Часть 1
22 декабря 2012 г. в 21:39
Абсолютно ненормально смотреть на голого, не делающего даже никаких попыток прикрыться, мужчину в кресле, и мысленно истекать слюнями.
…Фактически, и не только мысленно…
Взгляд мечется от тонкой развратной улыбки на его губах к…
Нет, об этом думать неприлично!
Тем более, смотреть!
Хотя сейчас неясно, что неприличнее – его улыбка или… О Боже! ЭТО.
Все тело полыхает румянцем, защекочено табунами мурашек и сковано паникой и еще чем-то странным. Жаждой. Словно после прогулки по пустыне стоишь перед прозрачным кувшином, до краев наполненным водой, и не можешь сделать к нему и шага.
Ненормально облизываться на собственного семпая.
Отвернуться. Сейчас же. Провизжать извинения и бежать. Промыть глаза с мылом!
Ну же!
…И вместо всего этого делается шаг вперед. Улыбка на его губах меняется на чуть удивленную, но через секунду становится улыбкой победителя.
Нет-нет-нет.
Он поднимается с кресла и аккуратно, почти нежно берет за руку, другой приподнимая мой подбородок, и смотрит мне в глаза.
– Ничего, – мягко говорит он, розовые, совсем не мужские губы шевелятся и это приводит меня в состояние, близкое к шоку, – что ты не захочешь.
Понятия не имею, чего хочу.
Сбежать. Немедленно.
О-о… о-остаться?
Я закрываю глаза, не вижу, но чувствую его дыхание на своем запястье. Губы на мгновение касаются кожи.
Пульс резко подпрыгивает, сердце колотится в ушах…
Отпусти!
Страшно, непонятно… Неприятно.
Кожу легонько прикусывают – даже не прикусывают, а скользят – зубы.
Неприятно ли?
О-о Боже…
Жарко.
Словно угадывая мои мысли, его руки расстегивают молнию моей куртки и… Я боюсь открыть глаза, но мне почему-то кажется, что он сделал шаг назад.
Расхотел?
Ждет, что я сама сниму?
Открывай глаза, трусиха. Взгляни правде в лицо.
Голый Повелитель Ночи с умоляющим взглядом в метре от меня. Взгляд ниже подбородка не опускать…
О черт!!
Кажется, не расхотел.
А я?
Я отворачиваюсь, снимаю куртку и сапоги. В зеркале вижу свое напряженное лицо.
Вот она, правда.
Накатило.
Зажмурилась, повернулась обратно и протянула руку ладонью вверх.
– Ну же, Могами-сан. Вы же сами этого хотели.
Я? Да ни в жизнь!!
Меня дергают вперед, и я падаю.
– Могами-сан.
О, Господи, заткнись.
Я открываю глаза.
Дышать. Дышать, сказала!
Сижу у него на коленях, в том самом кресле, лицом к нему.
И чувствую, как кое-что… упирается мне в бедро.
Отпустите, я передумала!!
– Могами-сан.
Я до боли вцепляюсь пальцами в его плечи и пытаюсь ровно дышать.
Тсуруга Рэн, подлец, бабник…
...Целует меня в подбородок и вздыхает.
Чего вздыхает, спрашивается?
Сидеть неудобно, узкие джинсы врезаются в ноги, да и вся поза весьма смущающая. Я ерзаю и тут замечаю, что Тсуруга прикрыл глаза и практически неслышно стонет.
Помирает?
– От счастья не помирают, – внезапно открывает он глаза и ржет.
Ржет?
Где мои лапочки-демоны? Придушите этого шутника!
От счастья не помирают, говоришь?
Он вздрогнул, когда я запустила в его плечи еще и ногти, чуть привстала, а затем с усилием прижалась к его бедрам.
И мой стыд, и моя жажда отдалились на время, оставив на первом плане лишь желание как следует отомстить.
Я может и стыдливая безопытная девственница, но все так по биологии высший балл имела и кое-что об мужской анатомии знаю.
– Кьеко…
Я замираю.
– Кье-е-еко…
– Мисс.
Я дернулась.
– Мисс Могами, вы в порядке?
Определенно нет, поскольку только что сошла с ума.
Я доброжелательно улыбнулась и, чуть пошатываясь, поднялась со стула. Зал был пуст, кроме меня и миссис Фовер.
– А что, – глупо спросила я, – уже все ушли?
– Как видите.
– О.
На самом деле, идея отправить меня в Америку с целью повидать мир и развить свои способности на курсах, принадлежала именно Тсуруге-сану. Он уговорил Такараду отпустить меня из отдела «Love Me», купил билет и проводил в аэропорт.
И вот, спустя полтора месяца после моего отлета, я, находясь в городе Нью-Йорке, во время актерско-психологического тренинга, когда вообще-то было дано задание «отдаться фантазиям об идеальном мужчине и мысленно проиграть с ним какую-либо сценку» мысленно буквально чуть не отдалась взятому за идеал – вполне справедливо, кстати – Тсуруге-сану.
Пора пить таблетки.
Я нервно рассмеялась и поклонилась миссис Фовер:
– Прошу прощения. Замечталась и, сама не понимаю как, заснула.
Ее настороженное лицо немного расслабилась:
– В вашем возрасте, мисс, вполне простительно не спать по ночам.
– Э… Да.
Я отвернулась от миссис Фовер и пошла к выходу из зала, передернув плечами от ощущения ее взгляда.
И все-таки, это ненормально.
– Кьеко.
Теперь мы поменялись ролями. Он полностью одет, вплоть до галстука и запонок, а вот я абсолютно голая. И мокрая, словно только что из душа.
И мне на удивление уютно, хотя он нависает надо мной с явно не мирными намереньями.
Я зажмуриваюсь.
– Кьеко, солнышко… – он не дотрагивается до меня, но его голос словно имеет вес и нагло перекатывается по моему телу. Он просит, но для моих дрожащих рук звучит приказ, – Сними с меня галстук.
Я нащупываю узел, а он смеется. Вибрация его голоса прокатывается по позвоночнику горячей волной.
– Глаза открой, иначе будет неудобно.
Я мотаю головой и наощупь снимаю галстук, затем без его напоминания расстегиваю несколько верхних пуговиц рубашки.
Его рука накрывает мою, сжимает ее и прижимает к влажной коже.
– Открой глаза. Пожалуйста.
Его – и моя – рука опускаются на мой живот и скользят ниже.
Я снова это сделала – отключилась на середине разговора. Плохая привычка, плохая.
Сейчас я понимаю, что отрезок между тем, что я собираю чемоданы в своей квартире в Токио и просыпаюсь в аэропорту Нью-Йорка, словно стерся из моей памяти и это, как вы понимаете, по меньшей мере, странно.
И странно, что я ни с того ни с сего резко захотела собственного семпая. И странно, что меня это все меньше и меньше приводит в ужас.
Я горю. Снаружи, внутри, все пылает, и я словно сейчас превращусь в пепел, но что-то держит меня. Наверно, вот эти твердые руки, сжимающие меня до хруста в костях.
Он держит меня за руки, сжимая их над моей головой, не давая ускользнуть, но мне и не хочется. Боли нет, есть только ровный сухой жар, пылающие угли, на которых мы лежим и громкие крики. Кричу я, он только слабо стонет, уткнувшись мне в шею, время от времени приподнимая голову и впиваясь мне в губы, прикусывая язык.
– Еще! – сквозь зубы шиплю я.
Он внутри меня, снаружи и я словно закутана в него – вся, с ног до головы, пылающая, мокрая от пота и желания. Его ладони обнимают мои запястья, и я могу ответить только тем, что стараюсь прижаться к нему еще ближе – грудью, бедрами, обхватываю его ногами за талию и ищу губами его рот.
Почти… Почти на грани.
Сегодня утром, встав с кровати и приняв душ, я смотрю на себя в зеркало и понимаю, что помню все, что было в тот стертый моей памятью период.
Тсуруга-сан помог мне, забрав чемоданы и запихнув их в багажник. Мы долго стояли в пробке, вежливо улыбались друг другу, я расспрашивала, как он себя будет вести в мое отсутствие, наставляла, что надо правильно питаться. Он улыбался, кивал, обещал слушаться Яширо-сана и не голодать.
В аэропорту он довел меня до зала ожидания, поставил чемоданы.
Крепко поцеловал в губы.
Сквозь плывущие цвета я глухо слышала его голос:
– Я люблю тебя. Я буду ждать твоего возвращения. И твоего ответа, – его голос прервался, словно дрогнул, – Или ты скажешь сейчас?
Я кое-как утянула чемодан за собой к стойке регистрации. Не оглядываясь.
В самолете я истерично попросила у стюардессы самый крепкий алкогольный напиток, чтобы отшибло разум напрочь.
Видимо, и отшибло.
Мне просто интересно… В реальности я ни разу не видела обнаженного мужчину, но Тсуруга-сан предстает передо мной во всех анатомических подробностях. Я могла бы оправдываться тремя секундами немой сцены в душе, но я смотрела только ему в лицо. Иначе было бы слишком унизительно. И для него, и для меня.
…Мы гуляем по парку, даже не смотрим друг на друга, просто держимся за руки, но это так нежно, сладко, что душа замирает. Рука теплая, длинные пальцы, я поглаживаю его ладонь и чувствую, что он улыбается, и эта улыбка только для меня.
И вот этой картинки мне хочется больше всего.
Будь на его месте любой другой мужчина, я вырвала бы руку… Нет! Я бы даже не подала ее.
Я знаю, что он меня не любит, но знаю и то, что, несмотря на всю кажущуюся невозможность, я все-таки отомстила Шотаро, хотя никто бы не поставил на меня. Может, для меня есть и маленький шанс на что-то большее, чем вежливость и уважение со стороны Тсуруги-сана? Мне почти жаль ту школьницу.
Я могу попробовать. Ради того, чтобы гулять с ним по парку за руку. Чтобы не чувствовать одиночества. Чтобы было, для кого готовить, и к кому бросаться в объятия после долгого дня.
Чтобы любить.
Мне казалось, что я сумела запереть любовь. Оказалось, себя. А он так легко разбил замки, освободив меня.
Я могу попытаться. Могу.
…Помещение похоже на баню – мраморные скамейки, сухой пар и скользкий пол. Я медлю, прежде чем сбросить с себя одежду, слышу его шаги за спиной и медленно оборачиваюсь. Я спокойна, потому что знаю, что бояться бессмысленно. Страха не будет, не будет смущения или стыда. Все так, как должно быть.
Сделав шаг вперед, я поскальзываюсь, он ловит меня, и мы стоим обнаженные, прижавшись друг к другу, и смеемся.
Я отрываю щеку от его груди и, привстав на цыпочки, трусь носом об его шею. Он обнимает меня и тянет вверх. В парилке жарко, кожа влажная, я скольжу по нему, хихикаю и сцепляю ноги за его спиной, его руки ложатся на мои ягодицы. Мы на секунду замираем, я смотрю в его темные глаза…
Не выдерживаю и беспорядочно целую его лицо – щеки, губы, глаза, нос и снова губы. Впускаю его язык в рот и запускаю руки во влажные волосы. Да-да-да…
Член упирается мне в живот, я приподнимаюсь, сжимая ноги, но мне не хватает совсем чуть-чуть…
– Ну помоги же мне-е!!
Он прижимает меня к стене, чтобы освободить руку, и я с облегчением чувствую, что он наконец входит в меня.
Неудобно, да я и не пушинка, чтобы он мог вот так легко держать меня на руках, но все заслоняет чувство полноты. Моя потерянная половинка наконец снова со мной.
Я открываю глаза, благодарю стюардессу за приятный сервис, пристегиваю ремень безопасности и поднимаю шторку иллюминатора.
Токио.
Я уже знаю, что отвечу Рэну.