Что может быть забавнее?

Я обычная дерзкая шлюха, Только твой навсегда, но увы - На щеке загорит оплеуха: «Я приказывал, вроде, на Вы!» Жаворонок – Мне стыдно Ты снова ухмыльнёшься, доставая очередную сигарету, а я как обычно свернусь калачиком в кресле, наблюдая за тем, как ты куришь и уже предвкушая новую порцию слёз, знаю ведь, что не смогу сдерживать себя, когда за тобой снова захлопнется дверь. Сколько мы уже так живём? Месяц, год, пять лет? Не знаю, я потерял счёт времени в тот день, когда ты меня предал. Выбросил, как надоевшую игрушку, а я ничего не смог сделать, даже огорчиться нормально не смог, всё из-за наркоты, которой мы накачиваемся в Паноптикуме, чтобы выдержать целый рабочий день. Она уж слишком сильно притормаживает, не даёт нормально мыслить, служит не более чем энергетиком. Так что ты и не понял, что я почувствовал, когда ты выбрал не меня. Предпочёл мне какого-то подзаборного щенка, сидящего на Топливе, готового убить за баночку с этой дрянью. Насколько я узнал, ты сам приволок его в наше заведение, более того, ещё и доплатил Папе, чтобы из Эра сделали первоклассную сучку, и теперь мог пользовать его совершенно бесплатно. Может, именно из-за этого ты тогда всё же решил, что он лучше? Может быть, я просто брал слишком много за свои услуги? Я не знаю уже… да и никогда не узнаю. Фальшивая девочка, умеющая только приносить удовольствие тому, кто заплатит. Лишённая эмоций. Пластиковая. Старающаяся выглядеть как можно более вызывающе. Я уже и не помню, какой я настоящий, слишком привычным стало говорить о себе в женском роде, вызывающе облизывать губки и наносить ядовито-зелёную тушь на ресницы, и волосы в малиновый красить, и облачаться в латекс, а потом перемещаться по общему залу Паноптикума, на высоченных каблуках, виляя бёдрами. У меня была другая жизнь, нормальная, но она сейчас словно в тумане, единственное, что от неё осталось, - пару шрамов на теле. Не более того. Ну и вечное напоминание об исходном поле между ног, избавиться от которого у меня пока просто не хватает денег. Да и даже если я накоплю на все необходимые операции, то всё равно не стану таким, как настоящие биологические женщины, всё равно для всех останусь сучкой, чуть более элитной, но не меняющей от этого ничего в собственной жизни. Я любил тебя, Дэл, и сейчас люблю. И как мне кажется, буду любить ещё очень долго. Помнится, Папа мне говорил, что если ты трахаешь меня чаще, чем остальных девочек, то это не значит, что ты меня любишь или хоть как-то симпатизируешь, но я отказывался в это верить. Слишком сильной была надежда на то, что я значу чуточку больше чем рядовые шлюшки, которых ты перепробовал огромное количество, пока нашёл именно меня. Любимую Карамельку, самую лучшую сучку Паноптикума. После скандала с Эром мне пришлось уйти. Пришлось работать на улицах, подставляя свою задницу тому, кто этого хотел, совершенно не думая о том, насколько мне это приятно или неприятно да и вообще что я могу чувствовать и думать в те моменты, когда очередное жирное тело наваливается на меня, пытаясь получить удовольствие самыми примитивными способами. У меня не было выбора, я больше ни на что не способен, кроме как выгибаться и стонать, изображая дикое наслаждение, а на самом деле мечтать вырваться и сбежать куда подальше. К себе домой, чаще всего. В крохотную комнатку, захламлённую, тёмную, самую дешёвую, что можно было только найти. Уличная проституция не приносит столько, сколько давал Паноптикум, у меня едва получается сводить концы с концами, так что не стоит меня винить в том, что я растерял весь свой лоск, приобретённый в элитнейшем борделе мегаполиса. Я так же, как и твой щенок когда-то, сижу на наркоте. Когда и при каких обстоятельствах мне предложили первую дозу, я уже не вспомню. Только вот факт есть фактом. Я наркоман. Причём осознающий собственную зависимость, но не пытающийся найти способов избавиться от неё. Наркотик убивает. Медленно, мучительно, больно загоняет на тот свет, так что не думаю, что смогу протянуть долго. Я слишком слаб и труслив, чтобы покончить с собой, а может и слишком люблю себя, надеюсь, что моя смерть хоть кого-то расстроит, поэтому и цепляюсь за жизнь, вяло текущую от ломки до ломки. Ты платишь только дозами. Не знаю, как тебе удалось прознать о зависимости, но всё же каждый раз, появляясь раз в месяц или чуть чаще, ты приносишь мне прозрачный пакетик с порошком, который подарит мне ещё немного времени. Я остаюсь для тебя шлюхой, несмотря на то, что у тебя есть любимый Эр и всё такое. Карамелька всё ещё подстилка. И будет ею всегда. Знаю, что ты понятия не имеешь о моей жизни, просто криво ухмыляешься, видя, в какую пропасть мне пришлось скатиться из-за тебя и твоей персональной сучки, издеваешься, но ничего не делаешь для того, чтобы хоть немножко помочь. Убиваешь сам, принося наркотики, а потом следишь за тем, как я реагирую на поступление этого яда в мой организм, дожидаешься, когда совсем расслаблюсь и начинаешь трахать только тогда. Это как правило, иначе быть не может. Почему не Эр? Он больше для выхода в свет, слишком красив, чтобы позволять делать с собой такое. Да и слишком занят, он же сейчас среди повстанцев, вместе с Папой. А ты лишь ликвидатор, который сам каким-то образом смог излечиться от зависимости. Да, я и это знаю. Щенок явился в последний момент, но всё же успел что-то сделать со шлангами, входящими в гнёзда стабилизаторов. Вы оба выжили. И вы оба – элита. А я лишь дешёвая сучка, обитающая на техническом этаже какого-то завода. У меня нет ничего, перед вами весь мир. Так что твои визиты, Дэл, – лишь насмешка над тем, кому настолько не повезло. Именно поэтому, чтобы ещё больше самоутвердиться ты приходишь ко мне. И каждый раз делаешь больно, уходя снова к нему. Я уверен, что Эр ничего не знает о моей жизни, вообще он скорее всего уверен, что меня просто не существует в природе, ведь ни один ликвидатор не простит, если трогают его собственность. Ты и пытался меня убить, но только Папа озаботился раньше, чем я успел умереть. Я лишь потерял сознание от испуга, а сама рана хоть и выглядела жутковато, но не была смертельной. Меня вылечили, но с позором изгнали из Паноптикума, когда я перестал приносить былые деньги. Кто знает, может во мне, бывшей лучшей шлюхи Баркью, ты видишь себя прошлого, грозу всего мегаполиса, может именно со мной пропадает вечная тень Эра, в которой тебе сейчас приходится жить. Я знал, что чёртов наркоман испортит всю твою жизнь, но только на моё мнение внимания никто не обращал. Все приказывали заткнуться, а я вынужден был делать то, что требовали. Самое важное правило: мальчики платят, девочки подчиняются – не было команды «голос», не стоит вообще говорить, рот в моей профессии другим должен быть занят. Самое больное то, что я ничего не могу сделать. Ты придёшь, ударом ноги распахнёшь дверь, практически выламывая старенький замок, такие, кажется, ещё до Пыльной Войны делали. Презрительно поморщишься, увидев разбросанные по всей комнатке пакетики из-под наркоты. А потом выудишь из кармана упаковку с оплатой моего труда. И трахать будешь без эмоций. Просто так. Нагнув над чем-то, смутно напоминающим больничную каталку, на которой я сплю. И снова обещая убить, если кончу позже тебя. Но такого ни разу не было, мне даже руки не нужны, хватает самого осознания, что это делаешь именно ты, от одного этого мне легко сносит крышу. Всё всегда обычно, нет ничего нового, но я получаю нереальное наслаждение. Ни с одним из клиентов, которых у меня за мою карьеру было огромное количество, такого не было. Смешно, да? Влюблённая шлюха, что может быть забавнее? Мечтающая о прикосновениях только одного человека и тайно желающая не отдавать себя больше никому, и ещё потом долго отходящая от каждого секса, вымаливая прощение у «возлюбленного». А ему плевать. Для него я существую только тогда, когда ему нужно, но не более того. А я стараюсь всегда быть готовым. Жду каждый вечер, нетерпеливо глядя на дверь, ожидая удара мощного сапога с рифлёной подошвой, но когда понимаю, что всё же вечер потрачен в пустую, со вздохом укладываюсь спать. И проклинаю себя за то, что не смог смириться с твоим предательством, что не смог отпустить, отдавая проклятому киборгу. Ненавижу тебя и люблю одновременно. И могу неделями голодать, чтобы купить те вещи, которые тебе понравятся. Стараюсь всегда быть дома как можно презентабельнее, выглядеть даже лучше, чем на работе, но зависимость всё равно даёт о себе знать, так что получается это плоховато. Ты не останешься на ночь. Уйдёшь, после того, как примешь душ, смывая с себя мой запах. А мне останется только скулить от боли и обиды, сворачиваясь калачиком в старом кресле. Останется только вспоминать. Жить миражом, надеясь только на него, цепляясь за это иллюзию в те самые минуты, когда сил терпеть больше нет. И как верная собака ждать хозяина около двери, в то время как он даже не думает о ней, дремая в широкой постели с шёлковым постельным бельём. Ты любишь именно его, я знаю. И ты любишь того, кто будет дремать рядышком, положив голову тебе на грудь и изредка вздыхая во сне, порой морщится от фантомной боли, оставшейся после удаления стабилизаторов. А я буду цепляться за твой запах на дешёвых простынях, представляя, что сейчас ты в моей комнате, обнимаешь во сне, время от времени целуешь в макушку, зарываешься носом в малиновые волосы, давая понять, что я только твой и больше ничей, что ты меня никогда и никому не отдашь. Но это лишь моя больная фантазия. Я не должен быть в твоей обычной жизни. Я обычная сучка, пусть и принадлежащая в своих мыслях только одному человеку. Мне нельзя напоминать о себе. Я недостоин существования. Нужно просто молча жить со своими чувствами и эмоциями и никому не давать узнать о том, что у тебя в голове. Это правило. Догма. Её нельзя нарушать. Я живу только для того, чтобы быть подстилкой. Мальчик платит, девочка подчиняется. Пытаясь не сметь думать о том, чего в реальности существовать не может. Я шлюха. У меня нет права на эмоции и чувства. Мысли должны быть лишь о сексе, ни на что большее я не способен. Я выживу даже без твоей любви. Выживу, цепляясь за редкие встречи и твой запах на простынях.