А разве мертвым не все равно?

Жаркий июнь, тысяча девятьсот двадцатого года, в одной из центральных больниц Мюнхена разносится плач ребенка после нескольких часов истошных воплей молодой женщины. Впервые за несколько лет совместной жизни среднестатистическая немецкая семья была счастлива вместе, ведь теперь появилось то, что их поистине объединяет: маленький кусочек того великого немецкого будущего, что обещает нам правительство после долгой, кровавой и разрушительной первой мировой войны. Дух немецких солдат был сломлен окончательно после известий о капитуляции Германии, многие не могли сдерживать слезы, если кто-то еще мог плакать после полученного вреда от химического оружия, солдаты после такого до конца своих дней не могли видеть свет в добрых снах, да и вообще свет, химикаты повредили важные составные глазного яблока, так что ближайшее, что увидят эти люди - темнота. Черная, кромешная темнота, в которой может скрываться все, что угодно, заканчивая самыми страшными ночными кошмарами, что только могут таиться в голове человека. Ближайшие пять лет мальчика будут самыми счастливыми, ведь он не будет ни о чем беспокоится, его не будут волновать проблемы в семье, на работе, в стране, его не коснется инфляция, его не будет волновать злобный начальник на работе, да и сосед с первого этажа того полузамерзшего и полуразрушенного дома, никогда не закрывавший двери в свою квартиру, будто чего-то ждал, что до сих пор не может смириться с тем, что потерял всю семью, пока тот был на фронте, который каждый вечер пьет и кричит, раздирая длинными ногтями остатки обоев, убивая себя воспоминаниями о них, его тоже не будет волновать. До пяти лет ребенку не нужно ничего, кроме тепла и уюта, да и пары игрушек, этим его обеспечивали родители, для которых было единственной целью - выжить. Выжить и дать ребенку будущее лучше, чем было у них, ни за что не дать ребенку пережить того, что пережили они, не дать ему потерять своего единственного на тот момент сына. У маленького немца мог быть брат, если бы не война. Война отобрала почти все, что было у новоиспеченных молодоженов: работу, дом, машину, семейный уют и, пожалуй, самое главное - веру в лучшее будущее. Будущее, что было обещано им перед началом войны, будущее, что казалось таким приятным и близким, будущее, в котором каждый мог быть тем, кем хотел. Небо закатилось темно-бардовым цветом, звуки выстрелов слились в один непрерывный звук, что приглушали только звуки разрывающихся гранат, истошные крики, еще мгновение назад целых сослуживцев, а теперь не имеющих по несколько конечностей полуживых тел давно стали привычной картиной. Еще мгновение и молодой парень, еще только окончивший школу и не успевший нарадоваться, падает в окоп, совсем рядом с грязными камуфляжными брюками, по его лбу стекала кровь, а каска покосилась набок, глаза закатились, а лицо приобрело бледно-белый цвет. Тысяча девятьсот тридцать первый год. Пожалуй, никогда еще маленький мальчик не был так счастлив, как сейчас. Первый поцелуй твоей возлюбленной запоминается на всю жизнь, не так ли? Юные мечты ребенка стали окрашиваться в разные цвета, его мир перевернулся в тот момент. Неожиданность, страсть, любовь и интерес заполнили черепную коробку мальчишки. Отец в тот момент находился на работе, его будущее стало не менее радостным в тот момент, как он вступил в ряды тогда еще только выходящей на поверхность национал-социалистической партии и стал успешно продвигаться по карьерной лестнице. "Вот оно, лучшее будущее, вот оно", - таилась мысль в голове. Сын подрастал, жена была счастлива, семья наконец жила в достатке и даже смогла себе позволить купить двухкомнатную квартиру в центре города и наконец покинуть дом. Никогда уже им не придется спускаться мимо открытых дверей соседа с первого этажа. Он ждал. Ждал жену, детей, он ждал семью, но никто так и не заглянул к нему. Запах гноившегося тела стал заметен только через несколько дней, пропитавший стены маленькой квартиры запах спирта не так легко перебить. Веревка оборвалась только на второй день, обвила старый потрескавшийся табурет и спокойно спала с шеи мужчины. Наконец, он счастлив. Девушка принесла теплый чай, а дети обвили руками статного мужчину в свитере, который, наконец, закрыл двери. Кровь расплескана повсюду, ноги как будто отняло, спину дико ломило, а руки были прижаты телами, еще несколько минут назад живых, а ныне мертвых товарищей, солдат попытался подняться, но что-то мешало. Быть может, это мысли, что роились в тот момент в голове солдата? Или это была боль? Боль, что чувствует мать, которая отправляет своего сына на фронт, не зная, вернется ли он обратно. А, быть может, это пули, что изрешетили насквозь юное тело? Кровь начала стекать по штанам, выливаясь через ошметки ног, что остались где-то позади, вместе с осколками гранат, кровь проступила через грудь и пропитала насквозь опознавательный знак пехотной дивизии, что еще вчера воспевала о победе Вермахта. "Мы идем к победе, наши войска успешно зашли в Европу, мы активно наступаем на Советский Союз..", - звучало по всем теле и радиопередачам, но таково положение было только для Йозефа, на деле мы несли большие потери, мы потеряли счет времени, небо закатилось черным цветом, только вспышки гранат и автоматов освещали нам дорогу, мы шли уже, казалось бы, целую вечность, но ночь никак не кончалась, а луна так и оставалась высоко над нами, дождь, что шел с октября до сих пор не прекратился, капли грязной воды стекали по железному кресту, я попытался открыть палатку, но моя рука прошла сквозь нее. Нагнувшись, я увидел календарь. Девятнадцатое мая тысяча девятьсот пятьдесят пятого, но ведь только октябрь сорок четвертого.. Или нет? Очередной раскат грома и молнии расколол небо на две половины. Сигарета тлела в руке, глаза пусто смотрели в даль, кровь стекла по лицу и замерла, намертво вцепившись в белую рубашку, а сердце молчало. Уже не важно ничего, ведь так? Не важно то, что будет после, уже не волнует тебя и то, что будет дальше, что будет с твоим телом, с твоей душой, ведь так? Будешь погребен под несколькими метрами земли с надгробной плитой и обозначен как еще один безымянный солдат или будешь завален грудой камней и досок, так и оставшись в руках с недокуренной сигаретой. Или волнует? А разве мертвым не все равно? *** Наконец, тишина. Долгожданная, безмолвная и оглушающая. Спустя шесть лет продолжительной войны, что до конца жизни никто из людей не забудет, еще несколько десятилетий люди будут видеть те кошмары, что пришлось им пережить за долгие годы вечного огня, никто уже точно не забудет то, что произошло, да и не будет пытаться, ибо попытки тщетны. Спустя несколько столетий не останется и следов тех событий, каждый переживший будет покоиться в своем месте под землей, каждый убитый будет покоиться под грудой камней и досок или в братской могиле. Да, какая разница, разве мертвым не все равно?