Голод

В принципе, выбор у Самсона обширный, Старший прорастает кристаллами, как друза на глубинных тропах, от костлявых пяток до ветвистых выступов на голове, но Самсон медлит, и Старший, как всегда, решает за него, протягивая к нему руку. Тыльной стороной кверху, согнув пальцы — как если бы он был благородным дворянином, а Самсон — вассалом, приясагающим на верность. Самсон касается костяшек пальцев губами. Старший не знает, чего он ждал, наверное, этого, а может, что над ними разверзнутся небеса и Создатель выйдет из Тени и затопит здесь все завесным огнем. Губы у Самсона не то что бы примечательные, суховатые, с мелкой неприятной сыпью в уголках — Старший грешил бы на антисанитарию и паразитов, но сыпь отливает алым на свету. Возможно, однажды кристаллы разрастутся, сцепятся между собой и бесстрашный генерал окажется неспособен открыть рот, чему Старший будет несказанно рад. Или закрыть, что, впрочем, тоже не так уж плохо. Самсон предан делу, Самсон человек вдумчивый и старательный. Губами он обводит каждую косточку на сухих узловатых пальцах, губами же касается подушечек — каждой по отдельности. Переворачивает кисть, держа ее двумя руками, бережно, как птицу, как хрупкую игрушку, и замирает, дотронувшись губами до запястья. У живых людей там бьется пульс, Старший еще помнит. Пульс самого Самсона стучит у него в ушах за них двоих. Это все еще похоже на странный и неловкий ритуал присяги, но потом Самсон решительно проводит языком от запястья до центра ладони, и жить так положительно нельзя. Старший напоминает себе, что предложил это сам, первым. Старший напоминает себе, что ему не нужно дышать, да и смотреть на это, в общем-то, тоже, но пока Самсон не понимает головы, Старший — не отводит взгляда. Губы смыкаются: выступ лириума на ладони Старшего небольшой и старательно сточенный по краям, чтобы не ранить сильнее нужного. Иногда Старший сжимает кулаки слишком сильно, и тогда от кристалла остаются мажущие черной слизью ранки на растрескавшейся коже. Однажды отвесил оплеуху раскрытой ладонью — губа Самсона в тот раз лопнула, брызнула красным, краснее лириума. Самсон только ухмыльнулся. Сейчас Старший чувствует шрамик на зажившей губе, когда Самсон с тихим хлюпаньем втягивает в себя кристалл, обсасывая, как сосут сельские дети сосульки, обламывая их с крыш домов, облизывая, как деликатно лижет пахнущие колбасой пальцы прохожего воспитанный уличный кот. — Ты доволен? — спрашивает он, вроде бы царственно, а вроде бы и нервно. С того момента, как он обласкал Самсона щедрым предложением, не прозвучало ни единого звука, кроме тех, которые издавали губы Самсона, с возмутительной нежностью лаская лириумный нарост. От напряжения у Старшего бурлила бы кровь, если бы та липкая жижа, которая течет сейчас по его венам, была бы на это способна. Впрочем, видят Древние — Самсон заставит нервничать и камень. Самсон обводит кристалл языком по кругу, оставляя влажные следы на коже как раз там, где в нее врастает лириум. Целует его в остро блестящую прозрачную макушку. Поднимает на Старшего взгляд — с пьяно расширенными зрачками, с улыбкой, совсем не подобающей моменту. Старшему почти страшно — всего на долю мгновения. — Мало, — отвечает Самсон, одновременно с деловитостью купца, ведущего торги с гномами, и с коротким придыханием, от которого у Старшего внутри вздрагивает нечто, чего там быть не может за давностью лет и невозможностью ситуации. Когда Самсон опускается на колени — лязгая и скрипя каждым сочленением доспеха, — Старший не чувствует удивления, только нарастающую волну, пробегающую по телу от макушки к пяткам. Почти как разряд молнии, вызванный заклинанием. Самсон прижимается щекой к кристаллу — внушительных размеров, кажется, он нарос на какую-то сломанную кость. Замирает так, с полуприкрытыми глазами, слабо покачиваясь, как в трансе, как в такт неслышимой музыке. Кожа на щеке шелушится и слезает от такого соседства. Пальцы Самсона все еще сжимают руку Старшего, обводят кончиками пальца кристалл в ладони, как будто боятся отпустить. Жадный, думает Старший. Не произносит вслух, но Самсон посмеивается, пока вбирает кристалл в рот и в глотку, обдирая губы и небо до крохотных ручейков темной крови на подбородке — и, наверное, думает то же самое. Старший не против. Старший впутывается в чужие волосы свободной рукой и закрывает глаза.