мог не ответить. Он знал, кто ему звонит. Ханамия ушел в душ — как-то мгновенно, почти незаметно, вот был, а вот и нет его. Теппей, хмурясь, пошел за телефоном. Пока он нашарил мобильник в карманах куртки, звонок, разумеется, уже сбросили. Теппей перезвонил сам. — Хьюга, — позвал он в трубку. После паузы тусклый голос на том конце отозвался: — Привет, Киеши. Голос Хьюги всегда действовал на Теппея одинаково. В груди будто что-то сжималось, а потом лопалось, и по всему телу разливалось жидкое тепло. Не огонь, нет. Именно тепло. Хьюга был его человеком. С первой встречи, с первого разговора, с первой игры один на один. Теппею пришлось глубоко вдохнуть и выдохнуть, прежде чем он смог говорить: — Хьюга, что-то случилось? — Да… — отозвался Хьюга глухо, словно держал трубку далеко от рта или говорил по громкой связи. — Нет. Наверное. Ты занят, да? Извини, просто… думал, если ты не занят, может, приедешь… — Я не занят, — твердо отозвался Теппей и даже головой мотнул. Естественно, тут же ему на глаза попалась коробка с пиццей — еще не раскрытая — и две бутылки пива. Они собирались поесть, Теппей думал напроситься на ночь. Он нечасто это делал, но, кажется, Ханамия не бывал против. Ладно, Ханамия больше любит быть один, чем с кем-то, он сам это говорил, да и что им делать вместе столько времени, не будут же они всю ночь напролет трахаться, а спать Ханамия уж точно больше любит в одиночестве. — Я приду, Хьюга, — произнес он в трубку. Он закончил разговор, быстро оделся. Потом постучал в ванную и приоткрыл дверь. — Ханамия? Мне нужно идти, ты не против? — Дверь захлопни, — отозвался Ханамия сквозь шум воды. Голос у него был ровный и безразличный. Теппей выдохнул, прикрыл дверь ванной. И пошел прочь из квартиры. В вагоне по позднему времени было почти безлюдно. Теппей привалился к поручню у двери, глядя, как за окном бегут яркие вывески Токио. Но через три станции разнылось колено, и пришлось сесть. Хотя наверняка это была не настоящая боль — лечение в Штатах прошло более чем успешно, — это была психосоматика. Колено отзывалось, когда на душе у Теппея было нехорошо. А в последнее время это случалось все чаще. Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, пытаясь проникнуть внутрь себя и все-таки понять, что же его беспокоит. Ханамия, ответили ему глубины себя, это всегда Ханамия. Но почему, спросил Теппей. Ни он, ни я не связаны обязательствами. Мы никого не обманываем, даже друг друга. Мы встречаемся и трахаемся. Иногда что-то еще. Что не так? Или дело не в Ханамии, а в Хьюге? Что-то есть бесконечно подлое в том, чтобы любить одного человека, а трахаться с другим. Теппей отлично помнил тот момент, когда влюбился в Хьюгу. Нет, не когда они столкнулись в коридоре школы, и не когда он преследовал Хьюгу, пытаясь заставить его вступить в баскетбольный клуб, и не когда они играли один на один, и Теппей раз за разом безжалостно выигрывал. Это случилось, когда они стояли на крыше, заявляя о своих намерениях, а потом дверь распахнулась, и Хьюга… Да, Хьюга. Решительный, гневный, резкий. Хьюга, за которым Теппей пошел бы и в огонь, и в воду. У чьих ног ему хотелось сидеть верным псом. Чувство его вспыхнуло, как выплеснутое в огонь масло, захватило его, затопило… Теппей до сих пор помнил, как сгорал от желания коснуться Хьюги, как днем плавился от счастья, просто стоя рядом с ним, а ночами стонал сквозь стиснутые зубы на своем футоне, задыхаясь от отчаяния. А Хьюга оказывал очевидные знаки внимания Рико. Настолько очевидные, что в какой-то момент Теппей сделал подлость и сам начал за ней ухаживать. Они быстро прекратили это, впрочем: Теппею невыносимо было видеть, как смотрит на них Хьюга, а Рико быстро поняла, что тут что-то не так. Обиделась, естественно. Может быть, даже всерьез и надолго бы обиделась, но тут случился матч с Кирисаки Дайичи, и всем стало не до того. После больницы, после почти года вне школы Теппея слегка отпустило. Настолько, что он, во всяком случае, перестал впадать в черное отчаяние при мысли, что у них с Хьюгой никогда и ничего не выйдет. В конце концов, люди не влюбляются на всю жизнь, размышлял он. Все это плохо работало, когда они оказывались рядом, когда играли в паре так хорошо, словно слышали мысли друг друга, когда Хьюга забрасывал свои прекрасные трехочковые… но по-прежнему была Рико, которую Теппей слишком любил, чтобы ненавидеть. Она часто давала ему понять, что совсем не против поговорить об этом. Наверняка о многом догадывалась, но хотела услышать от самого Теппея. Но он так и не решился с ней все это обсудить. Во-первых, говорить о своих безнадежных чувствах к Хьюге было слишком больно. Во-вторых, он совершенно не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой. Так они дотянули до финала Зимнего кубка, а потом Теппей уехал. Никто, говорил он себе, не способен любить так сильно, чтобы страдать по человеку два года и не перестать это делать в долгой разлуке. Он даже завел себе пару интрижек, пока был в Штатах — Лос-Анджелес располагал. А потом Теппей вернулся в Японию, и первым, кого он увидел, выйдя в зал прилета, был Хьюга. И тогда Теппей впервые подумал, что, наверное, болен. Он был болен, но не попытался лечиться. Разлука не помогла, а кроме нее помочь могла бы разве что взаимность, но Хьюга не выказывал никаких признаков романтических чувств. Они определенно стали теплее и ближе друг другу, и это было бы прекрасно, если бы Теппей хотел быть Хьюге исключительно другом. Теппею нравилось быть другом. Но еще больше ему бы понравилось, если бы он мог обнять Хьюгу, притянуть его к себе, зарыться лицом в волосы, прижаться плотно-плотно, и пусть бы Хьюга ворчал, может, даже вырывался — не всерьез, конечно, — и говорил бы что-нибудь про телячьи нежности, и, может быть, даже краснел… А потом бы Теппей целовал его, пока губы не начали болеть, а потом бы они пошли домой, и на плечи им валил бы снег — почему-то ему так представлялось, непременно зима, причем со снегом, рождественские украшения в витринах, дыхание паром изо рта, красные щеки Хьюги… Но прошло еще одно Рождество, наступил новый год, а чуда так и не случилось. Творить же его своими руками Теппей не смел — чтобы ненароком не сломать то, что у него было. А под конец учебного года произошло то, что чудом назвать у Теппея не повернулся бы язык. Они праздновали выпуск. И, конечно, после торжественной части отправились отмечать не с сокурсниками, а с товарищами по баскетбольной команде. Почему Куроко счел, что будет хорошей идеей позвать на праздник своих бывших однокашников по Поколению Чудес, Теппей так никогда и не узнал, но именно из-за этого на их вечеринке вдруг появились Кисе Рета и вся команда Кайджо, Мидорима Шинтаро и вся команда Шутоку, Аомине Дайки и вся команда Тоо и даже Акаши Сейджуро и вся команда Ракузан. Не было только Мурасакибары и Йосен — очевидно, решили, что из Акиты ехать слишком далеко. Именно следом за Тоо, а вернее, за Имаеши Шоичи (который вообще непонятно что тут забыл, он и в школе-то больше не учился) и притащился, скорее всего, Ханамия. Теппей увидел его мельком, когда они только вошли: Ханамия держался рядом с Имаеши, кривил рот и явно ощущал себя не в своей тарелке. Теппей решил, что ему, видимо, не хватает верной команды рядом. Рико, немедленно оказавшаяся возле Теппея, недовольно буркнула: — Вот же приперлись… — Ничего страшного, Рико, — улыбнулся Теппей. Его это и в самом деле не беспокоило — больше его тревожило, что на вечеринке так до сих пор и не появился Хьюга. Хьюга пришел. Примерно полчаса спустя. В сопровождении Мибучи Лео. И в этом не было бы, возможно, ничего такого, мало ли, встретились по пути, если бы не… Нет, Теппей не знал, что «если бы не». Он не знал, как и почему понял все про этих двоих с первого взгляда. Он помнил, как стоял, опершись рукой о стол, и смотрел, как Хьюга и Мибучи входят в кафе, где все они собрались. Как сияет Мибучи, как близко он держится к Хьюге. Как отворачивает голову Хьюга, но иногда все же вскидывает взгляд и смотрит на Мибучи: быстро, коротко и так, как никогда не смотрел на Теппея. Да и на Рико тоже. Ему захотелось уйти, но было нельзя. Он отвернулся от Хьюги и Мибучи и ушел к дальнему столу. Сел. Кто-то поставил на стол котелок для сябу-сябу, тарелку с мясом и овощами. Над ухом трещали — наверное, Изуки. Потом постепенно стало тихо. Потом кто-то сказал: — Ты выглядишь как человек, которому надо выпить. Теппей повернул голову и встретился взглядом со слепыми стеклами очков. Мгновением спустя Имаеши чуть повернул голову, и очки стали нормальными. Впрочем, Имаеши, как всегда, щурился, так что это не сильно помогло. — Я несовершеннолетний, — сказал Теппей с сожалением, потому что выпить действительно хотелось. Вместо ответа Имаеши достал фляжку и протянул ему. — Иногда надо. Теппей пожал плечами, принял фляжку, сделал глоток. Что бы там ни было, оно обожгло горло, как жидкий огонь — на мгновение Теппей утратил способность дышать. Зато немедленно стало легче, и Теппей сразу же сделал второй глоток. После третьего Имаеши забрал у него фляжку. — Мне не жалко, — сказал он, улыбаясь до ушей, — но ты, кажется, ничего не ел. — Я крепкий, — возразил Теппей, поднимаясь на ноги. Его слегка повело, но и только. В остальном все было прекрасно. Тепло, светло, дышать можно. Если не смотреть в тот угол, где сидят Хьюга и Мибучи. Рико тоже там, периодически оглядывается по сторонам — ищет его. Если увидит — подзовет к ним. Наверняка чтобы рассказать о новом статусе Хьюги. Мучительно скривившись, Теппей отвернулся и пошел к узкой лесенке на второй этаж, видневшейся у дальней стены. Неважно, куда она ведет, в подсобное помещение или в туалет, главное, что там он может остаться один. Лестница, как оказалось, вела в бильярдную. Маленькую, уютную бильярдную, где крепко пахло табаком, хотя никто не курил. Курить было некому: здесь не было никого, кроме Ханамии. Ханамия в бильярд не играл. Он метал дротики в мишень, висевшую на стене. — Привет, — сказал Теппей после паузы. Уходить ему не то чтобы не хотелось — было некуда. В зале его непременно выцепит Рико, а если он сбежит совсем… тоже так себе перспектива — таскаться одному по городу или валяться дома на футоне, без сна. Ханамия посмотрел на него. Дернул ртом, отвернулся, снова метнул дротик. — Привет. Теппей вошел и закрыл за собой дверь. По крайней мере, с ним поздоровались. — Почему ты здесь? — спросил он. Ханамия громко фыркнул. — Где именно — здесь? Если на этой вашей пародии на вечеринку — меня притащил Имаеши. А если конкретно здесь — ну не торчать же с твоими друзьями внизу, — он вдруг развернулся и нацелился дротиком Теппею в лицо. — А ты почему здесь? Теппей пожал плечами и оперся о бильярдный стол. — Потому что не хочу быть там. — У-у-у, — протянул Ханамия. — Это чем же тебя так накрыло, что ты предпочитаешь мою компанию? — Он снова отвернулся к мишени и метнул дротик. Попал в яблочко. — Можно я не буду отвечать? — спросил Теппей. — Можно, — легко согласился Ханамия. — Будем многозначительно молчать. Некоторое время так и было: они молчали, Ханамия метал дротики, Теппей следил за ним. — Никогда не умел это, — сказал он наконец. — Как у тебя получается? Вместо ответа Ханамия протянул ему горсть дротиков на ладони. — Попробуй. Теппей попробовал. Ханамия трагически вздохнул. — Я не могу даже сказать, что ты бросаешь как девчонка. Ни одна девчонка так не бросает. Твои руки способны держать что-то, кроме мяча? Теппей хмыкнул, но не успел ничего сказать: Ханамия встал у него за спиной, практически прижавшись, и обхватил его руку двумя своими. — Ну и грабли. Вот, смотри, как надо держать, — он сомкнул пальцы Теппея вокруг дротика. — Руку вот так, — провел ладонью под рукой Теппея от запястья до локтя. — Теперь кидай. Теппей кинул. А потом еще раз, и еще, и еще, пока не начало получаться. Тогда он потребовал соревнования, и Ханамия, фыркнув, согласился. — Я дам тебе фору, — добавил он, сладко улыбаясь. Теппей радостно кивнул и несколько мгновений любовался недовольным лицом Ханамии. Некоторое время они держались наравне — спасибо форе, — потом Теппей почему-то начал выигрывать. Потом они снова сравнялись. А потом, когда Теппей готовился для очередного броска, Ханамия вдруг переместился ему за спину — Теппей не сразу это понял, слишком был сосредоточен на мишени, — и в тот момент, когда дротик был готов уже сорваться с пальцев, прижался вплотную и провел языком по шее Теппея, от перехода в плечо до впадины за ухом. Теппей вздрогнул всем телом. Дротик ушел «в молоко». Он обернулся и встретился взглядом с Ханамией. Тот и не подумал отстраниться — так и стоял, прижимаясь, и смотрел шальными глазами. — Нечестно, — хрипло проговорил Теппей. Ханамия широко улыбнулся. — Ты знал, с кем играешь. Теппею перестало хватать воздуха. Темный взгляд Ханамии будто дыры в нем прожигал. Потом Ханамия медленно облизнулся — острый яркий язык скользнул по пухлым, четким губам. Он меня соблазняет, понял Теппей, и эта мысль ударила в голову сильнее, чем содержимое фляжки Имаеши. Он развернулся, обхватил Ханамию, тут же положил руки на ягодицы. Джинсы облегали Ханамию как вторая кожа, задница, мускулистая и упругая, ложилась в ладони так, словно была сделана по мерке. Ханамия тут же прильнул к нему, забрался руками под рубашку. На губах его змеилась улыбка, он не отводил взгляда, и Теппей понял — можно. Можно все. Он толкнул Ханамию к бильярдному столу, и тот, плотоядно ухмыльнувшись, сел на край, а потом выложил из кармана толстовки тюбик смазки и три резинки в упаковке. Теппей выгнул бровь. — Ханамия? — Я шел развлекаться, — пожал плечами Ханамия и потянул с плеч толстовку. — Надеюсь, у тебя член не выдающихся размеров, а то, боюсь, маловаты будут. Вместо ответа Теппей начал расстегивать на нем штаны. Ханамия приподнял бедра, помогая их снять, потом стянул майку через голову, а потом очень быстро сгреб Теппея за ворот рубашки обеими руками и дернул. Пуговицы разлетелись в разные стороны. — Ханамия! — У тебя их слишком много осталось, — Ханамия ухмыльнулся. — Что, неужто никто не попросил вторую? — Как видишь, — Теппей расстегнул штаны, стянул их вместе с трусами, переступил. — Хочешь себе? Ханамия расхохотался: — Да кто теперь поймет, какая из них вторая. Вместо ответа Теппей навалился на него, вжимая в стол, и Ханамия охотно обхватил его руками и ногами, притягивая ближе. Стол скрипнул, но не зашатался, и Теппей решил — выдержит. Да даже если и нет… Жесткое сукно кололо колени, но тут Ханамия обхватил член Теппея, и все неприятные ощущения были моментально забыты. Ханамия водил рукой по стволу, медленно, лениво, потом потянул Теппея ниже, в поцелуй. — Ты когда-нибудь трахался на бильярдном столе, Киеши? — Нет, — ответил Теппей практически ему в губы. Ханамия выдыхал ему в рот. От него головокружительно пахло туалетной водой — пряный, тяжелый, сладковатый запах. — А вообще когда-нибудь трахался? — Да… Поцелуй вышел такой, что у Теппея сорвало остатки крыши. Он вжал Ханамию в стол всем своим весом, сгреб за задницу; он лапал его сильно, даже грубо, а Ханамии, кажется, это нравилось — он стонал как заведенный, царапал Теппею спину, втирался в него бедрами. Теппей плохо помнил, как растягивал его — все было будто в тумане. Запомнились бледные руки с длинными пальцами, отчаянно цепляющиеся за его плечи, и почерневшие глаза Ханамии, и его приоткрытый рот. Когда Теппей начал вставлять, Ханамия запрокинул голову, открыв шею, и Теппей, наклонившись, впился в нее зубами. Ханамия закричал и, кажется, кричал все время, пока Теппей сильными глубокими толчками вбивал его в обтянутую зеленым сукном столешницу. Стол под ними стонал и скрипел. Как, почему их никто не услышал — этого Теппей так никогда и не узнал. Потом они долго целовались, переплетя руки и ноги. Потом Ханамия предложил поехать к нему. Они протрахались полночи, и Теппей заснул, забросив на Ханамию руку, а когда проснулся, обнаружил, что спит на спине, а Ханамия лежит головой у него на плече. И это было одно из лучших его пробуждений за долгое время. Он, разумеется, ни о чем не рассказал Ханамии. Хотя временами, когда тот переставал язвить, когда был нежен и временами даже заботлив — находило на него такое периодически, — и хотелось. Рассказать ему, какой Теппей дурак и до сих пор не перестанет страдать по своему другу. Которого искренне считал натуралом, влюбленным в их общую подругу, и потому даже не попытался признаться. Понравиться. Соблазнить. А друг оказался никаким не натуралом. Вот смешная шутка. Во всяком случае, Ханамия сочтет ее очень смешной, в этом Теппей был уверен. По крайней мере, влюбиться в Ханамию ему не грозило — вот была бы наибольшая глупость. А Ханамии не грозило влюбиться в него — просто потому что это же Ханамия, вряд ли он вообще на такое способен. Они просто встречаются время от времени ради секса — отличного секса, надо сказать, — ну, и в целом им довольно приятно друг с другом, Ханамия даже как-то сказал, что Теппей не такой идиот, каким казался раньше. Почти что комплимент… Они с Ханамией ничего друг другу не должны. И Хьюге Теппей ничего не должен. Но отчего же так мерзко на душе? Когда Теппей вошел в квартиру Хьюги, открыв дверь своими ключами, оказалось, что внутри темно, только горит тусклая лампочка в прихожей. В эту крошечную квартирку на окраине Токио Хьюга въехал, когда поступил в университет; он не раз предлагал Теппею снимать ее на двоих, но Теппей отговаривался тем, что должен присматривать за стариками — на деле же старики были в состоянии сами о себе позаботиться, ему просто не хотелось день за днем проводить в маленьком помещении наедине с Хьюгой. Он или с ума сойдет, или… Да нет, какое «или». Причинить вред Хьюге он не смог бы по определению. Он разулся, снял куртку, прошел на кухню, чтобы оставить там пакет из комбини, затем вошел в комнату. Хьюга был там — сидел в кресле, вытянув ноги, и примерно раз в полминуты переключал канал телевизора. Неслышно ступая, Теппей подошел и опустился рядом на пол. И прижался к ноге. Это Хьюга ему позволял, особенно когда ему было плохо. Мелькнула нехорошая мыслишка, что, возможно, Хьюга давно все понял и потому позволяет хоть что-то. Теппей даже не мог сказать, что ему было неприятно об этом думать. Если у Хьюги нет для него ничего, кроме жалости… — Что случилось? — спросил он наконец. После длинной паузы Хьюга отозвался: — Лео… Теппей приподнял голову, чтобы посмотреть ему в лицо, но на нем, застывшем, разукрашенном синими экранными всполохами, ничего нельзя было разглядеть. — Что Лео? — Женится, — голос Хьюги дрогнул. Теппей развернулся и встал на колени, заслонив от него экран — теперь их лица были на одном уровне. — Мибучи? Женится? Он голубее неба, с чего вдруг? Хьюга коротко рассмеялся — невесело, конечно, но зато у него хоть взгляд немного прояснился. — Он единственный сын и наследник семьи, он в любом случае должен это сделать. — Но первый курс, не рано ему?.. Хьюга раздраженно дернул ртом. — Не прямо сейчас он женится, вообще. Сегодня… они объявили помолвку. Я позвонил ему — просто поболтать. А он — не могу говорить, у меня помолвка. Нормально? Помолвка! Взгляд Хьюги постепенно становился светлее, лицо твердело и наливалось яростью, и Теппей мысленно выдохнул. Раз злится — значит, в порядке. — Он мог бы мне сказать об этом раньше! Я не говорю, что мы с ним должны провести всю жизнь вместе и все вот это вот. Но такие вещи говорят! Если имеешь в виду, что у тебя серьезные отношения! — Может, он не знал, как тебе это сказать? — спросил Теппей. Вообще-то ему совершенно не хотелось защищать Лео от Хьюги, но что-то в этом духе он обязан был сказать. Хьюга наградил его мрачным взглядом и начал вылезать из кресла. — Ты что-то там поесть принес, да? Они закончили вечер на кухне за лапшой с креветками. Хьюга повеселел немного — явно до разрыва всерьез у них с Лео дело не дошло, просто он расстроился… и, конечно, кому еще звонить в расстроенных чувствах, как не лучшему другу. Теппей был рад. Это была радость с горчинкой — он находился в безнадежной френдзоне, такая поддержка и опора, жилетка для слез… Наверное, лучше, чем ничего. — Что думаешь делать на Рождество? — спросил Хьюга, когда они пили чай. Теппей слегка пожал плечами. — Пока не придумал. Скорее всего, ничего. Хьюга задумчиво пожевал губу. — Хочешь, соберем наших? Ну, Рико, Изуки… — А если Лео приедет? — спросил Теппей, улыбаясь. Хьюга раздраженно дернул носом, но ничего не сказал на это. Зато минут через десять, когда он уже успели поговорить о чем-то другом, спросил неожиданно: — Или можем вдвоем потусить, — и когда Теппей посмотрел на него вопросительно, пояснил: — На Рождество. С минуту, не меньше, Теппей рассматривал его, пытаясь понять, есть ли в вопросе Хьюги подтекст. Наверное, он слишком много общается с Ханамией… — Если Лео не приедет? — спросил он наконец. Хьюга шумно выдохнул и снова промолчал. На ночь Хьюга постелил им рядом два футона, и какое-то время, прежде чем уснуть, Теппей смотрел на его лицо, едва видимое в полумраке, без очков удивительно открытое и нежное, мысленно очерчивал пальцем контуры, потом протянул руку, коснулся волос. Хьюга не проснулся, и руку Теппей убирать не стал. *** Телефон молчал почти неделю. То есть, нет, не молчал, разумеется: звонила Рико, звонил Киеши, писали сообщения сокурсники и спамеры. Но не Лео. Лео не звонил и не писал. А Джунпей не звонил и не писал ему. Не мог. Его до сих пор корежило, стоило только вспомнить легкое равнодушие в голосе Лео, когда тот сообщал о своей помолвке. Как будто в этом не было ничего особенного. Как будто Джунпей должен был сам понимать, к чему все придет. И даже то, что от него не было ни слуху ни духу вот уже несколько дней, говорило о многом. Лео не заявил о разрыве — потому что, с его точки зрения, и разрывать-то было нечего. Все равно все это было безнадежно с самого начала. Мибучи Лео был ярким, красивым, талантливым и популярным. Джунпей был… собой. Обычная внешность, средние способности. Ничего интересного. Что уж там нашло на Мибучи, почему он захотел с Джунпеем встречаться — кто его знает. Захотелось чего попроще, наверное… — Хьюга, ты спишь, что ли? — ворвался в пучину его отчаяния раздраженный голос Рико. — В третий раз к тебе обращаюсь. Он поднял на нее взгляд. Рико смотрела на него, поджав тонкие губы. Она, подумал Джунпей, тоже яркая и красивая, но она еще и простая, совсем как он. Вспомнилось, как он долго и мучительно пытался в нее влюбиться. Нет уж, дорогуша, прозвучал в голове голос, подозрительно похожий на голос Лео, если уж родился геем, не надейся, что удастся перекраситься. — Что? — Ты уже придумал, что будешь дарить Теппею? Она просверлила его таким пронзительным взглядом, что Джунпею стало стыдно. Нет, разумеется, он не придумал, что дарить Киеши. Он вообще старался поменьше думать о Киеши. Думать о нем было все равно что трогать больной зуб. Когда все стало так сложно, с тоской подумал Джунпей. Ведь вроде бы совсем недавно они начинали учиться в старшей школе, основывали клуб и не думали ни о чем, кроме баскетбола. — Туалетную воду, — брякнул он: впереди как раз замаячила вывеска какого-то косметического гиганта. Взгляд Рико стал подозрительным. — Ты хоть что-нибудь в туалетной воде понимаешь? — Там есть консультанты, — огрызнулся Джунпей и поспешил спастись от Рико в стеклянных раздвижных дверях. Рико, он знал, за ним не пойдет — она всю эту косметическую мишуру ненавидела, а от запаха духов у нее болела голова. Естественно, консультанты были заняты. Джунпей немного послонялся между стеллажей, заставленных бутылочками, коробочками и флакончиками, пока нос не перестал ощущать какие бы то ни было запахи вообще, и совсем уже собрался было позорно бежать, когда ему показалось, что он видит знакомое лицо. Джунпей даже вздрогнул и глаза протер — но нет, он не ошибся. Ханамия Макото стоял у одной из витрин, задумчиво крутя в руках большой черный флакон. В целом, в этом не было ничего странного — как-никак, они жили в одном городе… ага, вместе с еще десятью миллионами человек, сказал Джунпею внутренний голос. Он прищурился, уставившись на Ханамию, а тот, словно почувствовав взгляд, обернулся — и, естественно, увидел Джунпея. И, судя по тому, как озарилось злой улыбкой его лицо, моментально узнал. Бежать было нельзя. Стиснув кулаки — драку в общественном месте устраивать все же не стоило, — Джунпей наблюдал, как Ханамия подходит к нему. Останавливается. Ухмыляется. — Давно не виделись, Хьюга. — Я не скучал, — огрызнулся Джунпей. Ханамия радостно оскалился. — Надо же, как невежливо. А зря, между прочим, Хьюга, зря. Нам в скором времени предстоит плотное общение друг с другом. — Что ты несешь? — Джунпей нахмурился. Ханамия выгнул брови, якобы удивляясь — Хьюга видел, что на самом деле он ни мгновения не удивлен. — Ну как же. Разве твой большой — во всех смыслах, прошу заметить — друг не рассказал тебе? Мы с ним встречаемся, — и сахарно улыбнулся, а Джунпею показалось, будто он внезапно оглох. Будто все шумы вокруг — музыку, гул толпы, взлетающие над ним восклицания консультантов — кто-то выключил. Остался только голос Ханамии: — Я и Киеши, если ты не понял. Хочу сообщить, что он обалденно трахается. Планируем жить долго и счастливо… вернее, он планирует, я планирую дождаться, когда он окончательно влипнет, и сделать что-нибудь забавное. Как ты думаешь, с достаточно ли громким треском он сломается? Джунпей не мог отвести от Ханамии глаз. Он не мог поверить, что все это происходит на самом деле — ощущение было, что он смотрит спектакль. Не иначе, поставленный специально для него. Неужели Ханамия действительно все это говорит? Он встречается с Киеши… планирует поиздеваться над ним, сломать его… и рассказывает все это Джунпею? Что это за странная игра? Ханамия вдруг рассмеялся, глядя на него. — Невероятно, Хьюга, просто невероятно. Честное слово, все, что ты думаешь, проступает у тебя на лице. Разумеется, ты сейчас во всех ног побежишь к своему драгоценному Киеши, все ему расскажешь, и знаешь что? Он тебе не поверит. Он считает, что я по уши влюблен в него. Я, понимаешь ли, могу быть очень убедительным… — он снова рассмеялся, поставил флакон на место и пошел на выход, но, сделав пару шагов, обернулся и оскалился, жестоко и весело. — Обожаю смотреть, как ломаются люди. Достаточно ли тебе хреново сейчас, Хьюга? Ведь ты же знаешь, что этого можно было бы избежать, верно? Если бы ты только не был таким якобы ничего не понимающим недотрогой? Но поздно, Хьюга! — он ощерился. — Поздно! И исчез в толпе. Джунпей пребывал в тяжких размышлениях до самого вечера — вернее, до того момента, как ему позвонила Рико и наорала на него за то, что он бросил ее в торговом центре. Джунпей вяло извинялся, а потом неожиданно даже для самого себя спросил: — Рико, а что ты думаешь насчет… ээээ… Киеши? — А что насчет него? — не поняла она. — Подарка? Или что? — Нет, — Джунпей вздохнул. — Ну, ты ведь знаешь, что ему парни нравятся? — Знаю, — голос Рико стал прохладным. — И что? Тут Джунпея осенило: — Слушай, а ты не в курсе, у него сейчас кто-то есть? — У Теппея? — голос Рико стал озадаченным. — Вроде бы нет, он ничего такого не говорил, — тут вдруг в голосе ее прорезалась сталь. — Только не вздумай залечивать Теппеем свои раны! Он и так из-за тебя… — она резко замолчала. После паузы Джунпей проговорил: — Я бы не стал так поступать, ты же знаешь. Рико вздохнула. — Прости. Да, я знаю. Знаешь, мне бы хотелось… — она снова замолчала, не договорив, потом сказала: — Ладно, неважно. В общем, не хочу, чтобы кому-то из вас было больно. — Я не сделаю ему больно, — пообещал Джунпей. И мысленно прибавил: «Я хочу избавить его от боли». В конце концов, за время этого разговора он даже ни разу не вспомнил Лео. И вообще… Зачем искать где-то какое-то сомнительное счастье, когда можно быть счастливым здесь и сейчас? И сделать счастливым своего друга? И избавить его от кошмарной участи. Киеши должен был приехать к нему вечером, и это было очень кстати. Джунпей навел порядок в квартирке и даже приготовил поесть. Потом спустился в комбини. Там он взял четыре бутылки пива, положил их в корзинку, тут же подумал, что пиво, наверное, не совсем то, выложил пиво, взял вино. С другой стороны, Киеши ведь не девчонка, может, он вино вообще не любит? Джунпей выложил вино и снова взял пиво. Потом плюнул и взял и то, и другое. Он понял, что волнуется, когда дома выставил бутылки с пивом на столе, а вино спрятал в холодильник. Тут же исправился, но сам факт… Потом до него дошло, что именно он собирается предложить Киеши здесь и сейчас, и Джунпей спешно рванул в душ. Интересно, каков Киеши в качестве любовника? Немедленно вспомнился гнусный голос Ханамии: «большой… во всех смыслах». Уши и щеки загорелись, и Джунпей сунул голову под струю воды. Память услужливо подкинула, что у него не было секса уже примерно так с месяц. А Киеши, между прочим, очень… впечатляет. Джунпей не мог даже сказать, что никогда не смотрел на него с этой точки зрения — смотрел, и еще как. В конце концов, они столько времени провели в одной раздевалке, в одной душевой. У Киеши было красивое тело. Большое, сильное. Широкие плечи, мускулистая треугольная спина. Мощные бедра. Руки эти его. Поначалу, залипая на эту красоту, Джунпей думал, что завидует — у него все параметры были средние: сухощавая фигура, мышечная масса набирается плохо, невысокий, словом, ничего выдающегося. Сильно позже он понял, что смотрит на рослых парней вовсе даже не с завистью. Тихо выдохнув, Джунпей обхватил полувставший член пальцами. Не самая хорошая идея — дрочить на лучшего друга, но во-первых, он собирается перевести этого лучшего друга в другой статус, а во-вторых, дрочить на Лео было бы жалко. К черту Лео. Он не будет думать о Лео. Он будет думать о Киеши и его огромных ладонях, и широких плечах… С некоторым изумлением Джунпей осознал, что да, работает. Может быть, дело в том, что раньше он просто не позволял себе таких мыслей в сторону Киеши? Зря, наверное… в результате теперь Киеши трахает Ханамию. Даже думать противно. Или нет? Джунпей вдруг понял, что утратил контроль над собственным воображением, а оно услужливо начало подкидывать картинку за картинкой. А ведь Ханамия не слишком высокий и худощавый, совсем как Джунпей… Киеши нравятся такие? Как это должно смотреться… или ощущаться? Киеши такой огромный. Только представить: он сзади, прижимается к спине и заднице, его руки обхватывают талию, член прижимается к пояснице. Джунпей застонал в голос, сильно двигая рукой. Ему отчаянно не хватало чужого члена. Вжавшись в стену ванной лопатками, он завел руку за спину, толкнул палец в задницу… Мокрую кожу обдало холодным воздухом, а затем раздался встревоженный голос Киеши: — Хьюга! Ты в порядке? — в следующее мгновение рука отдернула занавеску. — Ты стонал… — начал Киеши и осекся. На Джунпее не было очков, в воздухе плыли клубы пара, но Киеши стоял очень близко, и Хьюга отчетливо видел его лицо. Широко распахнутые глаза. Темнеющий взгляд. Медленно заливающий скулы румянец. Губы Киеши дрогнули, он слегка качнулся назад. Тогда Джунпей, не думая, подался вперед и впился в его губы поцелуем. Мгновение не происходило ничего. Потом Киеши рванулся вперед, зашипел, врезавшись коленями в край ванны, залез в нее, вжал Джунпея в стену — все это не разрывая поцелуя. Его одежда намокла моментально, избавляться от нее было мучением, но они сдирали ее остервенело, яростно, в четыре руки. Потом Киеши рывком развернул Джунпея к стене, положил одну руку на поясницу, сминая кожу, наглаживая… Скосив взгляд, Джунпей увидел, что он шарится снаружи занавески, на полочке. Что-то с грохотом упало, покатилось, разбилось, и Джунпей проговорил срывающимся голосом: — Если это были очки, то я тебя убью. — Крем для тела, — прошептал Киеши ему в ухо, вжимаясь грудью в его спину — Джунпей ощущал член, упирающийся между ягодиц, и от каждого движения Киеши его будто током пробивало. — Подойдет? — Все подойдет! — прорычал Джунпей. Киеши громко выдохнул и отвернул рассекатель душа в сторону. Вода, кажется, полилась на пол, но Джунпея это совсем не волновало. Волновал его палец, толкнувшийся в задницу. Джунпей расставил ноги и сильнее прогнулся в пояснице. — Два… — прошептал он. — Дай два. Киеши тихо рыкнул у него над ухом и начал вставлять два. Они были огромные. Джунпей зажмурился, и перед глазами как нарисованная встала картинка: рука Киеши, плотно обхватывающая бок оранжевого мяча. Джунпей застонал и подался назад. Идиот, какой же он был идиот… — Давай же, — хрипло попросил он, — трахни меня. Кажется, Киеши всхлипнул ему в затылок. Потом медленно вытянул пальцы. Отстранился. Выключил воду. Джунпей развернулся, глядя на него с изумлением. С мокрых волос на лицо Киеши стекала вода, и из-за этого казалось, что он плачет. — Я не буду тебя трахать в душе, без резинок и смазки, — проговорил он подрагивающим голосом. — Я этого слишком долго ждал. Они кое-как выбрались из ванной и добрели до кровати, ухитрившись, почти не отлипая друг от друга, все-таки прихватить по пути презервативы и смазку. А потом Киеши трахал его, не отводя голодного взгляда, и выражение лица у него было такое, что в какой-то момент Джунпею стало невыносимо на него смотреть. Он зажмурился, вскинулся, обхватив Киеши за шею, спрятал лицо у него на плече — и так и кончил, в кольце его рук, укрытый им со всех сторон. *** Хьюга возился на кухне. Гремел чайником, стучал ножом по доске и что-то мурлыкал себе под нос. Теппей завис на несколько секунд, слушая и улыбаясь, как счастливый идиот. Потом опомнился — ему все-таки надо было сделать кое-что важное. Он осторожно щелкнул дверным замком. — Ты куда? Теппей выдохнул. — Я на минутку. Сейчас вернусь. Хьюга выглянул из кухни, окинул его строгим взглядом. — Ну ладно, — и снова скрылся. Глубоко вздохнув, Теппей вышел на лестничную клетку. Отошел немного, оперся о перила и достал телефон. Очень хотелось написать сообщение, но это было бы совсем некрасиво. Звонить-то было не очень красиво, лучше бы лично… — Алло? — прозвучал в трубке знакомый голос. На мгновение у Теппея перехватило дыхание. — Привет, Ханамия, — произнес он. — Слушай, извини, пожалуйста, я не смогу к тебе прийти. Ему почудилась заминка перед ответом Ханамии: — Мы вроде не договаривались, что ты придешь. — Я не о том, — Теппей вздохнул. — Я о… вообще. Я больше вообще не смогу к тебе прийти. — О, — в голосе Ханамии зазвучала насмешка. — Поскольку не смею надеяться, что ты таким образом хочешь мне сказать, что тебя, например, парализовало, видимо, это должно означать, что, — в голосе его появился трагический надрыв, — ты меня бросаешь? Теппей глубоко вздохнул. — Ханамия, прости, я не хотел тебя обидеть… — Ну что ты, — живо отозвался Ханамия. — Ты меня совершенно не обидел. Хотя стоило бы предупредить заранее. Я привык к регулярному сексу, а теперь потрачу время на поиск другого подходящего партнера. А тебе, знаешь ли, трудно найти ровню, ты весьма хорош в постели. Сообщаю на тот случай, если больше тебе об этом никто не скажет. Теппей потерянно молчал. Что-то было не так. Ханамия вел себя… не так. Он должен был глумиться, издеваться, или говорить равнодушно… но не так ровно и искренне. Словно между ними была симпатия, перешедшая в хороший секс. Ведь это же была не она. А что это было? — Спасибо, — проговорил он, помедлив. — Это очень приятно слышать. Повисла тишина. Ханамия молчал, и Теппей молчал тоже. Потом все-таки сказал: — Тогда… я прощаюсь, да? Увидимся… как-нибудь. — Погоди, Киеши. На мгновение у Теппея замерло сердце. Ханамия ухитрялся как-то так произносить его имя, что оно звучало чудовищно интимно, как даже личное не звучало. — Это же Хьюга? — спросил Ханамия, и голос его прозвучал будто бы откуда-то издалека. — Это Хьюга, да? — Да, — он зачем-то кивнул. Ханамия рассмеялся, коротко и глухо. — О, поздравляю. Счастливого медового месяца. И трубка опустела. Теппей медленно сунул телефон в карман. С неба вдруг без предупреждения начал падать снег. Огромные сырые хлопья тяжело скользили мимо и таяли, едва коснувшись асфальта. Теппей смотрел на это в растерянности — ему вдруг показалось, что хлопья искусственные. Будто кто-то рассыпает их тут специально для него. — Ты чего тут? — Хьюга высунулся из квартиры. — Замерзнешь же, ну! Вместо ответа Теппей протянул руку, взял его за запястье и потянул на себя. — Соседи, — напомнил Хьюга, сурово глядя на него сквозь очки. — Мы просто постоим, — ответил Теппей. — Снег же. Первый снег. Хьюга фыркнул, но сопротивляться не стал. И они стояли у перил и смотрели на падающий снег. *** Плечо Киеши подрагивало под его рукой. Мокрое от пота, скользкое, горячее. Джунпей погладил его, положил руку на загривок, потом несильно сгреб волосы на затылке. — Теппей… я сейчас… Тот подчинился — выпустил член изо рта, но отодвинуться не успел: Джунпей кончил ему на губы. — Черт! — ругнулся он. — Киеши, прости. Киеши помотал головой, глядя на него с довольной улыбкой. — Ничего, в этом что-то есть. — Ну да, конечно, — буркнул Джунпей, краснея. — Иди уже, умойся. Киеши весело фыркнул, вскочил, тряхнув головой, как счастливый пес, и ушел в ванную. И почти тут же запел его телефон. — Киеши! — Джунпей взял мобильник и пошел к двери в ванную. — Это Рико. Он успел увидеть выражение лица Киеши в зеркале — странное, как будто растерянное и озадаченное одновременно: сведенные на переносице брови, хмурый взгляд. В следующее мгновение Киеши улыбнулся, быстро оттер с лица сперму и подхватил телефон. — Привет, Рико! Джунпей вернулся в комнату. Ему тоже надо было бы сходить в ванную. Он повалился на кровать, взялся за телефон. Непрочитанных сообщений и неотвеченных звонков не было. Но ведь он их и не ждал? Вздохнув, Джунпей отложил телефон. — Что с тобой не так… — пробормотал он себе под нос. Киеши пришел из ванной через пять минут, вытирая волосы, забрался на кровать, легонько боднул Джунпея в плечо. — Рико зовет нас завтра в торговый центр. Пойдем? Джунпей рассматривал его, хмурясь. Лампочка в комнате светила тускло, и все равно вокруг глаза был виден давний синяк. — Она тебя с этой красотой видела уже? Киеши фыркнул. — Видела, видела. И все не так страшно, — он перекатился на спину, но тут же снова улегся на бок, устроив голову у Джунпея на плече. — И я ей сказал. Насчет нас. Ты же не против? Джунпей качнул головой. Потом покосился на макушку Киеши. Все-таки ощущение, что тот вот так запросто лежит головой у него на плече, было странным. Непривычным. — Пусти меня. Схожу в душ и выключу свет. — Угу, — пробормотал Киеши — кажется, он уже задремывал. Когда Джунпей вернулся из ванной и забрался в постель, Киеши спал. Это не помешало ему сгрести Джунпея и прижать его спиной к себе, а потом еще и навалиться. Это Джунпею не то чтобы не нравилось, но ощущалось странно. С Киеши вообще многое ощущалось странно. Что характерно, в бодрствующем состоянии он так делать не пытался. *** Синяки Теппей заработал на следующий день после того, как они сошлись с Хьюгой. Возвращался вечером домой — вернее, в квартиру Хьюги, но Теппею хотелось думать о ней как о доме, и ему оставалось пройти квартал, когда со скамейки в крошечном скверике поднялась высокая фигура и заступила ему дорогу. Несколько секунд ушло на то, чтобы узнать Ямазаки Хироши. — Привет, — проговорил Теппей, останавливаясь. Не то чтобы он испугался, но в фигуре Ямазаки определенно было что-то угрожающее. Теппей не успел даже додумать эту мысль. Ямазаки вдруг стремительно шагнул к нему и ударил по лицу — кулаком и очень сильно. Теппей повалился на землю, и Ямазаки в то же мгновение оказался рядом и отвесил ему пинок по ребрам — один, второй, третий. Потом опустился на корточки — Теппей как раз привстал, пытаясь собраться, чтобы хоть как-то защититься, — сгреб за ворот и снова двинул по лицу. Перед глазами у Теппея вспыхнуло белым, он успел подумать — забьет ведь насмерть. Но Ямазаки не стал больше бить. Поднялся на ноги и сплюнул. — Мудак ты, — проговорил он. Тряхнул головой, повторил: — Мудак. И пошел прочь. У Теппея не было сил размышлять над тем, что хотел ему сказать Ямазаки. Болело, по ощущениям, все тело. Он приподнялся, потом сел — с изрядным трудом. Голова закружилась. — Киеши! — к нему бежал Хьюга — в домашней одежде, в тапочках. — Что это за херня? Это что, Ямазаки был?! Из Кирисаки Дайичи? — Ага, — Теппей попытался языком ощупать зубы. Вроде бы все были на месте. — Он что, спятил? — рявкнул Хьюга. Теппей поморщился — от криков у него заболела голова. — Хьюга, я не знаю. Пошли домой… Вообще-то, конечно, Теппей не то чтобы действительно не знал. Если только Ямазаки не развлекается тем, что избивает случайных прохожих, у него могла быть только одна причина напасть на Теппея. От этой мысли синяки будто начинали болеть сильнее. Может, конечно, Ханамия сказал ему это сделать, просто чтобы… чтобы испортить Теппею жизнь. Очень хотелось так думать, но мешало слово «мудак». Ямазаки был зол, просто и откровенно зол, как злятся люди, которым причинили вред. Им или их близким. Я не буду об этом думать, сказал себе Теппей, пока Хьюга, ворча, лечил его мазью от синяков. Если у Ханамии какие-то претензии, он мог бы высказать их сам, а не посылать Ямазаки. А если… если он хотел чего-то большего, чем секс, что ему мешало сказать раньше? Теппей поморщился — ему стало тошно от самого себя. Ну и что бы это изменило? — Больно? — спросил Хьюга, заметив его гримасу. Теппей покачал головой и улыбнулся. К некоторому его удивлению, Хьюга вопрос Ямазаки больше не обсуждал. Не строил предположений, ничего такого. В целом, наверное, это было неплохо — Теппею бы не хотелось, чтобы Хьюга догадался про Ханамию. Он решил не задумываться и об этом тоже. Рико он рассказал через пару дней. Вернее, сначала пришлось пояснить про синяки, и он наврал, что неудачно упал. Судя по выражению лица Рико, она в это не поверила, но сжалилась над ним, позволила оставить эту тему и выслушала его восторги по поводу Хьюги. Лицо у нее, надо сказать, было не слишком довольное, и в конце концов Теппей не выдержал — спросил, что не так. Рико пожала плечами. — Все нормально, — сказала она. — Лишь бы все было хорошо, и никто из вас не разочаровался. Теппей почти обиделся. — Почему это кто-то из нас должен разочароваться? — Я не говорю, что должен, — заявила Рико тоном человека, который не хочет развивать тему. — Надеюсь, что нет. Вы оба — мои друзья, — добавила она так, будто это все объясняло. Теппей решил не обращать внимания. Рико, скорее всего, просто ревновала, опасаясь, что они двое будут теперь ближе друг к другу, чем к ней. Ему же думать о плохом не хотелось. Он чувствовал себя ребенком, которому, когда он уже и надеяться не смел, перепал на Рождество долгожданный подарок. И он собирался получить от этого подарка все возможное удовольствие. *** С Рико они встретились днем. Джунпею очень хотелось куда-то деться от ее пронзительного, пронизывающего взгляда. Зато Киеши, кажется, все было нипочем — он притянул Джунпея ближе и чмокнул его в макушку. — Да хватит тебе, — Джунпей пихнул его локтем, ощущая некоторое недовольство. Киеши нечасто демонстрировал собственнические замашки, но когда демонстрировал, выходило у него как-то не очень удачно. Не то чтобы Джунпей был против. Просто… Ладно, просто они пока притираются друг к другу. Это нормально — не совпадать в чем-то в самом начале отношений. С Лео у них вообще было очень мало общего, они даже не могли договориться об идеальном свидании, ничего, это им никак не мешало быть счастливыми. Во всяком случае, довольными друг другом. Втроем они взяли себе по кофе и пончику и уселись за пластиковый столик в ресторанном дворике торгового центра. Были последние предпраздничные выходные, до Рождества оставалось меньше трех дней, и народу в торговом центре оказалось столько, что с трудом удалось найти третий стул. — Нас тут затопчут, — заметил Джунпей. — А вовремя надо подарки покупать, — ответила Рико, глядя на него холодно. У Джунпея создалось ощущение, что она на него сердится — но почему бы? Вроде бы он ничего такого не делал… — Да ладно, — улыбаясь, сказал Киеши. — У меня вот тоже еще не все подарки куплены. Не все так страшно, вряд ли нас затопчут, мы для этого слишком большие. Он просто сиял, чем вызывал у Джунпея подспудное раздражение. Ничего удивительного и нового — Киеши всегда вызывал у него раздражение, когда впадал в этот свой модус жизнерадостного дебила. Джунпей всегда мог на него рявкнуть… а сейчас? Может ли он рявкнуть на Киеши сейчас? Тот его бойфренд, как-никак. Не просто друг или тем более подчиненный сокомандник. Джунпей посмотрел на руку Киеши — она лежала совсем рядом с его. — Я пойду, — проговорил он неожиданно даже для самого себя и поднялся на ноги. — Все равно мне надо купить подарки вам. Так что вы развлекайтесь вдвоем, а я пока… Не договорив, он развернулся и пошел прочь. «Что с тобой не так?» Главный вопрос последних дней. Джунпей не мог понять, что его не устраивает. Отражение в зеркалах и витринах показывало ему озабоченное лицо и сведенные на переносице брови. Не так выглядят счастливые люди, завязывающие новые серьезные отношения, люди, которых любят. «Я не ощущаю себя счастливым, — понял Джунпей, останавливаясь перед дверями косметического магазина. Вошел внутрь, медленно пошел вдоль витрин. — Но почему? Киеши ведь любит меня, я знаю это, чувствую. И я его тоже люблю, в этом можно не сомневаться. Так что же не так?» Ему бросилась в глаза крупная надпись — одно слово, написанное латиницей, вычурным шрифтом. Потом Джунпей увидел флакон и моментально узнал его — именно такой держал в руках Ханамия в тот самый день. Надо было, наверное, немедленно пойти прочь, но Джунпею вдруг стало интересно. Он взял флакон с надписью «тестер», повертел в руках, пшикнул, как полагалось, на бумажку. Запах ему понравился. Он осмотрелся в поисках консультанта, но свободного поблизости не было. Повинуясь внезапному порыву, Джунпей написал сообщение: «Что ты знаешь про Back to Black? Фирма называется…»Он посмотрел наверх, потом снова на флакон и дописал: «Kilian». Ответ пришел с задержкой в полминуты: «Шикарная вещь. Селектив. Внимательно смотри на цену!» И подмигивающий смайл. Джунпей посмотрел — и охнул. Нет, он даже мог бы их себе позволить… но больше не смог бы ничего. «Между прочим, — пришло следующее сообщение, — посмотри, есть ли там дорожный набор. Стационарный флакон по объему примерно такой же, а обойдется дороже». — Спасибо, — пробормотал Джунпей. — Я, конечно, сразу все понял. Он написал сообщение: «Ничего не понял. А они мужские?» Ответ пришел немедленно: «Если не можешь поймать консультанта, просто внимательно читай ценники. Или звони». Пока Джунпей переваривал это, пришло следующее: «Они унисекс. Пишут, что раскрываются нотами ванили, миндаля, пачули, бергамота, мускатного ореха, кориандра, малины, экстракта дуба. Но я всегда чувствовал мед и табак. Киеши они очень подойдут, это хороший выбор». И смайлик-поцелуйчик. В груди противно заныло. Несколько секунд Джунпей смотрел на сообщение и не знал, что ему сделать. Неизвестно, до чего бы он додумался, но тут над головой раздался голос: — Не знал, что ты интересуешься духами. Это мне или Рико? Джунпей поднял голову. Теппей возвышался над ним, огромный и улыбчивый, одним своим присутствием поглощающий пространство и воздух. А тут и так дышалось с трудом. — Тебе, — он протянул Киеши флакон. — Давай руку. — Хьюга! — ужаснулся Киеши, но руку протянул. — Это же дорого! — Поэтому я пока думаю, — буркнул Джунпей, пшикая ему на запястье. Улыбаясь, Киеши поднес руку к носу. Лицо его дрогнуло, он нахмурился. Втянул запах, почти прижав ладонь к лицу. Меж бровей легла складка, как будто он вспомнил что-то болезненное. И тут до Джунпея дошло. — Блин, — проговорил он вслух. — Это духи Ханамии, да? Киеши сильно вздрогнул и уставился на него изумленно. — Что? — Он покупал эти духи, — мрачно сказал Джунпей. Киеши опустил руку, глядя на него растерянно. — Мы с ним столкнулись случайно. Он как раз собирался брать их. И он мне рассказал про вас. В торговом центре было людно и шумно, но ему, тем не менее, показалось, что все вокруг смолкло. Киеши смотрел на него тяжелым взглядом. — И поэтому ты решил начать со мной встречаться. Это был не вопрос, и потому Джунпей не стал отвечать. Ему, впрочем, все равно было нечего сказать. Он смотрел в пол. — Ладно, — голос Киеши слегка дрогнул. — Это даже немножко приятнее, чем думать, что ты начал со мной встречаться из-за Лео. По крайней мере, так хоть выходит, что ты беспокоился обо мне. Джунпей вскинул голову. — Я и беспокоился о тебе! Ты бы слышал, что он мне тут наговорил! Про то, как собирается тебя сломать и все такое! Киеши невесело улыбнулся. — Серьезно? Это слишком даже для Ханамии — раскрывать свои злодейские замыслы, зачем бы ему… Он смолк, и лицо его исказилось. Джунпей смотрел на это со все возрастающим недоумением. — Киеши? Тот помотал головой и закрыл лицо руками. — Какой я дебил, — пробормотал он. — Жестокий, эгоистичный мудак. Джунпей схватил его за локоть и потащил к выходу. — А теперь поясни! — потребовал он, когда они оказались в относительном отдалении от толчеи, на скамейке под искусственной вишней. — Кажется, — Киеши улыбался, криво и несчастно, — он решил подтолкнуть тебя ко мне. Ханамия, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Джунпея. Тот фыркнул. — Я тебя умоляю, Ханамия? Он на такое не способен. — Выходит, что способен, — отозвался Киеши и снова уткнулся лицом в ладони. — А я… — Он подослал к тебе Ямазаки! — Мне кажется, Ямазаки пришел сам. — Никто из вас не пошел бить Лео, — заявил Джунпей сердито. Киеши поднял голову и улыбнулся ему. — Это потому что Мибучи в Киото. — Да ладно? — спросил Джунпей после паузы. — Ты бы побил его? — Я не знаю, а Рико — так точно. А я бы попробовал поговорить с ним. Выяснить, какого черта он тебя мучает. Джунпей пожал плечами и отвел глаза. — Разве он мучает? Просто у него своя жизнь, свои планы. Он же не виноват, что я в него влюбился. А ты, — он ткнул пальцем в лоб Киеши, — не виноват, что Ханамия влюбился в тебя! Если это так вообще. — А ты не виноват, что я влюбился в тебя, — ответил Киеши, светло улыбаясь. — И не обязан только потому, что ты мой друг, хочешь защитить меня или, еще хуже, тебе меня жалко, пытаться со мной встречаться. Мне это… — он помотал головой. — Ладно, мне это очень нужно. Было. Года три назад. Наступило молчание. Джунпей рассматривал собственные руки, ощущая взгляд Киеши, как ощущают солнечные лучи в жаркий день. — Прости, пожалуйста, — проговорил он наконец. — Я… может, стоило попытаться раньше. Или… я не знаю. Я, кажется, все запутал, да? Киеши поднялся на ноги. — Нет, это я, кажется, все запутал. Попробую распутать, и ты тоже попробуй, — он кивнул на телефон. — Правда, Хьюга, это я должен просить прощения. Я вцепился в тебя, как в свое знамя, и никак не мог отпустить… и не уверен, что могу отпустить сейчас. — Он помотал головой. — Я пойду, ладно? Вещи как-нибудь потом заберу, если ты не против. И он зашагал прочь. Глядя ему вслед, Джунпей увидел, как, почти миновав косметический магазин, Киеши вдруг резко развернулся и нырнул внутрь. Он встал. Ждать Киеши не имело смысла — Джунпей и так знал, что тот собирается купить, а с учетом толпы на кассах, проторчит он там долго. Достав телефон, он некоторое время смотрел на последнее сообщение Лео. Потом медленно пошел на выход из торгового центра, набирая текст: «Это не для Киеши. Я помогал ему выбрать подарок для Ханамии». Он успел дойти до выхода, когда телефон зазвонил. Джунпей ответил тут же. — Привет. — Привет, — прозвучал знакомый голос, и Джунпею показалось, что сердце рухнуло в желудок. — Серьезно? Киеши встречается с Ханамией? — Ну, похоже на то, — медленно отозвался Джунпей. Лео весело фыркнул. — Как это романтично. А я подумал… Он смолк. Джунпей тоже молчал. — Ладно, — проговорил голос мягко. — Рад был тебя услышать, Джунпей-чан… Какого черта ты молчишь, идиот, вскипело у Джунпея в голове, и он почти выкрикнул в трубку: — Подожди… Лео! — Да? — немедленно отозвались в трубке. — Что ты делаешь на Рождество? — Я не знаю, — сказал Лео — в голосе его звучала улыбка. — Я пока не придумал. Такое дело, я в Токио, а тут у меня никого нет… — Ты в Токио? — перебил Джунпей, не веря своим ушам. — Лео, ты в Токио?! Лео рассмеялся. — Да. Я, видишь ли, ушел из дома. Перебраться в Токио было самым очевидным вариантом. — Ушел из дома, — повторил Джунпей. У него было ощущение, что мозг сейчас взорвется. Он мог увидеть Лео! Сегодня! Сейчас! — Ты в Токио. Где ты? Лео засмеялся снова — радостным, счастливым смехом. — В ужасном месте, Джунпей-чан — на работе. Записывай адрес... *** Теппей стоял перед дверью в квартиру Ханамии, переминаясь с ноги на ногу. Это была вторая попытка: вчера, когда он пришел сюда после беседы с Хьюгой в торговом центре, дома никого не оказалось. Теппей понимал, что разумнее всего позвонить, но было откровенно страшно. По телефону послать проще — уж это он знал очень хорошо. Ночью он почти не спал — уснуть не получилось. Он уже ни в чем не был уверен. Он точно знал, что неправильно повел себя и с Ханамией, и с Хьюгой, но правильно ли он поступает сейчас? Зачем он идет к Ханамии, чего хочет? Дело ведь не в том, что ему секса не хватает. И в первый раз он трахнулся с Ханамией не от того, что просто хотелось, а Ханамия подвернулся под руку. Когда просто хочется, можно под порнушку подрочить, в конце концов. Он захотел конкретно Ханамию. Но означает ли это, что у них должны быть какие-то отношения? Что он скажет Ханамии? Давай попробуем еще раз? Но почему он хочет попробовать еще раз? Он чувствовал себя виноватым перед Ханамией, вот в чем было дело. Так что он просто попросит прощения. Ничего больше. Попросит прощения, отдаст подарок и уйдет. Он повел себя как мудак, а даже Ханамия, каким бы уродом он ни был на баскетбольной площадке, не заслужил такого обращения. С этой мыслью, немного успокоившись, Теппей повернулся на бок и уснул. На следующий день он проспал занятия в университете. Проснувшись и поняв это, решил не ходить вообще, а пойти сразу к Ханамии. Тот, вопреки всем ожиданиям, славился удивительной небрежностью в учебе и посещаемости — а может, это-то как раз было ожидаемо, в конце концов, он без проблем сдавал все контрольные и тесты, получая высокие отметки, и наверняка экзамены сдаст с тем же успехом. Ханамии не надо было учиться, чтобы быть умнее всех. Так что Теппей вполне мог рассчитывать, что застанет его днем дома, поэтому он стоял под дверью Ханамии уже в два часа дня. Вдохнул, выдохнул, крепче сжал красиво упакованную коробку с подарком. И наконец позвонил. Прошло не меньше двух минут, прежде чем по ту сторону двери раздались шаркающие шаги — по ним можно было предположить, что человек только что встал с кровати. И в этом тоже не было ничего странного: Теппей успел выучить, что Ханамия законченная сова. Странно стало, когда, прогремев замком, дверь открылась, явив взору Теппея вовсе не Ханамию, а не кого иного, как Хару Казую. Растрепанного, очевидно сонного и одетого в одни только трусы-плавки. Он посмотрел на Теппея, явно ничего не соображая — сквозь челку был виден мутный взгляд, — потом отошел от двери и исчез в глубине квартиры. Теппей вошел в прихожую. У него было ощущение, что его тошнит. Хотелось догнать Хару и вытрясти из него душу. Какого черта он здесь делает? Теппей, впрочем, не успел ни разозлиться как следует, ни подумать, что злиться права не имеет: из комнаты раздались голоса. Кто-то что-то спросил, Хара ответил, глухо и неразборчиво, но Теппей воспрял духом — это был не голос Ханамии. Он вошел в комнату. Там царил классический беспорядок студенческой попойки: коробки с остатками пиццы, пустые бутылки из-под пива и грязные кружки кое-как сдвинуты к стенам, кровать разворошена, на полу расстелены четыре футона. Сето спал с видом человека, которого разбудит только атомный взрыв, и то не гарантированно. Фурухаши сидел на кровати и читал — на Теппея он вскинул взгляд, приподнял бровь и тут же уткнулся в книжку. Хара, войдя, снова повалился на футон и зарылся с головой в одеяло — очевидно, ежедневный подъем был для него сопряжен с трудностями. Ямазаки сидел на своем футоне и смотрел на Теппея, открыв рот. — Какого хрена ты, мудак, здесь делаешь?! — рявкнул он и начал подниматься на ноги. — Ямазаки, не ори, — простонал Хара. — Окей, не буду! — Ямазаки и не подумал понизить голос. — Я его просто поколочу, урода! Теппей не успел ответить — в прихожей загремела дверь. Фурухаши оторвался от книги. — Ханамия вернулся, — сказал он. — Ямазаки, пусть он сам разберется, — он пристально глянул на Теппея, — а то, я смотрю, ты уже пытался… Если Ямазаки и хотел что-то на это возразить, он не успел — из прихожей раздался голос Ханамии: — Эй, вы! Помогите кто-нибудь. Глубоко вздохнув, Теппей положил подарок на край компьютерного стола Ханамии и шагнул назад, в прихожую. Ханамия, балансируя подставкой с четырьмя стаканами кофе в одной руке и бумажным пакетом и пятым стаканом — в другой, пытался разуться. Увидев Теппея, он замер на середине движения. Теппей сделал шаг к нему, протянул руки, взял подставку и пакет. — Куда? — спросил он. — На кухню, — ответил Ханамия, не сводя с него взгляда. Лицо его заливала бледность. Теппей прошел мимо него в кухню, составил пакет и подставку на стол. Ханамия вошел следом, поставил свой стакан, закрыл дверь. Потом снова открыл ее и позвал: — Ямазаки! Тот появился моментально. Бросил на Теппея мрачный взгляд, забрал кофе и пакет и ушел. Ханамия снова закрыл дверь и взялся за свой стакан. Они оказались вдвоем в крошечной кухоньке. Ханамия прислонился к разделочному столику, Теппей стоял у противоположной стены, и расстояния между ними было — один шаг. — Что нужно? — спросил Ханамия наконец. Теппей ответил не сразу: он жадно разглядывал Ханамию. На капюшоне его черной толстовки высыхала вода — на улице снова шел снег. Он, видимо, выскакивал наспех, не надев даже носки под кеды, и сейчас переступал босыми ногами по плиточному полу. Теппею показалось, что он похудел. Под глазами лежали тени, как будто он не спал ночь. Лицо осунулось. Теппей смотрел на него и осознавал, что, оказывается, скучал. — Я принес тебе подарок, — проговорил он. — Там, в комнате. На Рождество. Ханамия кивнул. — Потрясающе. Что еще? — И еще я хотел извиниться за свое поведение. Ханамия отпил кофе, не поднимая на Теппея глаз. — За которую его часть? За то, что трахал меня, а потом бежал к своему Хьюге, или за то, что послал меня по телефону? Это было грубо, Киеши. Теппей открыл было рот, но Ханамия вытянул руку и помотал головой. — Забей. В конце концов, я тебя тоже трахал. Мы оба получали то, что хотели. Ты не обязан был чувствовать ко мне что-то. Хотя это и было неожиданно. Таким, как ты, полагается влюбляться с первого секса. Лучше, конечно, до него. Но мне часто говорят, что я не разбираюсь в людях, поэтому, скорее всего, я просто ошибся. — Он оскалился и наконец посмотрел прямо на Теппея. — Вообще, ты молодец. Зачетная месть вышла, мне бы в голову не пришло, что людей можно ломать еще и так. Так зачем ты сейчас пришел? — он наклонил голову, пристально глядя на Теппея. — Посмотреть, что вышло? Ну, смотри, — он развел руки. Каждое слово Ханамии Теппей ощущал как удар чем-то тяжелым в грудь. Он ненавидел делать людям больно — и между тем перед ним стоял человек, которому он причинил такую боль, что никакое колено не могло с этим сравниться. Он качнулся вперед — но Ханамия вдруг рассмеялся, резко и неприятно. — О боги, да у тебя же все на лице написано! Тебе жаль меня, страшно, что ты оказался таким чудовищем. Сейчас ты будешь извиняться, потом полезешь целоваться, трахнешь меня прямо тут, — он метнул короткий взгляд себе за спину, — на столе. А потом расскажешь мне о своей неземной любви к Хьюге и уйдешь, страдая, — он скривился. — Можешь пропустить середину и валить отсюда нахер прямо сейчас. Можешь даже сделать страдальческое лицо, если тебе так будет проще. — Мы с Хьюгой расстались, — сказал Теппей. На мгновение у Ханамии расширились глаза, но он тут же снова скривился. — Еще лучше. То есть ты пришел, потому что твоя любовь тебя бросила. Охренеть. Тебе все еще есть чем меня поразить, Киеши. Теппей глубоко вздохнул и шагнул к нему ближе. Ханамия смотрел на него исподлобья и держал стакан с кофе, как щит. — Я был влюблен в него с первого класса старшей школы, — мягко проговорил Теппей. — Только я его совсем не знал. Такая влюбленность… когда ты видишь человека в определенный момент, в определенном виде. Если бы кто-то из нас был девочкой, мы бы, возможно, повстречались немного, и на этом все бы и закончилось. Но этого не случилось, и он застрял у меня в голове. — Он вздохнул. — Я почти четыре года страдал по нему. И как-то уверился, что ничего и никогда не будет, и тут вдруг… Понимаешь? — Понимаю? — эхом отозвался Ханамия. — Понимаю ли я, каково это — запасть на человека, ни на мгновение не верить, что тебе перепадет хоть что-то, и вдруг это получить? Нежданно, негаданно и ничего не сделав? О, я отлично понимаю. Потому и удивляюсь, что ты здесь, а не там. После паузы Теппей произнес: — Ты ведь рассказал Хьюге о нас. — Я просто хвастался, — отрезал Ханамия. — Ты послал его ко мне! Лицо Ханамии исказилось так страшно, что несколько мгновений Теппей всерьез опасался, что сейчас его ударят. — Мне было любопытно, — наконец выдавил из себя Ханамия, — действительно ли ты рванешь к нему по первому свистку. И ты рванул. Отвратительное зрелище. Не хотел бы я так выглядеть. Это было жалко. — Это было глупо, — возразил Теппей. — Глупо было верить, что из детской влюбленности может получиться что-то взрослое и серьезное. А еще глупее было не понять, что уже встретил человека, с которым тебе хорошо. Трахаться, разговаривать и даже ничего не делать. Человека, с которым вы друг друга понимаете, хотя и очень разные. И совсем уж глупо было бросать этого человека ради фантазии. Но это не было жалко, Ханамия. В следующее мгновение ему стало тепло и очень мокро, а когда он приоткрыл рефлекторно зажмуренные глаза, их защипало. Ханамия стоял с пустым стаканчиком в руке, и лицо его было белым от злости. — Хорошо ему было, — прошипел Ханамия. — Сука. Сука и мудак. Если у тебя такая большая любовь, просто не ебись с левыми парнями на бильярдных столах. Дебил хромоногий!.. Вместо ответа Теппей шагнул вперед, сгреб его за талию и прижал к себе. Выронив стаканчик, Ханамия сгреб его за ворот. Он все еще что-то шипел, злобно, почти неслышно, но когда Теппей поцеловал его, открыл рот. А потом укусил его за губу. И еще раз. И еще. Теппей целовал его, а Ханамия кусался, сердито, отчаянно, и едва ли не тряс его за ворот, и у Теппея внутри будто что-то плавилось. Он был на месте, он был дома. Он знал, что делать. Они оба знали, что делать, и так было с первой встречи. Развернувшись вместе с Ханамией, Теппей толкнул его к столу. Ханамия рассмеялся ему в рот. — Все-таки стол, да, Киеши? — Нет, — Теппей улыбнулся. И снова поцеловал его, одной рукой удерживая голову, а второй расстегивая на Ханамии джинсы. Тот застонал в голос, вцепился ему в плечи, словно не стоял на ногах, и от этой абсолютной, полноценной податливости в голове у Теппея будто что-то вспыхнуло. Он стащил с Ханамии джинсы, расстегнул и слегка спустил свои и повалился на стул, утягивая Ханамию к себе на колени. Ханамия обхватил руками его лицо, не разрывая поцелуя; он елозил голой задницей по коленям Теппея, их члены терлись друг о друга, Теппей обхватил ладонями его ягодицы, сминая, наглаживая, проходясь пальцами по расщелине, отчего Ханамию подбрасывало, как от ударов током. — Ханамия, смазка… — Извини, я в магазин смазку не ношу, — Ханамия хрипло рассмеялся ему в ухо. Он продолжал притираться к Теппею, проходясь ртом по линии челюсти, по губам, по шее, то целуя, то впиваясь острыми, злыми укусами, и Теппею неистово хотелось просто посадить его сверху и натягивать, пока Ханамия не начнет кричать. — У меня в кармане. Дотянись… Ханамия даже не стал это комментировать. Просто прижался еще теснее — кожа его жгла через все слои одежды — и вытянул смазку у Теппея из кармана. — Резинки… — прошептал Теппей. — Просто забей, — выдохнул Ханамия. Он практически уже сидел на члене — головка терлась между ягодиц, и у Теппея темнело в глазах. Он попытался выдавить смазку на пальцы, но Ханамия вырвал тюбик у него из рук. — Я сам, а то ты спустишь. — А так я не спущу? Ханамия коротко рассмеялся. А потом толкнулся в себя вымазанными в смазке пальцами — сразу двумя — и низко, протяжно застонал. — Ханамия… — выдавил Теппей. Наклонился, уткнулся лицом ему в плечо. Потом не выдержал — впился зубами. По телу Ханамии прошла крупная дрожь. В следующее мгновение он приподнялся, и Теппей ощутил, как головка члена упирается в мокрый вход. Скользкая от смазки рука прошлась по стволу. А потом Ханамия начал опускаться. — Ханамия, — простонал Теппей и обхватил его обеими руками за талию. — Ты же… недостаточно… — Нормально, — выдохнул Ханамия сквозь зубы. Лицо его усеивали капельки пота, губы подрагивали. — Мне нормально. Мне хорошо. — Он вдруг застонал, низко, длинно, и плавным движением опустился до конца. Он вздрагивал. Спина его под ладонями Теппея была мокрой. — Двигайся… Теппей не понял, кто из них это сказал. Но он толкнулся бедрами вверх, а Ханамия качнулся вниз. И еще раз. И еще. Они двигались синхронно и слаженно, и кипящая муть заливала Теппею голову. Периферийного зрения не стало. Он видел только перед собой и только Ханамию. Серо-зеленые глаза стали совсем черными, брови съехались на переносице, приоткрытые губы порозовели, зубы влажно блестели за ними. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу. Он был восхитительно красив. Качнувшись вперед, Теппей прижался губами к виску Ханамии. Обхватил его за талию сильнее и задвигался резче, почти насаживая на себя. Ханамия громко вскрикивал у него над ухом — никто из них не думал о том, чтобы вести себя тише. Теппей стонал в голос. Стул скрипел под ними. Шлепки тел едва заглушались вскриками Ханамии. С ним всегда было так — шумно, жарко, неистово… Теппей впился пальцами Ханамии в бедра, натягивая его, прижимая — теснее, плотнее, ближе. Ханамия судорожно заскулил и припал головой к его плечу. Спина его горбилась, плечи вздрагивали. Он сжимался внутри, вздрагивал, и Теппей притянул его еще ближе, обвил руками всего, полностью, вжал в себя, ощущая, как подрагивает прижатый к животу член. — Макото, — позвал он шепотом, прижимая губы к уху, и по телу Ханамии прошла крупная дрожь. — Давай попробуем еще раз… В следующее мгновение Ханамия с такой силой сжался на его члене, что у Теппея потемнело в глазах. Его накрыло так ярко и сильно, что на пару секунд он почти отключился, не видя, не слыша и не воспринимая ничего вокруг. Потом он почувствовал, как обмяк на нем Ханамия и услышал, как он громко и быстро дышит. Состояние было такое, что хотелось целовать руки и признаваться в любви, но Теппей решил повременить — вряд ли Ханамия принял бы это сейчас благосклонно. Все же он поднял безвольно повисшую руку и коснулся губами запястья, где потихоньку приходил в норму пульс. Ханамия скосил на него удивленный взгляд. Потом посмотрел вниз и усмехнулся. — Мы уделали твои джинсы. — Высохнут, — Теппей потянулся к его губам. В этот момент дверь за его спиной открылась, и недовольный голос Сето произнес: — Вы закончили? А то Ямазаки не хочет уходить, не убедившись, что ты в порядке. Чисто рефлекторно — Теппей сам не очень понял, как это получилось, — он притянул Ханамию к себе, обхватывая его руками плотнее, словно хотел спрятать от чужих взглядов. Ханамия явно это заметил, судя по короткому смешку. — Передай Ямазаки, что все в порядке, и валите, блин, уже отсюда! Вуайеристы хреновы… — Технически не вуайеристы… — начал было Сето, но тут раздался голос Ямазаки: — В следующий раз я оторву ему хуй, пусть имеет в виду! Потом загремел замок, дверь открылась и после непродолжительной возни закрылась снова. Ханамия по-прежнему сидел у Теппея на коленях и, кажется, не испытывал никакого неудобства. Теппей, впрочем, тоже. Он уткнулся головой Ханамии в плечо, вдыхая знакомый запах: тяжелый, горько-сладкий, пряный, — гладил мокрую поясницу и переживал тихий, щемящий восторг. Потом он все-таки пробормотал: — Гадкие у тебя друзья. — Других не завезли, — отозвался Ханамия. — Почему Ямазаки сказал про следующий раз? — Он меня побил, — ответил Теппей. — И был прав. Жаль только, не сказал словами, за что. Ханамия хмыкнул и ничего не ответил на это. Так прошло еще несколько минут, а потом Ханамия проговорил: — Подарок. — Да, — Теппей наконец оторвался от него. — Подарок. В комнате. Они кое-как оделись, а потом Теппей усадил Ханамию на стул, стянул с себя носки и надел ему на ноги. Наверное, у Ханамии был от силы размер тридцать восьмой — слишком маленькая нога для парня почти метр восемьдесят ростом, — и носки Теппея смотрелись на нем как взрослые носки на ребенке. Ханамия выгнул бровь, глядя на это, но не стал ни сопротивляться, ни возражать. В комнате было прибрано. Они даже заправили постель. Впечатляло, хотя Ханамия явно не придал этому значения — он с интересом смотрел на запакованную коробочку. — Он? Теппей кивнул. Ханамия принялся разворачивать подарок — у него было лицо человека, который ожидает увидеть под слоями упаковки плюшевого мишку. Теппей наблюдал за ним, пряча улыбку, и был вознагражден сполна, когда глаза Ханамии округлились. — Да ладно? — проговорил он. — И как ты… а-а-а… — Он хмыкнул. — Хьюга. Ну надо же, а он внимательный. — Я читал, что запахи быстрее всего будят воспоминания, — сказал Теппей. — Я когда их понюхал… тогда, в этой бильярдной комнате, от тебя как раз так и пахло. Несколько мгновений Ханамия смотрел на флакон. Потом осторожно поставил его на стол и поднял глаза на Теппея. Молча. — Просто я понял, что это был один из лучших дней в моей жизни, — проговорил Теппей, отчего-то волнуясь. — То есть… хотя Хьюга пришел с Мибучи, и все вот это… но с тобой было так… Ханамия тяжело вздохнул, и Теппей поспешно смолк. — Ты слишком много болтаешь, — сказал Ханамия. — Я выдам тебе джинсы Сето, авось налезут. Он повернулся к шкафу, и Теппей растерянно спросил: — Ты меня выгоняешь, что ли? Ханамия обернулся. — Нет, разумеется, — проговорил он с ноткой раздражения в голосе. — Мы идем за подарком для тебя. Я не рассчитывал, что он мне понадобится. А Рождество уже завтра. — Честное слово, я обойдусь, — проговорил Теппей. Он чувствовал, что рот растягивается в дурацкой улыбке и видел, что Ханамия, глядя на это, начинает злиться, но ничего не мог с собой поделать. Хотелось, по правде сказать, сгрести Ханамию в охапку и завалиться в кровать. — А я нет, — сказал Ханамия. Вынул из шкафа джинсы, осмотрел их придирчиво, кинул Теппею. — Должны подойти. А потом развернулся, в два шага преодолел разделяющее их расстояние, обхватил Теппея за шею и притянул в поцелуй. А Теппей в ответ все-таки сгреб его в охапку и завалился в кровать. Из дома они вышли, но вечером, и Теппею даже не пришлось влезать в джинсы Сето, потому что его собственные высохли. Улицы светились разноцветными огнями, из каждого магазина неслось Jingle Bells. Потом с неба, величаво кружась, полетели крупные, резные хлопья. Те, что долетали до асфальта, таяли, но часть опускалась на волосы и плечи Ханамии, на рукава его черной куртки. Теппей смахнул один из них. В ответ Ханамия, не глядя, взял его руку, переплел их пальцы и сунул сцепленные руки Теппею в карман. И так они пошли дальше.