Привет, незнакомец

      Привет, незнакомец.       Каково это? Каково это?       Иногда это словно проваливаться в сон. Я смотрю на тебя сквозь полуприкрытые веки, а потом ты мой. В своих любимых черных джинсах, не в силах удержаться, ковыряешь дырки на коленях. Развалившись на моей кровати, разрываешь колонки своим бренчанием на гитаре. Поешь настолько громко, насколько вообще позволяют легкие, хотя мы оба знаем, что твой голос ломается, стоит тебе напрячь его слишком сильно. В середине песни ты вдруг перестаешь играть и улыбаешься мне так дико, что в уголках глаз появляются морщинки, а радужки выглядят так, будто сделаны из цветного стекла. «Я люблю тебя,» — шепчешь своими гранатовыми губами. Как всегда. Потому что ты — мой лучший друг.       А потом я открываю глаза, просыпаясь, и ты снова никогда не говорил мне этих слов. Вместо этого ты опять разглагольствуешь о моем брате. Как он прошел мимо тебя по дороге в ванную, даже не сказав «Привет». Даже когда ты специально задел его. Он просто смотрел сквозь тебя, не замечая. Я имею ввиду, насколько более заметным ты можешь быть? «Майки, почему твой брат не обращает на меня внимание?»       Ты со мной, Фрэнк, но ты не мой.       Иногда это словно просыпаться. Ты звонишь мне по телефону, потому что небо над твоим домом уже усыпано звездами, но ты все не можешь заснуть. Твоя пугливость и нервозность смешивается с возбуждением, расходясь по твоим венам, и ты без перерыва рассказываешь мне шутки, не давая заснуть. Настолько грязные, что от них я кашляю так громко, что боюсь, что у меня начнется что-то типа эпилептического припадка. Неважно что мои глаза закрыты, мой разум не спит и думает о тебе.       «Можно я приеду прямо сейчас, Майки?»       Да, Фрэнки, конечно.       «Можно я лягу к тебе?»       Да, Фрэнки конечно.       Я не сплю. Я бодрствую каждую секунду, думая о тебе. Эта ночь совершенно не отличается от всех остальных ночей, когда ты забирался в мою кровать, потому что звезды не давали тебе спать. Пока я не целую твои гранатовые губы. Пока я не накрываю твое тело своим, давая тебе понять, как много ты значишь для меня. Как много ночей я просто лежал рядом, бодрствуя и думая о тебе.       Привет, незнакомец, я слышу как ты крадешься через входную дверь, открывая дверь своим ключом, сделанным для того, чтобы использовать наш дом как укрытие, когда мы уезжаем на выходные. Ты спускаешься по изношенным деревянным ступенькам, только вот не по моим. Я слышу, как ты крадешься, каждый твой шаг полон надежды. Ты стучишь в его дверь, и я снова жду, пока тебя ранят. Ты снова внизу, в подвале, собираешься позволить ему отшить тебя. Это одна и та же страшная история, отыгранная сотней разных способов, каждый горче другого. Я прислушиваясь, жду твоих шагов около моей двери, готовый снова увидеть тебя с полными слез глазами, спрашивающего, почему ты недостаточно хорош. Но ты не приходишь. Если прислушаться, можно услышать скрип старого пружинного матраса и приглушенные стоны, пробивающиеся сквозь тонкие гипсовые стены. Сегодня ты будешь спать в его кровати, не в моей.       Я лежу здесь, Фрэнки, и это мне интересно, почему я недостаточно хорош.       Иногда это словно видеть кошмар, вот только я не сплю. Ты зовешь меня с собой, куда бы не пошел, потому что мы все еще лучшие друзья, да? Крепко держишь его руку в клубах, в которые он нас тащит в то время, когда мы должны делать домашку на моей кровати — будто ты хочешь напомнить ему о своем существовании. Он с тобой, его рука лежит на твоей тонкой талии, даря тебе надежду, вот только его глаза смотрят куда угодно, только не на твое лицо. Скорее он смотрит на тех парней, которые идут с ним в комнатку в задней части клуба и задерживаются там на пять минут дольше, чем следует. Ты сидишь со мной и пытаешься улыбаться во все тридцать два, но мы оба знаем, что он там делает. Он моя кровь, и он не может скрывать от меня такое. «Вчера он сказал, что любит меня,» — говоришь ты мне, перекрикивая музыку, но кого из нас ты пытаешь убедить? Слезы в твои глазах отражают парад огней, но они еще блестят, когда он возвращается с наполовину застегнутой ширинкой. Из-за его игр ты увядаешь у меня на глазах.       Я ненавижу терять тебя, Фрэнки, потому что мы все еще лучшие друзья, да?       Иногда это похоже на сон, сладкий, издевательский сон. Я выхожу из полудремы, потому что ты — сопящая тень около двери моей спальни. Сутулишься там Бог знает сколько времени, твое лицо погребено за беспорядком из рук и коленей. Это комната становится слишком маленькой для нас, или это мы растем? Ты больше не звонишь мне по ночам, потому что ты и так спишь в моем доме, но не со мной. «Ну давай же,» — шепчу я пьяным теням, умоляя тебя прийти ко мне. Ты стоишь в мятой футболке, напоминая мне того мальчика, которого я встретил много лет назад в школьной песочнице. Я никогда не узнаю, как ты до сих пор умудряешься постоянно царапаешь коленки. На твоих бедрах болтается ремень джинсов, джинсов, которые ты даже не удосужился застегнуть. Внизу, в подвале, я слышу, как брат швыряет вещи, будто это как-то изменит то, что вы оба уже сказали и не сможете забрать назад. Как это, должно быть, удобно, когда ты можешь после ссоры со своим бойфрендом просто подняться по лестнице, а твой лучший друг уже там, чтобы успокоить тебя. Ты заползаешь в мою кровать, твое лицо ужасно мокрое от слез. «Он назвал меня гребаной шлюхой, — рыдаешь ты в мою рубашку. Твои руки ужасно трясутся, ручейки вен проступают через кожу. Я поднимаю твое лицо и напористо целую, пытаясь успокоить, и ты отвечаешь мне так сильно, что губы начинают кровить. Когда ты уже не можешь дышать, ты отодвигаешься, падая обратно на мои подушки, и обнимаешь меня, просто чтобы чувствовать чье-то сердцебиение рядом с твоим. «Спасибо, Майки,» — шепчешь ты и засыпаешь с подбородком, запачканным моей кровью.       Я выбираюсь из кровати и стою напротив двери своей спальни Бог знает сколько времени, Фрэнк, мое лицо погребено в беспорядке из рук и коленей.       Но иногда, иногда это все реально. Я отдаляюсь от тебя, потому что мы больше не дети, и это перестало быть игрой. Ты не можешь быть моей жизнью всегда. По ночам я мечтаю о тебе, потому что сейчас больше нет той кровати, на которой ты лежал с гитарой когда-то. Теперь это лишь воспоминание, которое изредка посещает меня, словно метеоритный дождь раз в семь лет. Ты, наверное, тусуешься с моим братом, притворяясь, что это ваша последняя ночь, что ты не примешь его обратно, если он опять облажается, хотя ты знаешь, что так и будет. Притворяясь, что ты не поймаешь его снова, сосущимся с незнакомцем в темном углу. Это нормально — жить в отрицании, когда тебе ничего больше не надо доказывать. Я лежу в лофте один, раздумывая, получил ли ты записку с моим новым адресом. Последний раз, когда я звонил, тебя отсоединили, потому что ты опять забыл оплатить счета. Я больше не знаю, как поддерживать контакт с тобой, поэтому я просто лежу в пустой квартире, пытаясь вспомнить, как ты выглядел, когда улыбался. Помнишь, как я послал тебе ключ по почте? Ты всегда был желанным гостем в моей жизни, даже когда начал выгонять меня из своей.       Звонит домофон, но я не включаю свет, потому что это, должно быть, просто какой-то мудак ошибся кнопкой. Опять. Все знают, как похожи «3» и «8», поэтому не стоит придаваться иллюзиям. Когда ты одинок, ты учишься переставать ждать кого-то. Но потом я слышу твой голос, искаженный радиосвязью, «Майки, это я», и моя рука впускает тебя, нажав на кнопку, еще до того, как я открываю глаза. Некоторые привычки просто не меняются. Ты всегда был одной из моих.       Привет, незнакомец. Ты с грохотом врываешься в металлическую дверь моего лофта, ключ зажат в твоей руке. Я поднимаю голову с подушки и смотрю, как ты, привыкая к темноте, ищешь путь в мою комнату. Фантазия, словно текучая жидкость, словно песок в песочных часах, словно мыльный пузырь, висящий в воздухе. По дороге к моей кровати ты сбрасываешь ботинки и верхнюю одежду. Некоторые привычки просто не меняются.       «Привет, незнакомец» — шепчешь ты, обнимая меня под покрывалом, свет освещает тебя со спины, словно существо из апокалипсиса. Ты подстригся — замечаю. У тебя веснушки вокруг рта и глаз — замечаю. Вот только они явно появились не от гребаных частых улыбок. По твоему лицу стекают несколько слезинок, поглощая весь свет в комнате, но я вдруг вспоминаю твою улыбку.       «Что случилось с Джерардом?» — спрашиваю я.       И ты говоришь, что можно сделать только одну ошибку за столько лет.       Твое лицо уткнулось в мою рубашку, ты выплакал все слезы, что в тебе есть, но в этот раз я не знаю, почему. Ты — идеальный незнакомец, улыбка, которую я помню откуда-то. Все изгибы твоего тела, которые значили что-то для меня, когда я видел туманный, прерывистый сон в меланхолии похоти. Передразнивающий тон твоей улыбки, который я видел на каждом незнакомом мне лице на улице. Поэтому я просто беру тебя за подбородок и целую твои гранатовые губы, заставляя перестать плакать. Некоторые привычки не меняются. Но в этот раз ты не отстраняешься и не кусаешь меня в ответ. Ты просто остаешься там, где ты есть, помня, как много раз я давал тебе человеческое сердцебиение, когда ты не мог собрать себя сам. Вспоминая, как ты пел на моей кровати и как я чинил тебя каждый раз, когда мой брат разбивал твое хрупкое сердце. «Я люблю тебя» — шепчешь ты. Как всегда. Потому что, наверное, мы могли бы быть больше, чем лучшими друзьями. Я держу тебя, пока ты не засыпаешь, и когда я просыпаюсь утром, ты все еще там, лежишь на моей руке с закрытыми глазами, видя сны о монстрах. У нас были годы чтобы разобраться. Ты улыбаешься мне до морщинок в уголках глаз, картин из витражного стекла, нарисованных жизнью, отражением всех трещин твоего уставшего сердца.       И я починю тебя, Фрэнк, потому что некоторые привычки не меняются.