Мое преимущество

Я туже затягиваю шнурки на коньках, почти слыша, как они трещат. Пофиг, главное — чтоб не порвались. Пальцы уже покраснели от того, что их сдавливает, но и это не имеет значения. Боже, как я зол сейчас, как мне хочется убивать… Я видел, как он смотрит на него. Я слышал, как он говорит с ним. Я замечал, как он как бы случайно дотрагивается до этого япошки. И даже его насмешливое «хрюшка» звучит как-то до омерзения эротично. Почему, почему, почему?! Почему ты так себя ведешь?! Почему с ним, а не со мной?! Я не только не хуже, я ведь лучше во много-много раз! Но нет. Снова я сижу на скамейке один, и в моей груди такая боль, что я готов заплакать. Готов, но не стану. Показать сексуальность? Серьезно? Ты думаешь, этот четырехглазый девственник на это способен? Посмотри на него, он же от поцелуя в щеку в обморок свалится! Виктор, какой же ты кретин, как же я тебя ненавижу… — Молитву, что ли, читаешь? — легкий смешок долетает до моих ушей. Я что, сказал что-то вслух? — Еще чего. Пусть этот узкоглазый молится. Хотя… это ему не поможет. Наконец-то завязал, как надо. Не слишком давит на стопу. Виктор упирает ладони в бока и, улыбаясь, смотрит на меня. Я не вижу этого, я ощущаю это. Каждый его взгляд обжигает меня, колет сотнями иголочек, а я… я просто не могу устоять, и приятные мурашки бегут по всему телу. Если бы ты только знал, если бы ты почувствовал это, чертов придурок! — Ух, какой ты самоуверенный. Котенок, ты правда так много о себе воображаешь? — НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК! Я не выдержал и крикнул это, посмотрев ему в глаза. Какой я тебе котенок?! Я мужчина! Я спортсмен! Я чемпион! Снова этот мягкий смех. И теперь Виктор делает шаг, упирает ладони в колени и, наклоняясь, шепчет: — А как же тебя называть? Как ты хочешь? Его дыхание касается моего уха. Теплое, легкое, приятное. И этот аромат его парфюма… Чем ты пахнешь, что это так приятно? — По имени зови. — О, это скучно… Я чувствую влажность. Он… лизнул мое ухо? Удивленный вздох срывается с моих губ. Я просто не сумел его сдержать, а потом посмотрел в лицо Виктора. О, эти большие глаза с хитрым прищуром. Я… я… — Ну что же ты так смотришь? Неужели никто никогда так не делал с тобой? — еще и улыбается, гад. — Ты совсем дурак, что ли? Он снова смеется, переливчато, мелодично. — Да, пожалуй, ты прав. Ты еще слишком мал для такого. — Я не маль!.. Нежные тонкие губы на моих губах, и я проглотил то, что хотел сказать. Шершавый язык скользнул вперед, вторгаясь в мое личное, слишком личное пространство. Упираюсь руками в его плечи и толкаю. — Т-ты что делаешь?! Текучий взгляд из-под полуопущенных пушистых ресниц. Он проводит языком по своим губам, как будто смакуя, а мое сердце колотится так бешено, что, кажется, это слышно даже Виктору. — А знаешь, я думаю, можно называть тебя «милая». Ты так прелестно краснеешь, будто девочка после первого поцелуя. Ты согласна, моя милая? — Да пошел ты! Поднимаюсь на ноги. Всё, хватит с меня, я пошел. Вали к своей хрюшке, делай, что захочешь, говори, что захочешь, трогай его, где хочешь!.. Резкая боль в спине, стальная дверца шкафчика немного холодит. Виктор прижимает меня за плечи, раздвигая мои ноги коленом и упираясь в ширинку, и я чувствую, как там, внизу, становится горячо. — Куда это ты, котенок? Я ведь еще не закончил. Надо слушать своего тренера. — ТЫ НЕ МОЙ ТРЕНЕР! — Разве? — удивленный взгляд будто пронзает меня насквозь. — Отвали уже! — дёргаюсь, но он сильнее вжимает меня в дверцу, прислоняясь ко мне всем телом. И снова этот шершавый язык, теперь уже он скользит по моей шее от ключицы вверх, к подбородку. — Сейчас я расскажу тебе кое-что… — шепчет Виктор. — Кое-что про твою новую программу… Он посасывает мочку моего уха, а я словно превращаюсь в какой-то кисель и готов стечь вниз, капая. Боже, почему я так слаб перед ним? — Юри не знает, что такое секс, на своем опыте. А тебе я дам преимущество, — теплая ладонь между моих ног лениво двигается вверх-вниз, и мне хочется закрыть глаза. Но я не буду. Смотри вперед, Юрий, не теряй контроль. — Ты чего несешь, извращенец? — Ты должен почувствовать, что такое любовь… Любовь? О чём ты говоришь? — Когда мне было пятнадцать, я очень хотел, чтобы меня потрогали так, как я трогаю тебя… — он шепчет мне в губы. — Но я не хотел, чтобы это был кто-то чужой… Я ведь не чужой тебе, котенок? — Не чужой, — сам не заметил, как начал шептать в ответ. — Ты близкая сволочь. — Главное, что близкая, — снова эта улыбка. — А может, даже любимая… Узкие губы на моих губах. Как же я тебя ненавижу…