Куда я без тебя?!

– Ты вернулся! – теплое, разнеженное со сна тело льнёт, подчиняясь рефлексам. «Конечно, мой сладкий. Сдохну, но вернусь. Куда же я без тебя…» Доверчиво жмёшься ко мне, пробравшемуся под твоё одеяло. Благодарю свою выдержку, что хватило терпения сначала зайти в душ, согреться, смыть с себя посторонние запахи, промозглость министерских кабинетов и допросных комнат, липкие чужие взгляды. Очистился телесно, а о душевном комфорте позаботится мой мальчик. Всегда заботился. Странный ребёнок, научившийся любить и ненавидеть в одинаково раннем возрасте. Непонятный ты человек, Гарри Поттер. Твоя мама лишь позволяла с собой дружить когда-то, таскаться верным псом вослед. Отец ненавидел, казалось, за сам факт существования. Крёстный не упускал случая смешать с дерьмом в юности. Тебя-то куда понесло, Гарри? Казалось бы, ненависть к Снейпу должна присутствовать на генетическом уровне, пусть эти люди и не воспитывали тебя. Казалось бы… Но ты заглядываешь в глаза, ища ответы, ты спишь у меня на груди, иногда нервно всхлипывая во сне, караулишь, заняв кресло в кабинете, когда я дома и работаю. О нет, ты, конечно, читаешь и очень увлечён этим, просто сидишь со мной за компанию, здесь же теплее. Вот только порой за час ты и страницы не перевернёшь. Не думай, что если я застыл над своими записями, то ничего не замечаю. Ты боишься! Ты до сих пор боишься, глупый… Думаешь, что прогоню… «Куда я без тебя!» Слава Мерлину, ты хорошо научился читать по моим глазам. Пойманного взгляда тебе хватает, чтобы успокоиться, уютней закутаться в плед и наконец перевернуть страницу в книге. Ты до сих пор мёрзнешь, даже в жарко натопленной комнате. Впрочем, как и я… Думаю, все вернувшиеся из-за завесы таят в себе её могильный холод, но у меня есть Гарри, а у него – я. В математике минус на минус даёт плюс, так и у нас – ледышка и ледышка, а вместе – тепло. «Ничего, мой хороший, скоро прекратит злиться зима. Кингсли отстанет, наконец получив все воспоминания о Пожирателях Смерти и архивы Тёмного Лорда, так своевременно припрятанные мной, ты закончишь Хогвартс, и мы уедем далеко-далеко. Куда-нибудь, где тепло и море». – Нет. Хочу в Африку. Там жарче, чем просто на море, и дождей не бывает, – вот же паршивец! Ходит в мою голову, как к себе домой! «Хорошо. Хочешь в Африку – будет тебе Африка! И не жалуйся, когда тебя аллигатор за задницу схватит!» – А я попрошу его, и он отпустит, – веселится неслух. Его смех – достаточно редкое явление в последнее время, так что наслаждаюсь, купаюсь в нём. – Тебя же смог приручить, что мне какой-то аллигатор?! «Смейся, маленький. Смейся за нас двоих», – голова дурная! Вот зачем я об этом подумал?! Снова Гарри хмурится. Морщинка, залёгшая между бровей, скоро будет совсем как моя. Пытаюсь стереть её губами, отутюжить накатившей щемящей нежностью, развеять по ветру. «Эй, Поттер! Торт будешь? Шоколадный». – Буду! «Слава Мерлину, отвлечь – как у дитя конфетку отобрать, или я уже научился…» Я вообще с тобой многому учусь, что-то открываю заново, о чём-то раньше и не догадывался. Перво-наперво – это секс. Хороший регулярный секс. Много секса. Поттер – маленькое ненасытное, похотливое чудовище с поздно начавшимся гормональным бунтом. Он смеётся: «Я тебя ждал!» «Когда я повзрослею?» – сарказм, он такой сарказм. – Нет, когда ты сможешь принять возможность существования нас как одного целого. Умничает, а сам уже выгибается в руках, подставляется под поцелуи, трётся своей аппетитной задницей, провокатор мелкий. И стонет. Мерлин и Моргана! Как же он умеет стонать! Такой красивый, чувственный, преданный, любимый, мой. «Всё моё! Никому не отдам! Буду метить, накачивать своей спермой, зацеловывать. Не отпущу! Моё! Выстраданное, заслуженное. Зачем мне ваш Мерлин второй степени, когда у меня целый Поттер есть?!» Вот господин главный аврор всё не мог понять, зачем Поттеру потрёпанный, чуть живой после Нагини Снейп. Даже отобрать пытался. Конечно, в лазарете при Азкабане врачи же куда лучше, чем в Мунго… Пробовал аврор ровно до тех пор, пока Поттер не сжёг кабинет Кингсли стихийным выбросом. Хорошо, что мракоборец уже был лысый, а брови и ресницы – пустяк, отрастут. Потом Гарри передал воспоминания, нашлось письмо Дамблдора и многочисленные подтверждения очевидцев. Освободили из-под больничного ареста «по вновь открывшимся сведениям», так сказать. Еле стоял на ногах, но как только врачи разрешили, сразу засобирался куда подальше. Давно ещё прикупил и обустроил домик ото всех в стороне, свою нору-убежище. Поттер сидел в углу палаты побитым псом, исподлобья посматривая, как я складываю прописанные на первое время лекарства в саквояж. Я вот всё думал, хватит ему смелости напроситься или нет. Неужто ещё не дошло до него, что между нами теперь нить, такая, что годриковым мечом не разрубишь? Не дошло, наверно. Сидит, сопит, плитку на полу изучает. Я уже и баночками звякнул не раз и шаркаю специально, а он всё головы не поднимает, в глаза смотреть боится. В сердцах кинул сумку на кровать. Дерганул Поттера со стула что есть силы. А силы-то – чуть. Если бы не тот самый Поттер, на полу и упокоился бы, приложившись головой. Гарри вцепился в меня. Сначала чтобы удержать, а потом – чтобы и самому не свалиться. – Не прогоняй! Только не прогоняй! – шепчет, а по моей рубашке уже пятно расползается горячее, горькое, солёное. «Дожил, Северус, гордись. Стоишь, окроплённый геройскими слезами, аки фениксовыми». Только гордиться, боюсь, нечем, нужно было раньше объясниться. Ведь видел же, как мальчишка каждый день вахту у кровати больного несёт. Открываю глаза – сидит, закрываю – чувствую: всё ещё на месте, рядом. И от этого так тепло внутри становится. Всё ждал, что мальчик наиграется, долг геройский выполнит, поймёт, что профессор вполне жизнеспособен, и уйдёт к дожидающимся его за дверями фанатам и благодарному британскому магическому сообществу. На самом деле он прятался, от всех прятался. И переживал, что я медленно прихожу в себя, долго восстанавливаюсь. Врачей до истерики доводил. А когда время пришло выписаться, Гарри решил, что я уйду сейчас. Совсем уйду. Я же свободный, не под следствием, с палочкой и даже с дурацкой медалью, поттеровскими стараниями вручённой мне самим министром, явившимся в палату к поправляющемуся шпиону. Рожа у него была – загляденье, даже для колдо-фото не смог душевной улыбки состряпать, стоял словно лимоном подавился. «Не прогонять? Да куда же я без тебя?!» Обнял лохматое чудовище и щёлкнул браслетом-портключом. Нужно Поттеру такой же у гоблинов сделать. Так и зажили. Я выздоравливал. Себя и Поттера подлечивал. Он помогал. Сначала на кухне, позже и в маленькую лабораторию пустил. Ну, не идиот же он совсем, можно же ему доверить коренья нарезать или жуков потолочь?! Как выяснилось, можно. Думаю, уж с чем-чем, а с выпускным экзаменом по зельям у Гарри проблем не должно возникнуть. Слизнорт оценит. Самое смешное, что первый секс у нас месяца через полтора только случился. Спали-то мы сразу вместе – домик небольшой, спальня одна. Но как-то не сложилось. Я вовсе не собирался. Ну, мало ли, что Гарри меня привлекает и в этом плане тоже, но он же мальчишка ещё совсем. Очухается, в себя придёт и найдёт кого-нибудь соответствующего статусу и возрасту. Вспоминая его неловкие ухаживания школьных лет – ведьму, скорее всего. А этот змеёныш, оказывается, планы строил по полному и окончательному захвату моего сердца, души и прочих органов. Просто по неопытности не знал, как подступиться и с чего начать. В наш первый раз вместо слов любви, сентиментального лепета, приходящего на ум только оперившимся юнцам, он шептал, как сумасшедший: «Живой! Живой! Живой! Мой!», - и обнимал лихорадочно, словно утопающий – спасательный круг. «Твой! Куда я без тебя, маленький! Смотри мне в глаза!» Молодец. Видишь, как легко меня прочесть, услышать. Я открыт перед тобой. Нет щитов. Посмотри. Впрочем, вру. Даже тебе вру. Есть один. Не щит – чулан, каморка, сундучок с тайной. Я ведь действительно умер там, за завесой. Уходил и был рад, ожидая заслуженный покой. – Стой! Обернись! – властный голос в голове, тень рядом в клубящемся вихрями седом тумане. – Госпожа, собирающая жатву, зачем вы останавливаете меня? – Обернись и смотри! – Поттер! Ты-то что здесь делаешь?! – захотелось выть, рвать на себе волосы. Не сберёг! Столько сил, всё зря… Мальчишка, перемазанный в крови и грязи, застыл совсем рядом в молочной дымке, глаза за треснувшими стёклами очков – страшные, неживые, блёклые. Стоит восковая кукла. Не сберёг! Как же так! – У мальчика мои дары. Я не могу забрать то, что опрометчиво подарила когда-то. Могу лишь присматривать, назначив сторожа. Если он уйдёт, не найдя достойного преемника, и они попадут в жадные руки, мне скоро не с кого будет собирать жатву. Одно дело – косить старых и хворых или молодых, горячих на поле боя, другое – павших невинными жертвами, пострадавших от непомерной алчности. Они тянут, давят, мечутся. Слишком много мне не надо. Всему свой срок и своя мера. – Как же Поттер? Если вы заберёте его, а дары останутся, будет много жертв. – Он слишком молод, за ним нужен пригляд. Хранителю нужен хранитель, – ирония в голосе Госпожи вызывала озноб. – Забирай и уходи! Не веря, что такое возможно, делаю шаг к застывшему истуканом Гарри. Беру за холодную безвольную кисть. Перехватываю прочнее – не оторвёшь. Хриплый смех за спиной. Неужели Смерть так развлекается?! Скучно, наверно, ей тут. Вот и забавляется кошка с мышками. – Ты думаешь, я отпущу просто так? – Не думаю, Госпожа, – прикладываю руку к груди, смиренно жду её решения. Моё сердце не бьётся. Твою же мать! Почему оно не бьётся? Так хотел прекратить свои мытарства на земле, а теперь панически боюсь. Неужели я всё же мёртв? – Мёртв, – подтверждает Смерть. – Но в моих силах тебя и его вернуть, пока вы не переступили черту. Однако всему есть цена. – Какая? – Мне неважно, кем ты был и будешь этому мальчику. Хочешь – будь мужем, отцом, другом или любовником. Врагом – не получится. Но договариваться тебе придётся без этого, – костяшки, вымытые дождями до меловой белизны, проходятся по горлу, противно скребут, окрашиваясь в красное. – Теперь идите, – толкает нас от себя. После финальной битвы Поттер пришёл в сознание быстрее, у него незначительные ранения и магическое истощение, он нестабилен, но всё поправимо. Я же барахтался ещё две недели между сном и явью, пока колдомедики практически полностью восстанавливали моё горло, растили новые связки. Голос так и не вернулся. – Ранения подобного рода, полученные от магических тварей – неизученная область. Скажи спасибо, что вообще жив остался, – разводили руками врачи. Но я-то знаю, что змея Лорда тут почти ни при чём, так, сбоку проползла. И действительно благодарен судьбе, что за столь мизерную плату могу находиться рядом с Гарри, наслаждаться его любовью, дарить свою. «Ты будешь жить, покуда жив он», – велела Госпожа. И я счастлив, по-настоящему счастлив, впервые за прожитые годы. Неважно, сколько нам отпущено, важно, что Гарри жмётся во сне и всхлипывая: «Живой!», утихомиривается, только почувствовав меня рядом, и в бреду удовольствия шепчет «Мой?». «Конечно, твой! Куда я без тебя?» – читает он ответ в моих глазах.