Ёбнутый альфа

Омеги – прекраснейшие существа этой планеты. Омеги – это нежность и мягкость, дополненные плотью и кровью. Омеги – милейшее украшение мира. Омеги – красота и утончённость, которые можно потрогать руками. А жизнь – это наебалово, и данную истину Чонгук понял лет в семнадцать. Нет, сначала он был очень миленьким. Он был невысоким, худеньким и застенчивым, с очаровательной улыбкой и блестящими глазами. Он смущался альф и громкой похвалы, не носил слишком открытых маек вне дома, не ругался матом, не выносил агрессии. А потом он вырос физически. Его рост приближался к ста восьмидесяти, его вес был около семидесяти килограммов, разворот плеч немного перерос полметра, бицуха как раз обхватывалась двумя руками, а бедром вообще можно было кого-нибудь убить. После осознания того, что это едва ли похоже на данные идеального или близкого к идеалу омеги, Чонгук вырос морально. И, надо сказать, произошло это совершенно случайно и просто потому, что произошло. Родители были в шоке, Чонгук какое-то время косился на колюще-режущие с мыслью «нахер так жить», но потом всё вроде пришло в норму и улеглось. Всё, но не внешность Чонгука, которая, вдобавок ко всему, отразилась и на его характере. Он перестал быть дружелюбным – он стал закрытым, он перестал быть скромным – он стал наглым, он перестал быть милым – он стал язвительным, он перестал быть пугливым – он стал вспыльчивым, он начал ругаться матом и даже пробовал курить, но по-прежнему не носил слишком открытых маек. Раньше его глаза блестели от света жизнерадостности. Теперь они тоже блестели, но от внутреннего холода. Парень как-то сразу сообразил, что не остаться девственником ему теперь может помочь только любовь альф к алкоголю и влияние этого самого алкоголя на их мироощущение. Набравшись храбрости, он применил это на практике, да ещё и не один раз, и применял бы ещё долго, если бы не роковая встреча с истинным. Истинный этот на Чонгука посмотрел внимательно, скривился, после чего популярно объяснил, что он (истинный) нормальный, и омег предпочитает тоже нормальных, а вот это всё – это не к нему, пожалуйста. На этом происшествии Чонгук окончательно осознал, что жизнь его круто поимела и что встретить старость с сорока кошками – не столь уж плохая перспектива. А потому спаивание альф и случайный секс было решено прекратить. Случилось это в чоновы девятнадцать, и так он просуществовал почти год, пока в его жизнь не ворвался Ебучий-Пак-Сука-Чимин. Их свела самая настоящая судьба, которую звали Ким Тэхён, хотя, например, Юнги звал его Грёбаный Идиот. Идиотом Тэхён не был, но порой Чону хотелось обозвать его и похуже. Это было соревнование по современным танцам, куда его потащили неугомонные ТэСоки, и там впервые он и увидел Чимина. До непосредственного знакомства единственное, что пришло ему в голову, что да, парень крут и танцует потрясно, ничуть не хуже Хосока. Но потом Хосок слился, а Тэхён потащил его к улыбающемуся, мокрому от пота танцору. – Пак Чимин, – произнесло это ангельское создание и протянуло руку. – Чон Чонгук, – ответил омега, пожимая её чисто из вежливости. Чимин понравился и не понравился ему одновременно с первого взгляда. Что-то было цепляющее в этом парне, но, в тот же момент, он был совершенно невыносим. Вообще, по мнению Чона, Чимин больше походил на омегу: он был миловидным и иногда вёл себя, как шлюха. Он был заботливый, очень, настолько, что эту заботу хотелось засунуть ему в задницу и прокрутить. А ещё Чимин был невероятно привлекательным, пусть и очень непривычно, так что смотреть на него хотелось «двадцать-четыре-на-семь». И Чонгук смотрел. Смотрел, но как-то проглядел тот момент, когда пиздец принял ход необратимый. – Чонгуки милашка! – произнесли эти нереально полные губы, когда все сидели в студенческой забегаловке, и Чон как-то даже подохренел. Немножко. Дохуя, если честно. – Ну… Ты его бицуху видел? – с нервным смешком уточнил Хосок. – Да ладно, у меня больше, – отмахнулся Чимин. – Ой, не пизди, – саркастично ответил Тэхён. А Чон всё ещё охреневал. Хотелось побольнее ущипнуть себя за бок и понять, что это какой-то неадекватный сон, но, в принципе, всё закончилось как-то само собой, и в дальнейшем их посиделки продолжались в виде привычной всем вакханалии. Однако, стоило ему вернуться домой, как телефон уведомил его о пришедшем сообщении. Болтать по сети Чонгук, в общем-то, любил, а потому сообщение было быстро открыто. «У тебя есть альфа?» – гласило оно, и Чон буквально услышал в голове голос Чимина. «Нет», – написал он в надежде, что продолжение будет не таким, каково обычно предполагают подобные вопросы. Однако же нет, всё было по схеме. «Ты мне нравишься, – смайлик, – давай попробуем встречаться?» – снова смайлик. И потом ещё с десяток этих ебучих смайликов, которые, по мнению Пака, видимо, должны были склонить его в положительную сторону. Но он написал очередное «Нет». И пожалел. Потому что после этого понеслись вдогонку уговоры и подкаты, числа которым ну просто не было. Через час Чонгук впал в крайнюю степень бешенства и, пребывая на грани швыряния телефона в стену, настрочил последнюю, непреклонную в своём характере фразу: «Мне нравится быть с тобой друзьями, но ещё хоть одно подобное сообщение, и я забуду про это». Последовала минутная тишина, и Чон даже забеспокоился, не натворил ли делов таким жёстким ответом, но Чимин был бы не Чимин, если бы не ответил. «Ладно, извини, что надоедаю. Давай будем друзьями», – и да, ебучий смайлик, куда же, собственно, без него. На этом проблему омега посчитал решённой и, ощущая себя жутко усталым, завалился спать. А далее, как это ни странно, попытки Пак Чимина завоевать неприступное сердце Чонгука закончились, да причём так, как будто их и не было. Вернее, не так. Остались двусмысленные долгие взгляды, затянувшиеся объятия в самые неподходящие моменты и безграничная забота, надоедливая так же, как и сам Чимин. Но, дьявол его побери, Пак был… классным. Чонгук в какой-то миг поймал себя на мысли, что да, этот чудаковатый хён, действительно, неебически клёвый: талантливый, красивый, очаровательный, добрый, смешной и, конечно же, пиздец заботливый. Если честно, как-то Чон подумал, что Чимин иногда даже немного лучше Тэхёна, и чуть не поседел от мысли сей, потому что это было почти что богохульство – просто подумать, что кто-то может быть лучше твоего бро. И если бы это было последним звоночком! Привлекательность Чимина была принята Чонгуком как факт, как канон, как постулат и аксиома. Это никак не волновало бы молодого омегу, если только обычно он хоть сколько-нибудь обращал бы внимание на внешность альф, но нет! Альфы как объекты были ему совершенно безразличны, будь они хоть самыми прекрасными существами во вселенной. А вот Чимин ему безразличен не был, и, мать вашу, это было самым страшным осознанием за всю недолгую жизнь Чонгука. Однако через пару недель парню титаническими усилиями всё же удалось подавить в себе кричащее о красоте Пака нечто и зажить спокойно, почти так же, как он жил до этого. Почти – потому что красота старшего всё ещё была аксиомой. И всё же – да, Чонгук смог. Он даже смог пригласить альфу к себе позадротить в приставку, потому что остальные «парочковые» друзья младшенького бесчестно кинули. А вот Чимин не кинул, и потому они сидели на полу в гостиной и увлечённо пробовали новую модную рпг’шгку. Казалось бы: всё утряслось, ничего не могло предвещать беды. Но Чонгук уж слишком расслабился и упустил из виду одну важную деталь: Чимин альфа, причём альфа ёбнутый. – Чонгуки, а почему ты ни с кем не встречаешься? – спросил Пак, не отрываясь от мацанья джойстика. «Жили – не тужили, и тут приехали», – обречённо подумал Чон, но ответил совершенно спокойно: – Хён, ты меня вообще видел? – А что с тобой не так? – искренне удивился альфа. «Серьёзно, блять?!» – То, что я долбаный лось. – Да ну нет. – Я альфу на лопатки уложить могу, особо не напрягаясь. – Да нет, ты милый! И Чонгук даже подавился. Он не совсем понял, чем, но он просто сделал это. Потому что он – что? Милый? Ну пиздец. – Где, блять?! – пискнул он сорванным голосом, впрочем весьма возмущённо. – Да везде! – воодушевлённо воскликнул Чимин. – Я же выше тебя! И в плечах шире! – Но ты мне нравишься! Чимин подскочил, роняя джойстик прямо на пол, отчего тот несчастно затрещал. Мрачное лицо Чонгука вроде бы должно было сказать всё за него, но Пак этого почему-то упорно не понимал и продолжал ждать чего-то. Наверное, ёбаного чуда. Но Чонгук не волшебник, а потому чуда не будет, и не только ёбаного, а вообще никакого. – Ещё слово на эту тему – и пяткой в нос. – Но… – Да не хочу я ни с кем встречаться! – всплеснул руками Чонгук, начиная не на шутку злиться. – Альфы – мудаки, ясно? Не нужен мне никто. Чимин как-то замялся, заставляя младшего выпасть в совсем уж откровенный ахер. – Оу… ну… ясненько… – «Хуясненько», – добавил про себя Чон, но от ответа вслух воздержался. – Я тогда переоденусь. Чонгук кивнул, потому что – ну а что ещё тут скажешь? Вообще ситуация какая-то сумбурная. Наверное, просто из-за того, что это долбаный Чимин, и с ним в принципе всё так – немножко по пизде и через жопу. А потом омега как-то так неловко повернул голову, хотя, вернее, повернул-то он её обычным образом, но вот не совсем удачно. Перед ним просто совершенно внезапно оказались паковские крепкие бёдра, обтянутые светло-голубой джинсой, и… Ну, произошло непредвиденное. Проще говоря, нежданный стояк. Хотя, по правде, на такие бёдра не встанет только у конченого святоши. Бёдра были сильные, мощные, крупные, плавно и гармонично очерченные, да ещё и так близко, что руки так и тянулись хорошенько сжать их, чтоб до синяков и следов от ногтей. И как бы ничего такого удивительного, что у Чонгука встало на этот венец божьего творения, но это же Чонгук, и он вроде как класть хотел на альф. А потом Пак начал стягивать с себя толстовку прямо вместе с футболкой, и вот просто «Дева Мария, ну это, конечно, нихуя себе». По крайней мере, так показалось Чонгуку. Потому что гладкая кожа на животе буквально светилась на отлично заметных кубиках, и эта крепкая грудь, покрывшаяся мурашками от контрастного соприкосновения с прохладным воздухом, не оставила бы в покое даже тех конченых святош. С дивана был поспешно схвачен и уложен на колени плед, а щекам было велено перестать краснеть. – Ты чего? – удивился Пак, глядя на младшего через плечо. – З-замёрз, – выдавил Чонгук, громко сглатывая вставший в горле ком. – Да вроде не холодно, – альфа пожал плечами. – А я вот замёрз, – раздражённо повторил Чонгук. – Ясненько. – Хуясненько, – всё-таки не удержался и пробормотал себе под нос Чон, – что это вообще, блять, за слово такое: «ясненько»! Слава пирожкам, Чимин его не услышал, натягивая на себя чистую, но мятую белую футболку с каким-то модным принтом. Чон, к слову, уже почти выдохнул, как тот потянулся к ширинке на джинсах. «Господибоже, только не… да. Он. Снимает. Ебучие. Штаны». Старший потянул джинсы вниз, открывая чёрные боксеры, и Чонгук смачно сглотнул. – А говорил, что тебя альфы не интересуют, – промурлыкал Чимин, и Чон поспешно отвернулся. – Не интересуют. – То есть, это не ты сейчас пускал слюни на мою задницу? – Нет, не я. – Хм, – Чимин изобразил озадаченный вид, – тогда у меня галлюцинации? – Поздравляю, чо, – промямлил Чонгук, не глядя в сторону хёна. – Да ладно, я закончил. Расслабившись и перестав ожидать подвоха, Чон уже хотел повернуться, вальяжно мотнув головой и опустив напряжённые до этого плечи, но его судьба любила подлянки, и главной подлянкой сейчас был неугомонный Пак Чимин, видимо, поставивший себе цель заполучить Чонгука любой ценой. – Хотя, мне кажется, я зря одевался, – усмехнулся он, приподнимая ногой плед и отбрасывая в сторонку. Ну конечно, блять, у Чонгука ведь всё ещё стоит, и, уж простите, это видно через свободные домашние штаны. И, честно, он бы хотел умереть. Родителей, конечно, жалко, но его никто не предупредил, что однажды с ним может случиться такой вот пиздец, так что – нет, он на это не подписывался. Но пока младший мучился со своей внезапно возникшей проблемой, Чимин уже опустился на корточки перед ним и насмешливо заглянул в глаза. – А говорил, что альфы тебе безразличны… Знаете, вот бывает, строишь ты себе годами образ – многогранный, отточенный, идеальный, продуманный; а потом случается что-то до жопы нелепое: упал в лужу на глазах всей школы, пролил воду себе прямиком промеж ног или, как сейчас, пропалил свой стояк перед тем, к кому, по своим же громким словам, «ничего и никогда». И тогда образ рушится. Осыпается звенящей шелухой прямо к твоим ногам, и всё, что ты можешь, – просто смотреть и охреневать, как быстро и внезапно это произошло. Так вот. У Чонгука сейчас было как раз такое состояние. Но самое плохое даже не это: самое плохое, что это догнал и Чимин. – Ты чего делаешь? – прохрипел Чон, когда тот ну совершенно очевидно потянулся к его губам. И естественно, ответа не последовало. По крайней мере, вслух. На деле же его просто поцеловали, без лишних слов и оправданий. Конечно, поначалу Чон зажмурился и крепко сжал губы, но тёплые ладони – одна на щеке, другая на плече – быстро заставили его сменить гнев на милость. Старший был настойчив, но осторожен, его губы были просто потрясающе мягкие и пухлые, чуть влажные и такие чувственные. Каждое их миллиметровое движение заставляло сердце омеги трепыхаться взволнованно и ухать вниз, а потом подниматься снова, чтобы с очередным движением повторить этот иррациональный путь. И Чонгук разомкнул свои губы, нервно дрожащие и растрескавшиеся, чтобы обхватить чужие в ответ, потому что он должен сделать хоть что-то. Пак придвинулся ближе, властным, но незатейливым движением удобно устраивая ладонь на линии челюсти омеги, вынуждая Чонгука выпрямиться и положить свои руки ему на плечи. А губы альфы всё продолжали и продолжали ласкать нежными прикосновениями губы младшего, и это было как минимум прекрасно, а как максимум – Чонгук просто не знал такого слова, чтобы это описать. Наверное, если бы его хоть разок, хоть кто-то целовал подобным образом, он бы знал, но таких поцелуев ему никто никогда не дарил. Потому он не знал, но чувствовал, что всё ближе к этому знанию, и уже одно это уносило его за границы термосферы. Чимин пододвинул откинутый ранее плед и ловко расстелил его под заваливающимся на спину младшим. Не то, чтобы это сильно смягчало всё, но лучше, чем ничего. И да, Чон Чонгук, тебя собираются трахнуть прямо на полу, когда рядом удобный мягонький диван, до чего ты докатился? Однако Пак, судя по всему, на душевные терзания не отвлекался и вообще решил переть напролом. Просто омега с удивлением обнаружил, что старший уже вовсю выцеловывает его шею, периодически несильно сжимая зубами (что заставляло Чонгука почти что таять), а руки его плавно водили по боку Чона под футболкой. И если на этом моменте у Чонгука ещё мельтешили в голове кое-какие мысли о целесообразности происходящего, то когда Чимин добрался тёплыми шершавыми пальцами до чонова соска, они как-то исчезли сами собой. Ну потому что всё в совокупности давало такой дикий коктейль, что тормоза срывало напрочь, и – Чонгуку не хотелось этого признавать – всё дело было в Чимине. Тем временем старший уже тянул с омеги футболку, откинув после снятую вещь в сторону. – Господи, какой ты красивый… – прошептал Чимин завороженно, проводя ладонями по мускулистому торсу Чона. И честно, у того уже настолько кипела кровь, что его буквально трясло, и было ему уж точно не до протестов. Поэтому он, собравшись с силами, просто стал снимать футболку с альфы. Если Пак назвал его красивым, то сам альфа, по скромному мнению Чонгука, был абсолютно точно совершенно идеальным, совсем как фарфоровая статуя (куклой бы Чон его никогда не назвал). В голове и душе Чонгука происходил, мягко говоря, тотальный пиздец, но было как-то всё равно, потому что Чимин горячо целовал грудь, оставляя большие бордовые отметины повсюду. А вот это уже было… более чем странно. Никто доселе засосов Чонгуку не оставлял, потому что альфы на одну ночь обычно на такие собственнические жесты не размениваются просто за ненадобностью оных. А тут не просто засос, нет. Тут были практически солнечные системы наливающихся красным меток, куда яснее слов указывающих на то, что Чонгук принадлежит, и, когда старший оставил очередную отметину прямо возле соска, омегу накрыло с головой. Он вцепился в жёсткие волосы парня, а когда этот самый сосок ощутимо, но приятно сжали зубами, не смог сдержать стона. И… – Чимин-а, пожалуйста, ещё, – …он решил быть честным, ведь глупо скрывать свои желания и чувства, если так хорошо и можно получить больше. Дважды просить не пришлось, так что вскоре Чон дёргался от электрических разрядов очередного касания, едва слышно поскуливая на выдохе. И он не помнил, чтобы когда-либо ему было хорошо настолько, чтобы издавать такие откровенные звуки. С него уже стягивали штаны, когда он немножко вернулся в реальность. Стоило только Чимину избавить омегу от лишней сейчас вещи, как он тут же принялся скользить лёгкими поцелуями по ногам Чона. Убитые колени, верхняя поверхность бёдер, внутренняя… – Ты издеваешься, – прохрипел Чонгук, глядя на действия альфы. – Ты просто безумно мне нравишься, – мурлыкнул Пак в ответ, прижимаясь щекой к его ноге и растягивая губы, пожалуй, в самой блядской ухмылке, которая только была у него в арсенале. Это было достойно нового стона. Более того, упав обратно на плед, Чонгук с ужасом понял, что от возбуждения, от желания ему уже просто хочется разрыдаться, и он сделает это прямо сейчас, если альфа не сделает что-то посерьёзнее. – Пожалуйста, – захныкал младший, стискивая крепкие предплечья Чимина. – Я хочу тебя… Он только успел договорить, как его губы снова опалило жарким поцелуем. Через два слоя ткани в промежность красноречиво вжался твёрдый горячий член. Оторвавшись от губ, Пак стянул с омеги бельё, целуя открывающиеся с каждой секундой всё больше участки кожи. Это было бы почти пыткой, если не было бы так смертельно приятно. Следующим взрывом сознания был собственный член во рту Чимина – жарком и влажном, так неебически прекрасно окружившем орган – и палец, медленно входящий в Чонгука. Альфа неспешно двигал пальцем, чуть отклоняя его, пытаясь найти нужную точку, и это ему отлично удалось, что было подтверждено довольным урчанием Чона. К одному пальцу добавился второй, а потом как-то незаметно и третий. Это было уже не так приятно, но всё ещё невероятно хорошо, хотя омега и желал, чтобы полные недлинные пальцы сменились наконец на крепкий член. Не будь сейчас Чонгук так возбуждён, это желание казалось бы ему до безумия диким, но в данный момент класть он хотел на всё, чего держался раньше. Без лишних пафосных слов Чимин просто начал заполнять его собой. Просто склонился ниже, позволив Чонгуку остервенело вцепиться в свои плечи и мягко толкаясь глубже. – Господи… – и Чонгук сам не понимал, было ли это отражением того, что ему всё-таки немного больно, ведь подобного рода отношений у него не было довольно давно; или же того, что он в конце концов получил то, что так хотел. Передышки Чимин ему не дал, сразу выходя почти полностью и толкаясь снова, отчего придушенный стон, прозвучавший поэтому больше как поскуливание, вырвался у Чона сам собой. – Не сдерживай стоны, прошу тебя, – промурчал Пак ему на самое ухо. – Отъебись, – прошипел Чонгук, очень, к слову, не вовремя вспомнив о своей охреневшей гордости. Ответом на это стал сильный, куда грубее прежних толчок, смешавший вспышку удовольствия со вспышкой боли «один к одному», заставив омегу вскрикнуть от неожиданности и полученных ощущений. – Т-твою мать, что ты… – А знаешь, – Пак снова склонился над ним, глядя прямо в глаза и улыбаясь совершенно похабным образом, – я передумал: твои крики звучат даже приятнее. Покричишь для меня, Гуки? Ни разу Чон не слышал чего-то более откровенного и бесстыдного, и потому у него был настоящий шок, из которого, впрочем, старший вывел его довольно быстро проверенным уже методом. И Чонгук, действительно, кричал. Почти орал, и, по правде говоря, он вообще не подозревал, что был способен на что-то подобное. Но удовольствие раскатывалось по телу, затопляя его, проникая в каждую клеточку и взрываясь где-то в области солнечного сплетения. Это было так горячо, что, казалось, он тонет в лаве, что уже нечем дышать и он вот-вот задохнётся жарким, раскалённым воздухом. Электричество, скакавшее между их телами и внутри них, дотягивалось до каждой мышцы, заставляя её каменеть в преддверии ослепительной вспышки. Чонгук даже не знает, как быстро эта самая вспышка накрыла его, но его подбросило от накатившей лавины оргазма, и он вцепился в и без того исцарапанные плечи альфы куда сильнее прежнего. Кажется, Чон даже произнёс его имя, но он не был уверен уже ни в чём, даже в том, что не умер случайно от удовольствия. Он точно был не в состоянии соображать, и понял, что старший кончил тоже, только когда с высоким, пробирающим до мурашек стоном, ему впились зубами в основание шеи. Больно, но настолько хорошо, что, в принципе, похуй. Сейчас он любил Пака, как не любил ни разу, потому что такое он испытал впервые, потому что ни с кем ему не было настолько «вау». Да что там, куда больше этого никчёмного «вау». Он даже сказал бы об этом самому Паку, если был бы в состоянии говорить, потому что тот явно заслуживал чего-то подобного, но… …Но утром он испугался и лаконично указал альфе на дверь. – В смысле? – опешил Чимин, и Чон почти заскрежетал зубами. Что же всё так сложно-то, блять… – Я не хочу отношений. И «секс по дружбе» – это тоже не для меня, – пояснил он, всеми силами стараясь сохранять самообладание. Чимин впал в какое-то странное оцепенение, глядя куда-то сквозь Чона, а потом поводил пальцами из стороны в сторону. – Знаешь, обычно так альфы прогоняют омег… – задумчиво пробормотал он, но в следующий миг завопил, напугав Чонгука. – Стой, что?! Ты меня прогоняешь?! – Хён, я… – Чонгук попытался успокоить размахивающего руками, как мельница, Пака, но тот внезапно… оттолкнул его? – Но тебе же нравится со мной! Я не понимаю… Почему? – Хён, – Чон вздохнул, ощущая противный ком в горле, – потому что всё всегда заканчивается одинаково: я остаюсь у разбитого корыта, глядя на то, как очередной альфа уходит с очередным омегой. Нормальным омегой. – Что? Но я же... – на лице старшего отобразилась почти детская растерянность. – Я ведь говорил, что… – Да какая разница! – вдруг повысил Чон голос, чувствуя, что находится где-то на грани ебучей истерики. – Какая разница, как красиво вы все говорите, итог всегда один! Посмотри на меня: я ни капли на омегу не похож! Такой, как я, не нужен никому! Альфа в один миг замер. Его челюсти сжались так, что заходили под кожей желваки. Чонгук даже опешил, не ожидав такой быстрой смены. – А знаешь, хватит. Не нужен – значит, не нужен. После этих слов Чимин подхватил свои вещи и, не прощаясь, громко хлопнул за собой дверью, оставив Чонгука в звенящей тишине. И… И что? Неужели всё? Омега медленно опустился на диван. Вот так, в один момент – и всё? То есть, ему подарили надежду, особенно после этой ночи, окрылили, а потом вот так бросили падать вниз? Хотя разве он сам не хотел этого? Не хотел, чтобы его оставили одного, такого гордого и неприступного, почти что дышащего своими принципами и тупыми убеждениями? Хотел, конечно, хотел, он же всё это Чимину и сказал, вот только… Чего вдруг так пиздецки больно? За мыслью последовал всхлип. Потом ещё один и ещё, и Чонгук, обхватив руками колени, перестал строить сильного перед единственным, кому это было нужно – перед самим собой. Он вдруг осознал, что, как и кричал на каждом углу, останется один. И раньше было всё равно только потому, что раньше не было у него Чимина. Не было этого странного очаровательного, немного похожего на омегу альфы, который бегал за ним двадцать четыре часа в сутки и докучал своим бесконечным вниманием. Не было таких искренних признаний, восхищения в глазах, такого желания. Не было того, кому он был необходим. И он сам оттолкнул такого человека, стоило ему появиться, потому что он ссыкло, и ему тупо страшно, что итог, действительно, будет тот же. В квартире раздался звонок. Чонгук подскочил на месте, не на шутку перепугавшись, и, на ходу вытирая слёзы, прошуршал к двери. Видеть сейчас никого не хотелось, но если уж звонят… – Ч-чимин? На пороге, решительный и непоколебимый, стоял просветлевший лицом альфа, буквально пять минут назад вылетевший из этого дома, казалось бы, с совершенно явным намерением сюда больше не возвращаться. – Я тут подумал, – произнёс он жизнерадостно, отпихивая Чонгука и в наглую снимая обувь, – а ведь когда-нибудь тебе всё равно надоест бегать от меня. «Да ёбвашумать, что происходит, скажет мне кто-нибудь?» Чонгук пару секунд пребывал в ступоре, а потом вспомнил, что как бы гордость и обида, и он должен сейчас стоять с бич-фейсом, а не ошалело хлопать глазами. – Может, это тебе надоест бегать за мной? – сказал он, стараясь вложить в голос весь скептицизм, но получилось из рук вон хуёво. – Нет, – мотнул головой альфа, соизволив обернуться к нему, – просто потому, что я люблю тебя. – Да ты меня почти не знаешь! – не выдержал Чонгук, близкий к тому, чтобы начать биться головой о стену. – И что? Любовь странная штука, знаешь ли! – упрямо возразил Пак. – Хён, это ты, блять, странная штука, знаешь ли! – Ну пожалуйста, Гуки! – заканючил тот внезапно, хватая его за руки, чем вызвал у омеги очередной приступ шока. – Я… Я даже буду стирать твои трусишки! Я ненавижу это занятие, но я буду, потому что, как заметил, ты копишь кучи белья… Я даже буду делать тебе оладушки! Хотя я не умею, но научусь! Я… Я даже не буду таскать твои шмотки без спроса, честно-честно, только, пожалуйста, соглашайся! Ну же, соглашайся, я ведь классный! – Хён, ты… – Чон еле подбирал слова, глядя в эти честные, полные надежды глаза, и почувствовал, что начинает медленно сходить с ума, потому что всё так же «ёбвашумать, что происходит». – Эм, ты знаешь… Ты самый ёбнутый альфа, которого я когда-либо видел… Мне, если честно, капец неловко… – И я буду только твоим ёбнутым альфой, – пылко заверил его Чимин, сжимая его руки сильнее. – Знаешь, это больше похоже на угрозу, хён… – Просто скажи «да»! И это был момент, который Чонгук впоследствии иначе, как роковым, называть не будет: когда что-то в его больной голове встало на свои места, и он, запрещая себе сомневаться, выпалил: – Да. Теперь шок был у старшего, но тот справился с ним куда быстрее и, натянув на лицо радостную лыбу, накинулся на омегу с радостными поцелуями. «Поверить не могу, что ночью этот восторженный щенок отымел меня до потери сознания», – промелькнуло в мыслях Чонгука, но как-то быстро он выкинул это из головы. Потому что Чимин ведь, чему удивляться? – Но всё равно ты самый ёбнутый альфа на свете, – пакостно выдал он, вызывая громкий искренний смех старшего, от которого кусок льда в груди таял с удивительной скоростью. – Взаимно, Гуки, взаимно, – ответил Чимин сквозь смех. И Чонгук окончательно решил, что ради такого замечательного ёбнутого альфы можно было и подождать.