Дом, милый дом.

      Случалось, Фолко скучал по дому. Не по своей бывшей невесте, дяде или так называемым друзьям, а именно по дому.       Особенно грустно бывало во время ночевок под кустом, но иногда накатывало и сейчас. Сейчас, когда он ждал неизвестно чего с гномом в этом не очень-то приветливом городе. Конечно, Аннуминас был не такой уж и дырой, и работал Фолко в трактире с удовольствием, но такие большие скопления незнакомых людей в одном месте более чем неестественны. Хотя, надо сказать, хоббит не очень часто на этом зацикливался и находил все, удовлетворяющее его в работе в трактире. Иногда он даже забывал, что, вообще-то, это не навечно, и однажды снова придется ночевать под кустом, а так полюбившаяся работа и теплая постель останутся в прошлом.       Однако даже с ночевкой не просто под кустом, а совершенно в чистом поле примиряла его вовсе даже не некая Высшая Цель. И с необходимостью носить иногда сапоги. И с необходимостью участвовать в кровопролитии. Да и из дома его выгнала не приверженность к Высшему Всеобщему Благу. ВЦ и ВВБ сами к нему прилипли совершенно против его воли. Он все бросал и ввязывался в это все не ради них, а исключительно из-за гнома. И именно его присутствие и примиряло хоббита со всеми неудобствами. Когда можно тайком, или же не очень-то скрываясь, поцеловать или быть поцелованным этим типом, все ночевки в болоте или в клопастых трактирах как-то отходят на второй план. Раздражают, конечно, но не катастрофически.       Фолко был без памяти влюблен в Торина. А Торин… Торин ничего не говорил. Только целовал хоббита так, что у него колени дрожали, и всячески его оберегал, поддерживал, если нужно – лечил и помогал, когда в этом была необходимость.       Вот когда такая неопределенность накапливалась, Фолко и скучал по дому. Там все было понятно, и ни душевным, ни физическим комфортом не нужно было рисковать. То есть, душевным, конечно, периодически нужно было, но подумаешь, репу окучивать вместо чтения. Это не идет ни в какие сравнения с душевными муками от неопределенности.       Не все, впрочем, было так плохо. Однажды, под покровом ночной темноты и под шум дождя, когда Фолко уже спал, завернувшись в одеяло, радуясь, что они все еще в Аннуминасе, а не в кустах у большой дороги, гном попытался, возвращаясь с работы и после долгого и скучного трепа с другими гномами, пройти мимо него за какой-то надобностью (что Торину было нужно в его комнате?), но тихо пройти не получилось. Что может быть глупее, чем запнуться о ножку чужой кровати? Фолко, естественно, проснулся и сонно уставился на гнома.       -Что ты тут делаешь?       -Зашел проверить, не открыто ли у тебя окно, — лгуном Торин был весьма бездарным. Поэтому хоббит сел и протер глаза.       -Оно закрыто. Что случилось, Торин?       -Ничего, — об стол что-то звякнуло, но Фолко не придал этому значения. — Просто проверял окно.       -Когда ты пытаешься врать, это видно даже в темноте. А еще, когда тебе надо обсудить что-то важное, ты начинаешь вести себя, как придурок. Запинаешься об кровать, например, или пытаешься бездарно врать. Что такое?       -Ничего. Тот сарай… или что это за развалюха… Нам его могут продать.       -И ради этого ты пришел среди ночи?       -Не совсем, — Торин покосился на край кровати Фолко и после кивка сел. — Вообще-то, я хотел поговорить о чем-то важном, хотя я тот еще говорун.       -Как и все гномы.       -Мне проще тебя поцеловать, чем сказать.       -Опять? Уже за полночь. Что тебе надо такого надо сказать, что…       Закончить Фолко не успел, его уха коснулись горячие губы, и шею щекотнула гномья борода. «Я тебя люблю», – услышал он.       Никогда еще за все время путешествия Фолко не спал так спокойно, как в эту ночь. И никогда еще он не был так рад, когда утром нашел на столе новую пряжку для ремня, которая ночью и звенела.       Случалось, Фолко скучал по дому. Но, пока рядом с ним был его любимый гном, и пока Торин любил его, дом у Фолко был под любым кустом на обочине раскисшей под дождем дороги.