Момент

      Ещё никогда в своей жизни Маккри не был так напряжён. На виске пульсировала венка, а взгляд судорожно бегал от одного предмета к другому — всеми силами он пытался оттянуть момент. Внезапно пальцы стали ватными, сейчас он не смог бы даже перезарядить револьвер. В ушах звенели слова Моррисона: «Последствия могут быть катастрофичны, не повторяй моих ошибок, Джесси». Да, не повторять ошибок. Наконец, встретившись с железным взглядом Аны, Маккри принялся считать. Пять, десять, двадцать, сорок, сорок пять. Дело дрянь. Он и подумать не мог, как далеко зашёл. Тяжело сглатывая подступившую слюну, он обернулся в сторону Рейеса. Тот уже смотрел на него, кажется, более-менее довольный: на пальцах быстро показал число 24 и тут же облегчённо улыбнулся. Однако Маккри до улыбки было далеко. Страх подходил всё ближе к горлу, пока Ана продолжала сверлить его взглядом. — Ну что? — спросила она. — Сорок... — Маккри вновь сглотнул и на секунду закрыл глаза, - сорок пять, мэм. — ХА, я победила! — тут же взвизгнула Фария. — Конфеты вперёд!       Услышав эту фразу, Маккри облегчённо выдохнул, а на его лицо вернулась глуповатая, самоуверенная ухмылка. Справа от себя он услышал, как Рейес что-то проговорил по-испански, судя по всему, тоже обрадовавшись подобному разрешению возможного конфликта. Он ещё помнил прошлогоднюю истерику маленькой Фарии, когда этот tonto* Моррисон каким-то чудом собрал больше конфет, хотя должен был просто сопровождать её. Ещё одних слёз, воплей, закидываний Моррисона всеми подручными средствами, дикого топота Райнхардта и Линдхольма в попытке поймать девочку, Рейес бы не выдержал. — От него уже больше пользы, чем от тебя, Моррисон, — со смешком сказал Рейес. — Так вот почему ты нанял его, — ответил Джек, сконфуженно улыбаясь и проводя рукой по затылку, куда в прошлом году прилетела смачная оплеуха от Аны.       Всё это время Фария увлечённо пересыпала собранные Рейесом и Маккри конфеты в свой внушительных размеров мешок, хищно поглядывая на каждую сладость в отдельности. Она уже знала, что мать заберёт большую часть, но она также знала, куда их уберут, а ещё лучше понимала то, что Райнхардт сдастся через пять минут её уговоров и принесёт ей спрятанное. Конфет было много, и ночь предстояла долгая. — Фария, ты помнишь, о чём мы говорили? — спросила Ана, прослеживая взгляд дочери. — Да-а, — неуверенно протянула Фария. А потом, внезапно решившись (ибо собранного было столь много, что ждать и упрашивать было невозможно), выпалила. — Мисс Циглер сказала, что конфеты не вредны.       Все взгляды устремились в сторону Ангелы, которая до этого момента методично откусывала крылья у печений в форме летучих мышей, откладывая остатки на отдельную тарелку. Услышав последнюю фразу, она тут же остановилась: рот полуоткрыт, рука с печеньем почти у самого лица. Маккри тихо прыснул, заметив, как вопросительно поднялась левая бровь Аны. Фария, осознав свою ошибку, шустро ретировалась в спальню, попутно прихватив весь мешок. — Ты так и сказала, Ангела? — излишне дружелюбно спросила Ана. — Да, не совсем, необходимо объяснить, — затараторила Ангела, теребя подол юбки, — В умеренных количествах, конечно, никакого вреда. Хаха. А в больших всё может быть опасно.       Она быстро посмотрела в сторону Рейеса и Моррисона, ища поддержки, но те почти синхронно пожали плечами. Ангела, всегда уверенная и спокойная, почти мгновенно растерялась под недовольным взглядом Аны, в котором так и читалось: «Вы взрослые люди, но складывается ощущение, будто на меня вывалили взвод детей». — Ангела, разве так сложно...       Однако Ана не успела договорить: с заднего двора раздался оглушительный смех, вопль «Ещё раз!», а затем — дикий свист, как если бы начался обстрел. Из гостиной все побежали на улицу, Рейес рефлекторно потянулся за оружием, но на привычном месте обнаружил лишь леденцы и следы от им же раздавленной тыквы. Тем временем звуки усиливались. Начинало казаться, что над домом пролетает военный истребитель, на котором, помимо прочего, были установлены динамики, сотрясавшие дом громовым смехом. — Выше бери! Через раз попадаешь, а на тебе даже нет этого дурацкого шлема! — Оставь это профессионалам, мой маленький друг! — пробасил Райнхардт, перебрасывая свой огромный молот с одной руки на другую. — Отобьёшь очередь — в следующий раз выпивка за мной, — отозвался Торбьорн, несколько раз ударяя по некоему предмету. — Идёт! — Райнхардт завёл молот за спину, но в то же мгновение увидел выбегающую из дома компанию, — Ага, вы как раз вовремя! — Ой, мэ-э-эм, а вы не говорили, что у Вас за домом стрельбище, — удивлённо выпалил Маккри, разглядев за спиной Торбьорна небольшую пусковую установку. — Несколько усовершенствовал свою малышку, — любовно и горделиво произнёс Торбьорн, после чего резко ударил по "турели".       В то же мгновение из неё вылетело нечто крупное, будто спаянное вместе; Райнхардт мгновенно размахнулся и ударил по снаряду, отчего он с огромной скоростью взлетел вверх и скрылся из виду. — Я с самого начала говорил брать выше, дурья твоя башка. Теперь видишь! — прокричал Торбьорн, довольно потирая руки. — Как Вы вообще смогли попасть по этой штуке? — после удара Маккри тут же оказался рядом с Райнхардтом. — Нет, как вы вообще протащили сюда молот?       Вильгельм заговорщически подмигнул, собрался было объяснить, как ему удалось провернуть этот манёвр, но воздух вновь сотрясся, на этот раз голосом Аны. — Вы о чём вообще думали?! Сколько раз мне говорить — на праздниках никакого оружия! — Но, Ана, послушай, — начал лепетать Райнхардт. — Мне напомнить, что ты сделал на Рождество? — она выдержала паузу, смотря на поникшие головы Торбьорна и Вильгельма. — Ты пытался метнуть ёлку! — Справедливости ради, у него почти получилось, — вставил Торбьорн. — А ты! — Ана мгновенно переключилась на него. — Твоя "малышка" пробила дыру в крыше соседей! Ты хоть представляешь, как долго мне пришлось извиняться? — Побочные повреждения, — бурчал в бороду Торбьорн. — А что было на дне рождении Фарии? Ваши фейерверки чуть не спалили тут всё! — Но ведь ей понравился салют, — примирительно отозвался Райнхардт. — Да ну вас к чёрту, — Ана махнула рукой и ушла в дом. Завтра ей вновь предстояло извиняться перед соседями за ночной шум.       На заднем дворе повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь треском кузнечиков. Райнхардт неуверенно покручивал молот, смотря вслед Ане, затем глубоко вздохнул и пошёл следом за ней. Чертыхаясь себе под нос, Торбьорн разбирал импровизированную пушку, на чём свет стоит клял и Ану, и Райнхарда, и Overwatch, и всех и каждого, кого мог вспомнить. Наконец, все начали возвращаться в дом. — После Вас, мэ-эм, — нараспев произнёс Маккри, пропуская Ангелу вперёд. — Благодарю, — в том же тоне ответила она. — Не из твоей лиги, pendejo*, — насмешливо произнёс Рейес. — Тебе же это не помешало приударить за шефом, — огрызнулся Маккри. И, прежде чем Габриэль успел отреагировать, разразился мальчишеским смехом и пулей проскочил в дом. — Мелкий суки... — секундой позже выпалил Рейес, а затем прокричал вслед убегающему по коридору Маккри: — Besa mi culo, puta*! — А знаешь, это и я могу сделать, — тщетно скрывая смех, произнёс Моррисон. — О, так ты начал учить испанский? — удивлённо спросил Рейес, мгновенно забывая о выходке своего протеже. — Совсем немного, в основном ругательства, которые ты не устаёшь извергать. — Тогда тебе многое предстоит узнать, querido*, — рассмеялся Рейес, целуя Моррисона в щёку. Тот повлёк его в сторону, подальше от света и посторонних глаз. — Так что, целовать? Хотя бы сюда, — прошептал Моррисон, касаясь губ Рейеса подушечкой большого пальца.       Довольно ухмыльнувшись, Рейес было потянулся сам, но тишину разрезал тонкий писк коммуникатора. — Coño*, — выругался Габриэль. — Штаб? Отвечай, — тоскливо промолвил Моррисон, заранее зная, почему звонят только Рейесу.       Несколько минут спустя они уже прощались с заметно подобревшей и успокоившейся Аной. Она уговаривала остаться хотя бы Моррисона, но они стояли на своём: сильно извинялись, но оправдывались тем, что хотели бы провести немного времени вдвоём. При этом Моррисон заметно краснел, посекундно одёргивая края куртки. — Да что ты как школьник? — не вытерпела Ана. — Давно пора перестать скрывать это. Все свои. А затем, расплывшись в хитрой и довольной улыбке, добавила: — В конце концов, я сводила вас с самых первых дней. — Привычка, — ответил Моррисон, улыбнулся, кашлянул и сразу же нахмурился. — Разве тебе не надоело? — спросила она, больше обращаясь к Рейесу. — Надо всё делать по правилам, — он явно передразнивал Джека. — Администрация и инвесторы вряд ли обрадуются, если наши отношения всплывут, — куда более спокойно и серьёзно пояснил Моррисон. — Видишь? — устало спросил Рейес. Все замолчали, каждый ощущал неловкость и глупость подобного положения. — Ладно, что сказать Джесси? Куда ему идти завтра? — поинтересовалась Ана.       Рейес задумчиво хмыкнул, покосился в сторону гостиной, где Маккри использовал всё своё обаяние на Ангеле. Судя по жестам и постоянным взмахам шляпы, он расточал запас лучших комплиментов и шуток. Практически после каждого слова Ангела начинала задорно хохотать, слегка откидывая голову назад так, что ей приходилось придерживать свой ведьмовской колпак. Габриэль перевёл взгляд на стоявшего рядом Моррисона и едва улыбнулся уголками губ. — Пускай остаётся. Справлюсь сам, всё равно от него одна головная боль. — Возвращайся невредимым, — Ана дружественно потрепала его за плечо, затем повернулась к Моррисону, — А с тобой мы скоро увидимся.       Ещё раз извинившись и попросив попрощаться с Фарией за них, Рейес и Моррисон ушли.       На часах было давно за полночь. Ана убирала последние остатки праздника, сложила "тельца" печений в отдельный контейнер для Ангелы, зная, что она обязательно съест их утром, накрыла её же и лежавшего на полу Маккри пледом. На кухне всё это время сидел Торбьорн, тихо и медленно мастеря что-то своими сонными руками. Проходя мимо, Ана услышала тихое бурчание: — Вот ничего, завтра встанут, — долгий зевок, — Зайдут, и ррраз! Хахахаха. Конфетти вам в рожу! Хахахха. Моё лучшее творение!       Речь становилась всё тише, пока совсем не затихла. Торбьорн так и остался спать в обнимку со своим лучшим творением — машиной для конфетти, реагирующей на движение. Символично, но утром он станет первым из тех, кто испытает всю мощь своего гения.       Наконец, Ана поднялась на второй этаж, собираясь проверить Фарию, вернее, забрать у неё те остатки конфет, которые она не успела съесть или спрятать. Дверь в комнату была немного приоткрыта, с выключенным в коридоре светом Ана могла спокойно наблюдать за происходящим: на полу по-турецки сидел Райнхардт, из-под его подбородка бил луч света, а Фария, завернувшись в одеяло до головы, во все глаза смотрела на Вильгельма. До Аны долетал отдалённый шёпот, судя по всему, обыкновенной детской страшилки. Несколько минут спустя Райнхардт извлёк откуда-то из-за спины маленькую корзинку любимых Фарией фруктовых улиток, мармеладных гусениц и печений спекуляциус. Каждый раз он давал ей один и тот же набор, и каждый раз Фария растягивала его на несколько недель, делясь только с матерью. И, как обычно, Ана услышала: — Только маме не говори.       Когда Райнхардт вышел из спальни, тихо притворив за собой дверь, Ана встречала его с плохо скрываемой улыбкой. — Опять? — Опять, — честно признался он.       Помявшись и заливаясь краской, которая придавала лицу Райнхардта абсолютно смешное выражение, он выговорил: — Ещё я принёс тебе крендельки. Помнишь, мы пробовали их в Харбурге? — Только не говори, что именно поэтому тебя не было последние два дня. — Не говорю, — под бородой Райнхардта расцветала счастливая улыбка. — И как мне после этого на тебя сердиться? — Полагаю, никак, — к нему вновь возвращалось обычное весёлое настроение.       Убедившись, что на лестнице никого нет, а дверь в комнату Фарии действительно закрыта, Ана быстро поцеловала Вильгельма и, проведя рукой по щеке, шепнула: — Но на Рождество ты лучше побрейся.