***
— Ммммм… Теперь ситуация частично прояснилась. Дэн, сидевший рядом со мной на лавочке, задумчиво смотрел перед собой. На лице его не отражались какие-либо эмоции, но я знал, что сейчас он пытается обработать и принять всю услышанную информацию. — И это все? — Можешь себе представить. — я со вздохом откинулся. — После стольких приключений у меня уже начинает стираться грань между реальным и нереальным. Так что я не знаю. Может быть, я не знаю всех деталей. Точнее, я определенно, не знаю всех деталей. — Если ты хочешь полную картину всего, что с вами происходило, то нужно дождаться, пока Андрей расскажет, что он делал во время своего скачка. Тогда я со всем остальным разберусь. Я был уверен, что с этим он разберется быстро — аналитика всегда была сильной стороной этого парня. Дэн еще со времен колледжа проявлял себя как успешный предприниматель. Так что сейчас его навыки сбора и анализа информации помогли ему развить неплохой бизнес. И капитал от бизнеса был, мягко говоря, солидный. За прошедшие четыре дня Дэн сумел оформить документы на всех пионеров, включая медсестру. Никто из них не был против Барнаульской прописки, так что с этим все прошло гладко. Сейчас они находились в моем городе, за несколько сотен километров от меня, готовились вступить в новую жизнь. За исключением Мику, которая поехала со мной в Петербург проведать Андрея. Девушка довольно быстро влилась в новое общество, привыкла к быстрому потоку этой жизни. И это еще при том, что я не показал ей Интернет. Где-то в глубине души меня точит маленький червячок подозрения, что если я это сделаю, то она станет похожей на свой оригинал. А мне сейчас больше нравится наблюдать, как она резвится с малышней возле фонтана. Небольшая улыбка тронула уголки моих губ, когда она энергично взмахнула своими руками и исполнила танцевальное движение, очень похожее на вертушку. Причем сравнение было очень кстати — длинные волосы нежного аквамаринового цвета двумя хвостами заметались вокруг своей обладательницы. Со стороны это выглядело очень комично, но, видимо, эту цель и преследовала Мику, заливисто хохоча вместе с ребятней. — Когда он придет в себя? — спросил я, переводя настроение на деловой режим. — Уже скоро. Врачи ему всю кровь подчистую перелили. — Мда, блин. Сталкер недоделанный. У Андрея оказался рак. Это трудно объяснить, но пораженным участком был весь его организм. Все органы были отданы злокачественной опухоли. Я о подобных случаях никогда не слышал. Когда я спросил врачей, не может ли это быть следствием облучения, то мне ясно дали понять, что не стоит лезть в дела, в которых не разбираешься. Проще говоря, отбрехались, типа «да нет наверное». — Вот только как с ним разговаривать? У него же по-любому помешательство на почве того, что Юля не смогла пройти вместе с нами. — Кстати об этом. — Дэн внимательно посмотрел на меня. — Как ты считаешь, почему она не смогла? Меня этот вопрос не особо удивил. Меня самого он мучил все это время. И я даже сумел составить насчет него некую теорию. — Она же является порождением лагеря. И в реальный мир она не смогла пройти потому, что была частью сознания владельца «Совёнка», то есть, Лены. — Вам Пионер ничего не рассказал перед тем, как свалить? — Сёмка? Нет. Андрей и здесь успел. Он ему мозг промыл, чтобы не трепался. Парень снова задумчиво уставился вперед. Пока он размышлял над ситуацией, я не преминул возможностью пожаловаться ему: — Так ведь мало того, что он с Семеном поработал. Мне интересно про машину, на которой он пробрался в лагерь. И про его «пробиватель». Но на ней сигналка установлена. Не знаешь, как ее снять? — Ох, не лез бы ты в эту машину Костян. Меня то он в нее пустил только один раз. И это при том, что ее купил Я! — на лице у Дэна проступило раздражение, но парень быстро расслабился и продолжил. — Но немного об устройстве внутренней защиты я знаю, наш друг сам все рассказал. Внутри машины особая система: сонный газ впрыскивается изо всех скрытых щелей, а через минуту рассеивается. Те кто надышался — на несколько минут вырубаются. Ну, а хозяин дыхание немного задержит — и делай с сонными телами че хочешь. Но вот каким образом все это активируется, я не знаю. В такие тайны меня не посвятили. Еще знаю, что снаружи вскрыть машину тоже почти невозможно — от аккумуляторов, хрен знает как, идут кабели почти на все металлические детали корпуса. И если попытаться грубо вскрыть дверь ломом, то тебя ждет электрошоковая терапия. Как у Жюль Верна в «20 тысяч лье под водой». От полученной информации у меня даже голова закружилась. В мыслях сразу забегали слова: «Как же хорошо, что я тогда туда не полез!». Но от кого нужны такие меры безопасности? Что это за всплески паранойи? — Охренеть. — только и сумел выговорить я. — И не говори. — кивнул мне Дэн. Вынув из кармана телефон, он посмотрел на время и сказал: — Уже пора. В больнице скоро закончится перерыв. — Да, я понял. Сейчас, только Мику позову.***
Первое, что всегда бросается в глаза, когда приходишь в больницу — это белизна стен. Словно специально сделали так. Люди ошибочно полагают, что белый считается цветом порядка и благополучия, а черный — тьмы и злости. Однако я считаю по-другому. Белый означает юность и неопытность, а черный, наоборот, мудрость и опыт. По первому представлению получается, что если покрасить дом в белый, то ты спасешься от всех напастей и невзгод, что пошлет на тебя небо. Видимо, этот принцип и используется в больницах, раз все такое белое. И, конечно же, куда больнице без вездесущего запаха спиртового раствора! Этот запах везде, на каждом этаже, в каждой комнате, на каждой вещи в этом здании. От его обилия у меня даже закружилась голова, и я присела на скамейку, что стояла здесь же в коридоре. — Мику, что случилось? Я перевела взгляд на парня, что с беспокойством смотрел на меня. С виду ничем примечательным он не выделялся, вроде бы самый обычный. Но Костя уже несколько раз успел доказать, что внешность может быть обманчива. Всякий раз, когда я считала, будто он сейчас все бросит и сбежит, парень оставался на своем месте и при своем мнении. Правда, его упрямство иногда нельзя просто так выносить, но, как я думаю, он даже его причисляет к разряду благих намерений. Сложно его понять, очень сложно! Но, в то же время, он такой добрый, милый и заботливый. Рядом с ним я больше не ощущаю того одиночества, что постоянно преследовало меня, когда я была в лагере. Своим первым появлением он удивил меня, затем растрогал, а после я и не заметила, как начала тянуться к нему. И я ни капельки об этом не жалею! — Ничего, Костя, все в порядке. — улыбнулась я ему. — Просто здесь очень сильно пахнет лекарствами, вот у меня немного голова закружилась. Но это ничего, все скоро пройдет. Вообще, я не очень люблю больницы! Мне гораздо уютнее дома, под одеялком поваляться, чем стоять в очереди среди кашляющих и чихающих. — Ну, ладно тогда. Раз ничего серьезного, тогда, думаю, все скоро пройдет. Кстати, мы на месте. Костя подошел к двери, полностью состоящей из белого пластика. На ней было написано: «Палата № 32». Взглянув на надпись, Костя лишь усмехнулся. — Ты чего? — полюбопытствовала я. — Да так. — уклончиво ответил он. — Нет, ты мне все расскажешь! Колись давай, чего тебе там в голову пришло? — Ничего серьезного, честно! — замахал руками Костя. — Просто подумалось, что у палаты не тот номер, какой должен быть. — А какой должен был? — Ну… — парень замялся с ответом. — Четыреста десятый. Мне ничего не оставалось, кроме как вздохнуть. — Да уж… а крышу у тебя конкретно повело. — засмеялась я. — Ну ничего, будем тебя лечить от «виртуализма»! — Быстро же ты умных слов нахваталась. А ведь всего ничего здесь побыла. — Костя с небольшой досадой поглядел на дверь. Меня привлекло его настроение. — Не хочешь заходить? — спросила я. Костя лишь покрутил головой. — Нет, наоборот. Зайти то я хочу, и поговорить хочу. Но… — Костя помолчал, все также смотря на дверь. — Я уже знаю, какой будет исход от этого разговора. — Рано или поздно все равно придется зайти. — напомнила я ему. — И все, что вы скажете друг другу, вы тоже запомните надолго. — Еще одна причина, чтобы зайти одному. — криво усмехнулся Костя. — А это еще почему? — удивилась я. — Я тоже хочу навестить его. — Если мы будем «разговаривать», то лучше будет, чтобы ты не слышала. Мне не хочется, чтобы твой лексикон пополнился еще на несколько нецензурных слов. До меня, наконец, дошло, что только что сказал Костя. — Ладно. — чуть обиженно сказала я. — Но потом я все равно зайду. — Потом без проблем. Обняв меня и поцеловав в лоб, Костя скрылся за дверью. Пока она еще не закрылась, я успела услышать его приветствие и то, как Андрей глухо что-то проворчал, отвечая на него. Дальше я уже ничего не слышала, пластиковая дверь хоть и пропускала некоторые звуки, но они были, словно трансформаторный гул, так что слов было не разобрать. Я же продолжала сидеть на скамейке, пытаясь дышать через раз, дабы мои легкие не начали вентилироваться этим противным запахом. Интересно, о чем же они могут говорить? С виду, все должно быть в порядке — два старых друга выбрались из плохого места, вытянув и нас за собой, за что им огромное спасибо. Я, конечно же, скучаю по своим родителям, по родной Японии, по концертам, репетициям… наверное, в этом мире я займусь тем же. Вряд ли Костя будет против. Мы ведь можем вдвоем с ним организовать группу — он неплохо играет, поет, еще и танцует. Хотя до меня ему еще далеко. Эта мысль вызвала у меня довольную улыбку. Но окружение вернуло меня к тяжелым мыслям. Не сразу ведь Костя пришел ко мне. Были у него девушки до меня, еще и Лена умудрилась его заарканить. Ему еще повезло, что я знаю, насколько эта девушка умеет уговаривать. До того разговора с ней я и не знала, что две девушки могут делать… такое. Уши запунцовели, и я потрясла головой, отгоняя ненужные воспоминания. Сейчас нужно представить то, о чем они сейчас говорят. Но у меня даже предположений нет. Может, все из-за девушек? Насколько я успела узнать — оба они играли в одну игру, мир которой и явился прообразом нашего мира. Когда Костя рассказывал мне об этом, я не могла в это поверить. Но об этом после. Главное, что меня удивило, так это то, что основной целью игрока было установить романтические отношения с какой-либо девушкой. Получается, что у них сейчас конфликт из-за нас? Но почему так? Костя любит меня, а я люблю его. У Андрея была Юля, но что-то не дало ей пройти вместе с нами. При воспоминании об этой маленькой девочке-кошке внутри у меня все словно заняло тоской и нозящей грустью. Я так хочу увидеть ее еще раз, прижать к себе ее нежное тело, почесать за ушком, снова услышать ее довольное мурчание. Юля, как же я по тебе скучаю! В палате раздался громкий звук, будто что-то упало. Я насторожилась и стала вслушиваться. Голоса стали громче. Создавалось ощущение, словно они кричат друг на друга, но на самом деле это было не так. Парни разговаривали на повышенных тонах, причем слова все еще были неразборчивыми. Редкие фразы мне удалось разобрать. — … ты с ума сошел? Зачем тебе… — это, скорее всего, Костя. — …не касается. — Что значит — не касается? Мы вдвоем туда попали, разве нет? — Тебе нет резона… Разговор был совершенно непонятен. Хотя, ясно было, что они говорили про лагерь. Но о чем был спор, я представления не имела. Пока я обдумывала их слова, голоса поднялись в громкости до откровенного крика. Костя и Андрей кричали друг на друга, пытаясь что-то доказать друг другу. Не выдержав этой пытки, я влетела в палату с криком: — Что у вас происходит?! Но на меня, как оказалось, даже не обратили внимания. Разговор был для них настолько серьезен, что меня просто не заметили. Правда, Андрей немного дернул взглядом в мою сторону, показывая Косте, что я тоже нахожусь здесь. Тот посмотрел на меня и кивнул. Мое присутствие было одобрено, и я молча слушала их диалог. Иногда он был наполнен такими выражениями, что мой мозг отказывался вносить в память такую информацию. В таких случаях я попросту отключала понимание действительности. Иногда помогало, иногда нет. — Чушкавыебанный глистопидор. — И к чему это было? — К тому, что говнодрочерный хуетырок. Пиздоблядский мошонконюх. — Очень оригинально! Если хочешь оскорблять меня — пожалуйста. Но давай уж так сделаем: спокойно обсуждаем то, что ты хочешь сделать, без всех этих оскорблений. — Не выебывайся, умник! — только буркнул на это Андрей. — Я вот думаю, что твое рыло завтра не увижу. — Андрей, я серьёзно. У меня уже припекать начинает, что ты так обзываешься. Может, по приколу, но я уже устал от такого общения. Нам нужно спокойно поговорить. Ты реально задумал такую дичь, что у меня просто слов нет. Ты вот скажи — зачем ты туда собрался? — Ты вот оборзел, правильный он, блять. Интеллигент. Сам забыл, как базаришь иногда? Я по приколу, а ты обижаться начал. Ребенок, блять, маленький! Надо мне туда! — Хули ты мне так часто предъявлять начал? И именно после того, как мы в лагерь попали. — Нихрена я тебе не предъявляю. О твоем поведении я всегда тебе в лицо говорил. Вот эта штука… Как объяснить-то… Меняешь манеру разговора, с нормального на вот ЭТО. — И что с того? Зачем Тебе моё поведение? Это же я делаю, а не ты. — Так нафига себя умным строить? Показывать, то есть. — То есть, иди нахуй хуесос ебаный — это норма общения? — Мне привычнее так, хотя много мата необязательно. Если бы не было за что, я бы тебя не материл. А ты сам поводы даешь. — Даже если и так, тебе сложно закрыть глаза на все эти выебоны? Это знаешь…что-то вроде механизма отторжения — специально отгораживаюсь, чтобы побыть в одиночестве. Иногда мне это просто необходимо. А ты, как на дикобраза лезешь, колешься, но лезешь. — Я в броне, мне похуй. Отторжение — это когда я набухался и блевать пошел. А ты хуйню мутишь. — Смешно, блин. — Да. Я орнул. Сам пошутил — сам посмеялся. — Я ему свою дилемму толкнул, что мне от людей отдыхать надо иногда, а он тут прикалывается и сравнивает. — Ах ты бедненький мой, устаешь… — Хули иронишь? — Я знаю, шо ты натура с тонкой душевной организацией. — Я тебя не просил быть моим психологом. Хуевый из тебя психолог — от тебя пациенты откажутся. — Не все. Я ведь знаю, что как бы я не угорал, ты меня не отвергнешь как друга, ибо я рамки вижу и соблюдаю. Считай что ты мой подопытный и я провожу социальный эксперимент. К каждому свой подход. — Экспериментатор. Хуёв. Уровень оскорблений и матов просто зашкаливал. Мое восприятие уже трещало по швам и начала болеть голова. А парни, как оказалось, только начали разогреваться. — К тебе я такой вид подобрал — выебываешься, буду трахать мозг. На другие способы внушения ты реагируешь не так, как мне необходимо для исследований. С хандрой, приступами хикканутости нужно бороться, а не сдаваться как чмо. Говорить надо больше с людьми, с нашей толпой… — Это сейчас реально выглядит, будто ты на мне эксперименты ставишь. — Всё может быть, а может и не только на тебе. — Человек хикка в душе, ему требуется кратковременное успокоение для дальнейшей адаптации. А ты его пытаешься социализировать вовсю, причём против его воли. Это как рэпера заставить оперу петь. Твой мозг осилит такие термины? — Я очень корыстен, и самыми безумными способами добиваюсь необходимого. Ты мне нужен как веселый, социализированный организм, а не унылая амеба. Которая уныло дрейфует в своей унылой клетке, уныло поедая унылую пищу, и смотрящую на унылые паблики в ВК. За полтора года не суметь социализироваться — крах эволюции. Если часто говорить рэперу, что его рэп — говно, то он напишет еще больше. А если сказать, что ему неплохо попробовать себя в другом искусстве — ну неужели не попробует разок? Да и к тому же, неудачный пример ты подобрал. Рэп и опера слишком разные понятия, не логично. Опера — высокий голос. Там не это надо. В рэпе… В рэпе нужна скорость чтения. И умение писать самому. А оперпевцы: читают тексты, которым лет 70 уже. Да и опера уже зашкварилась — они ничего нового не придумывают. А рэп развивается, хоть и не в ту сторону. Ах да, только вспомнил: ты ненормально влился в коллектив, я тоже ошибки допустил, но не критичные. Однако на меня, в отличие от тебя, как на долбоеба смотрят ВСЕ. Так что не строй из себя страдальца. «Что?! О чем это он сейчас?» — По поводу того, чтобы я стал веселым и социально активным — тут мне нужна веская мотивация. Очень серьёзная, наподобие той, которая будет каждый день заставлять тебя поднимать жопу и идти на учёбу. Такая мотивация, поддавшись которой, я буду точно знать, что это для меня не просто важно, но и прибыльно. Я должен получать с неё хоть что-то, пусть даже моральное удовлетворение. — Ладно. Представляю: твоя мотивация — Я не буду ебать твой мозг. Просто не надо выебываться. — Над этой самой мотивацией я и раздумываю все последнее время. — Потому что более не над чем раздумывать. Все что ты хотел — отверг. Никто не тянется к куче говна. — Кого я там отверг? — Хоть с Илюшей ты когда в последний раз про рок болтал? Ты ни с кем, как я наблюдаю, шибко не болтаешь. На шкур похуй, это животные, тупые куски мяса с вагиной. Почему-то после этой фразы мне стало жутко обидно. Я уже хотела подняться и высказаться, но Костя положил руку мне на плечо, не давая встать. При этом он, не отрываясь, смотрел на Андрея, продолжая с ним разговаривать. — Давно. Нет общих интересов. А если и есть, то скурвились. — Они есть, дохуя, ты просто не хочешь их видеть. Ты самое тупое животное, не считая меня, которое я знал. Ты сам себе хуже делаешь. — И чем же? Тем, что не налаживаю с кем-то общение? — Ты даже с хатой не особо болтаешь. Я не понимаю, как такой разносторонне развитый человек как ты, не может найти тему для разговора? Это я только импровизацией спасаюсь. У тебя вообще проблем быть не должно, но нет, ты сам их себе ставишь. Нахуй так жить? Тебе мало того, что я тебе мозг теребонькаю, так ты сам его еще дрочишь. — Самое главное моё противоречие — чтобы успешно с кем-то поговорить, мне нужен план, нужно в голове прогнать несколько вариантов ответов, мыслить масштабно… А мой разум отвергает саму идею планирования… — Я не планирую, а иногда планирую, иногда комбинирую. Я тоже непостоянный человек, но чем же мы тогда различаемся? — А вот на этом подгорело. Ты видишь проблему в том, что я проблемой не считаю. — Ты не понимаешь того, что я у тебя спросил? Я не стараюсь как-то себя подталкивать. В отличие от тебя. — По течению плыву и жду, пока поток подхватит. — Хз, вот в плавании по течению, в этом уж я разбираюсь. Тогда. Мой гениальный мозг выдает: Ты плывешь по течению, но постоянно гребешь в обратную сторону, как этот… Как его… А… Как долбаеб. — Сцука, темперамент у меня такой, специально в универе на психологии исследование провёл. Я на 60 флегматик, на двадцать сангвиник, на 10 меланхолик. — И на 98 пидор. — И на 2 розовый. «Это они так шутят, что ли?» — Проще будь, и пойми: все, что ты читал, знал — это пиздеж. Ты живешь так, как считаешь что должен жить, по написанному в учебнике, накладывая на СВОЕ собственное мнение хуй. — Иди нахуй со своим будь проще. Это моя линия поведения. Нахуя ж ты лезешь со своим карандашом? — Карандашом этим будешь в жопу себе совать. И я не карандашом лезу. Я показываю, что ты можешь не по линии двигаться, ты блять не поезд. Ты должен выбирать, а не другие за тебя. Только ко мне не относится, ибо я — будда. Я просвещаю. Но не наставляю. Я показываю миллионы путей. Но не указываю на отдельный из них. Ты решаешь, ты сам себе бог, а Фрейд просто умный дед, который всего лишь описал характеры многих людей. Каждый человек уникален, кроме быдла и шкур естественно. А ты под чужим влиянием просто загнобил свою уникальность. — Под чьим влиянием? — До сих пор я вижу, что ты боишься, что не можешь полностью себя реализовать. Под влиянием всего, книг, людей, фильмов, хоть и не так сильно, как некоторые, даже то, что ты на пары не ходишь — говорит, что ты пытаешься жить так, как сам хочешь, хоть и себе во вред. — Уникальность есть индивидуальность. А она давится обществом. Чем больше ты умеешь, тем больше от тебя требуют. Я не хочу, чтобы от меня требовали многого, но и показать свою разносторонность тоже опасно в таком случае. — Я чту блаженство, расслабление, каеф, уют. Это мои принципы, я стремлюсь к ним. Я многомерный, но, тем не менее, от меня вообще ничего не требуют. И почему? — Тебя за долбоеба считают. — А чем ты отличаешься? — Сам себя за долбоеба не считаю и от других этого не хочу. — Меня как веселого, жизнерадостного долбоеба видят, и тянутся, не отталкивают, общаются, могу с любым разговор поддержать, а в тебе слишком много уныния. Но больше всего уныния в Баргашеве, с ним никто не общается. Ты к этому стремишься? К растениеподобной жизни? Авотхуй, вытяну. — Ключевое слово — иногда. — Где было это слово? Твое иногда случайно не ВСЕГДА? — Вспоминай с первого курса, если не лень. — Хм, сравнивая амплитуды и прочее, выходит, что ты постоянно хочешь отдохнуть. На тебя постоянно оказывают довление. На тебя Довят. Да никто на тебя не давит! Ты сам от всех отгородился, и выдумал, что на тебя давят. — Ну так мне что — завтра прийти на пары, выбить дверь ногой и станцевать яблочко? Не бывает такого, что человек в одночасье меняется. — Я тебя на такие подвиги разве сподвигал? Я пример привел. Ты неправильно воспринимаешь то, что я тебе говорю, или воспринимаешь как-то искаженно. Мне кажется, у тебя в голове устройство, которое заставляет работать мозг неправильно. И оно включается, когда с тобой пытаются серьезно поговорить. Хорошо что оно всю информацию не отторгает. — А потому что не надо лезть в чужой мозг. — Надо. — Автозащита от стороннего мнения. — Я обойду любую защиту, и сам этого не пойму, ты — тем более. — Может, мышление у меня такое, но тогда и ты должен понять-что для тебя будет серьёзным, для меня мелочным. И наоборот. Серьезность оборачивается вспять. Иногда я пытаюсь понять информацию, иногда она даёт пищу для размышлений, но она не даёт стимула к переменам. Потому что нужно самому сделать стимул. Словно для меня неважно это все. И важно будет только то, к чему я сам приду своими размышлениями. И только такая инфа, что я сам переработал, сможет дать мотив на изменения. — Я ее тебе пережувал, переварил, и выблевал. Осталось съесть и усвоить. Ты просто отшквариваешься ото всех, и от меня, а мне неохота быть постоянным катализатором общения. Я, блять, как верная жена моряка по контракту служащего, жду блять по полгода, дожидаюсь хуиту унылую, и опять только сам действовать должен. — Я уже не знаю, как ответить на это. — Знаешь, боишься… Боишься ответить. — Чего, блять? Ясно же сказано — не знаю. — Признать что это блять правда. Ты для меня словно проверку устроил, смогу ли я твои выебоны выдержать, только вот бесконечная проверка какая-то. Смогу блять, только со временем это мне просто надоест. После этой фразы у меня внезапно заболело плечо. Костя сжал его, пытаясь справиться с раздражением. — Сука, я, нахуй, в кусты ушёл поссать, а ты уже беспокоишься — ой, бля, а вдруг Косте змея хуй надкусывает?! Ой, бля… Это пиздец, не считаешь? — Ты первый энергетический вампир, что из меня столько вытянул, хотя я уровнем то повыше, но мне дружеские отношения важны. Я понял. Тогда… Ты ссышь по два месяца. И возвращаешься слова не сказав. Как шлюха. — Вот ты нахуй так делаешь? Сам взял и испортил все, к чему шёл. — Я непостоянен. Мой мозг не всеобъемлющ, ибо он просто раскрыт ко всему, я сам не знаю иногда, к чему веду. Ну-ка поясни, к чему я по-твоему вел? — Уже дожал, уже все — договорились до нормальной хуйни — нет, обязательно надо приебаться. — Внятно объясни. Я намеки не понимаю, я не баба. — Чтобы я свой зад подорвал, утер свою унылку и стал хотя бы на пары ходить, чтобы я сам себе доказал, что это мне нужно. Общение держать на уровне. — Ты сам ответил, сам смог, ты дошел до этого. Я это все знал, просто ждал, пока ты сам это себе скажешь. И я не твоя мамка, шоб вместо за тебя самому все делать, шоб жопу вытирать, на пары ходить заставлять. Я твой друг, по крайней мере, считаю себя им. — Ты ахуел? Считает он. То есть мне тебя тоже считать за друга? — Мы как бы и есть друзья. Я назову тебя другом, хорошим другом, но твоим ртом я говорить не стану, во-первых потому что это твой рот, а во-вторых, потому что этот рот кое-чем занят. — Я не люблю, когда говорят: я считаю тебя за друга/брата/оленя/шкуру и т.д. Чувство, будто на тебя ярлык повесили. — Вдруг ты меня другом не назовешь, а просто товарищем. Ну теперь я уверен что НАЗОВЕШЬ. А вот по поступкам если твоим судить: хуевенько выходит. Ты не задумывался, что такое сны? Это отголоски, неясно чего, но чего-то высшего, и пока неизвестного. Мы к этому приблизились, этим разговором. И я не могу так просто остановится. — Ебать фантазия разгулялась у тебя… Сны — набор случайных нейронных импульсов, раздражающих отдельную сеть нервов, воздействующих на восприятие. Нервы работают, мозг работает. Это и есть тренировочная площадка для человека. Усилиями нервных импульсов можно управлять выдуманным пространством как пожелаешь. Вот что я считаю снами. Андрей замолчал на несколько секунд, его лицо перекосила гримаса боли, и он вдруг начал нести совсем несвязный бред. Я даже не стала вслушиваться. Наверняка у него приступ. — Надо позвать медсестру. От долгого молчания мой голос даже немного охрип. Костя с небольшим испугом смотрел на Андрея, потом поднялся со стула и нажал на кнопку вызова персонала. Андрей к этому времени уже начал рассказывать про тайны вселенных и про то, как он выбрался из бутылки Клёйна. Ему уже было не до разговоров. Пришедшая медсестра с одного взгляда поняла, что пациенту плохо, и попросила посторонних, то есть нас, удалиться. Через несколько минут она сама вышла из палаты. — На сегодня посещения окончены. Ему нужно отдохнуть. — А что с ним было? — спросила я дрогнувшим голосом, сжимая Костину руку. — Очень похоже на повышение внутричерепного давления, но я уже сбила его до нормального состояния. Сейчас он спит. Самый страшный вопрос задал Костя. — Сколько ему осталось? Медсестра вздохнула и сказала: — Я не могу разглашать такое. Но, если подумать, то недели три. От силы — месяц. Но адекватно воспринимать реальность он перестанет до конца этой недели. Слезы непроизвольно потекли из моих глаз. Я даже не знала, что можно сказать в такой ситуации. Но Костя избавил меня от этого, крепко прижав к себе, позволяя выплакаться у него на груди. — Пойдем. — сказал он, когда я уже начала успокаиваться. — Да. На лифте мы спустились в фойе. Кондиционер над крутящейся по кругу двери высушил остатки моих слез, но в душе оставалось чувство скорой утраты. Мельком глянув на лицо Кости, я увидела, что он был в очень плохом настроении. Так что я решила отложить все на потом. Не каждый день разбираешься в отношениях с лучшим другом, зная при этом, что тому осталось совсем немного. Вспомнились слова медсестры, и меня пробрала дикая дрожь. Я тоже считаю Андрея своим другом. И от этого тяжело. Тяжело осознавать, что скоро он уйдет, что скоро его не станет. Мы отошли от крыльца больницы. Костя уже достал телефон и хотел начать кому-то звонить, как раздался глухой удар. Обернувшись на звук, я увидела, как с крыши машины на землю скатывается Андрей. Костя тоже заметил его. На лбу его выступила испарина, а сам он источал волны страха. Он боялся, но за кого? — Черт! Он все-таки решился! Не обращая внимания на то, что многотонная машина может запросто его раздавить, Костя бросился к ней, надеясь остановить. Но Андрей умело вывернул руль так, что грузовик проехал рядом с парнем, едва не отдавив ему ноги. — Задолбал ты уже меня со своим упрямством! — кричал Костя, пока машина выезжала через открытые ворота. — Черт! Ты точно даже дерево ходить заставишь! Я не знаю, может быть, был в их разговоре какой-то скрытый смысл. Просто я его не увидела. Когда Костя подошел, я не заметила того страха, что у него был ранее. Он был спокоен, и легкая улыбка лежала на его губах. — Куда он поехал? — только и смогла спросить я. Костя лишь приобнял меня за плечо, прижимая к себе. Его, и мое, любимое действие. — Одной смены ему не хватило. Так что он поехал еще на одну.– ответил он мне. Глянув на мое непонимающее выражение лица, Костя улыбнулся и провел ладонью по моей щеке. — А мы, как будет необходимость, заглянем к нему в гости. Ну как? Готова? Тело автоматически сработало на это слово, вытянувшись в струнку, а рука сама по себе потянулась к голове, исполняя пионерский салют. Но, видя немного насмешливый взгляд Кости, я смущенно опустила руку и лишь прошептала: — Всегда готова!***
От лица Андрея
Умело замаскировав понесшимся бредом то, что у меня наконец-то созрел в голове план, я вынудил ребят выйти из палаты. Пришедшая медсестра, недовольно уставившаяся на датчик давления, поспешно вколола мне какой-то препарат. После укола я почувствовал некоторую сонливость, а звеневшие в голове колокола постепенно затихли. Но сейчас спать нельзя. Времени у меня наверняка немного осталось. Прикрываясь неадекватностью, мне удалось заговорить медсестру и узнать у нее, где находился грузовик, на котором меня сюда должны были привезти. Оказалось, что он был припаркован прямо под окном. Ребята довезли меня прямо до больницы. И судя по тому, что я провел здесь около четырех дней, по словам самой медсестры, машина с места не двигалась. Значит, кто-то не очень умный закрыл ее, не догадавшись о кодовой блокировке всех дверей. Дождавшись ухода женщины, я с трудом поднял свое тело и увидел, как сильно похудел. Это путешествие не пошло мне на пользу. Разглядев мутным взглядом постиранную форму на стоящем рядом стуле, я поставил ноги на пол. И чуть не упал, полностью перенеся вес на них. Одевшись, я открыл окно нараспашку, вдохнув осенний воздух. Зрение понемногу восстановилось, и я увидел две знакомых фигуры, удаляющиеся от входа. Урал стоял прямо подо мной. «Третий этаж, полёт недолгий, сломал ногу…» В голове пронеслись слова давно услышанной песни, исполнителем которой был некто «Наган» что ли… Дождавшись, пока Мику с Костей отойдут метров на двадцать от крыльца больницы, я встал на подоконник и спрыгнул вниз, прямо на кунг грузовика. От сильного удара сгруппировавшееся, но ослабевшее тело ушло в перекат, и я скатился со стальной крыши на землю с левой стороны Урала, больно ударившись правым боком о землю. Превозмогая себя, я поднялся на ноги, прислонившись к двери машины. Нажав на скрытую кнопку под дверью и дождавшись, пока маленькая панель с цифрами вылезет из корпуса, я ввел код. Двери грузовика разблокировались, и я тут же в него залез. Повернув ключ оставленный в замке зажигания, и пристегнувшись, мне ничего не осталось, как надавить на педаль газа. Огромный и тяжелый с виду автомобиль неожиданно резко сорвался с места. Обогнув орущего на меня Костю, я направил машину к выезду с территории лечебного заведения. И одновременно на GPS навигаторе вывел место, где я совершил пространственный скачок. «До туда десять минут аккуратной езды… но аккуратно ехать сейчас нужды нет, скорее надо поспешить.» Не обращая внимания на дорожные знаки, красные светофоры, я помчался к точке назначения, подрезая остальных участников дорожного движения. Немного царапнул кузовом джип, слишком медленно ползущий по дороге. Да еще к тому же этот урод ехал по середине полосы, так что совесть меня не мучила. Звуки полицейской сирены я услышал уже в нескольких сотнях метрах от конечного пункта. Видя с трудом нагоняющий меня уазик, я подбавил оборотов, заблокировав руль и поставив машину на круиз контроль. Оборудование то я включить забыл. Моментально отстегнувшись, я залез в кунг, щелкнул тумблерами, и вернулся на водительское сидение. Как раз вовремя — поворот направо. Если Пионер не соврал, то теперь я могу перемещаться в тех местах, где пространство было немного нарушено, не используя автобус как якорь. Теперь воронку открыть не составляло труда, моему относительно компактному устройству достаточно небольшой области с повышенным аномальным фоном или поврежденным пространственным континуумом. Из рупора установленного на крыше полицейского джипа донеслись матюги и указания остановиться на обочине, но их я упрямо игнорировал. Вот до того места осталось всего полсотни метров, и я приготовил в руке заранее изготовленный, но настроенный Пионером уже после повторного возвращения в реальный мир, пульт. Когда сенсоры поймали сигнал, подтвердив, что это место идеально подходит для прорыва, я нажал на кнопку. Как и в тот раз, из дула вылетел знакомый серебристый шар, знакомо развернувшийся, и я знакомо в него влетел, перед этим успев дернуть ручной тормоз.***
Очнулся я на самом рассвете. Грузовик, как и положено, находился на середине дороги, и так же был заглушен. Даже не пытаясь его заводить, я полез за сменным аккумулятором. Через полчаса, когда сменил его, поел, справил нужду, я искупался в недалеко находящемся ручье, к которому шел едва заметный след от протектора. В лагерь я попал тот же самый. Старые следы это подтверждали. Даже место выхода не изменилось. Перед тем как завести двигатель, я осмотрел оставшееся снаряжение. К ПТРС оставалось еще пятнадцать остроконечных пуль — три раза зарядиться полностью. Две ленты для Корда, ожидающего меня где-то возле входа в лагерь. Надеюсь, его не задело взрывной волной, ведь граната рванула в метрах пятидесяти от ворот в «Совёнок». Четыре полных магазина к винторезу, теперь являющимся простым автоматом — оптику то мне Ленка разбила. Два разных калаша под разный калибр, но цинков и пустых магазинов, готовых к заряжанию, для них хватало с лихвой. Несколько пуль для карабина КС-23, и самое главное, два кукри: старый и новый. Ребята подобрали оброненный мной нож в тот роковой день и взяли с собой. За это им огромное спасибо. Сейчас я чувствовал себя прекрасно, исчезла та слабость — регенерация, работающая только в мире бесконечного лета, вернула мое тело к изначальному состоянию, хотя мышцы еще предстоит накачать. Я был уверен, что находясь тут, никакая болезнь меня не убьет. Но мне пришлось почти на треть опустошить запасы пищи — голод был воистину жутким. Теперь следовало надеяться только на запасы в столовой. Но в данный момент на повестке дня — добраться до лагеря. Этим я и занялся. Смотря на восходящее солнце, я немного залип. Минут этак на пятнадцать. Но, достаточно насмотревшись на него сквозь солнцезащитные очки, вернулся в кабину машины. В глазах все еще блестел остаточный след от яркого светила, а я уже подъезжал к железной дороге. Странно, но мне показалось, что в этот раз я добрался до нужного места значительно быстрее, чем в прошлый. Хотя, это неудивительно — сейчас было светло, и я не боялся пропустить внезапный поворот или налететь на огромную кочку. Да и вовремя возникшая идея поставить Урал на ручной тормоз прямо перед межпространственным переходом, пришлась как нельзя кстати. В противном случае, я бы вновь проснулся в том ручье. Еще через несколько минут показалась территория лагеря — этот забор я ни с каким другим не спутаю. Огромная воронка на дороге, выбитые ворота. НО! Никаких трупов. Никаких кишок мутантов, растерзанных взрывной волной и пулями Корда. Сам тяжелый пулемет обнаружился почти там же, где я его и оставил. Вернее — выкинул. Остановив грузовик на том месте, где обычно стоял Икарус и, взяв с собой автомат, я подошел к одиноко лежащему пулемёту. К счастью, видимых повреждений на нем не было, и я надеялся на то, что стрелять он еще сможет. Закинул его в кунг — тренога на крыше все равно была повреждена, и установить его можно только после обработки кронштейнов автогеном. Тишина настораживала. Ни звуков трещавших кузнечиков, ни чирикающих воробьев. Будто все повымерли. Не вязалось это с довольно спокойной обстановкой. Я бы подумал, что лагерь полностью обновился, и все поисчезло. Однако та же самая воронка от нитроглицериновой гранаты, следы от колес моего грузовика, гильзы, выбитые ворота. Ничего хорошего мне это не предвещало. Но, повинуясь непонятному импульсу, я оставил автомат в машине. Но полностью безоружным я не остался. Оба тяжелых тесака я взял с собой. Предчувствие говорило, что сейчас от них будет больше толка, чем от огнестрельного оружия. Войдя на территорию «Совёнка», я недовольно заозирался: ни одного врага. Что же, кто не спрятался — я не виноват. Со стороны площади раздалось ворчание, судя по всему, последнюю фразу я произнес вслух. «И кто же это у нас там?!» «А ты проверь.» Этот смутно знакомый голос я уже слышал в своей голове. Но я точно был уверен, что это не тот, который из головы Кости пытался влезть в мою. Если внутренний голос моего друга скорее являлся троллем, весельчаком и любителем тонко подколоть, то этот был совсем другим. Более… злым, что ли. Но размышления мои подошли к концу, когда я подобрался к площади, следуя по цепочке из гильз. И я приступил к активным действиям. Прямо передо мной, словно из-под земли, вырос обросший шерстью, похожий на орангутана, гуманоид. Его дубина, из которой торчали ржавые гвозди, явно дала понять, что появился он тут не с добрыми намерениями. Позволив ему начать атаку первым, а точнее, широко взмахнуть по диагонали своей деревяшкой, я сместился. А пока мутант, следуя силе инерции, затормаживал свою импровизированную булаву, я приблизился к нему, и сдвоенным ударом своих ножей, обезглавил монстра. Тело упало мне под ноги, а голова укатилась в кусты. Тут же раздался знакомый вой и треск саранчи. Но сейчас я был готов. Первой волной, набежавшей со всех сторон, являлись в основном простые зомби. Не очень быстрые, но совершенно тупые, они не успевали замахнуться и тут-же ложились оземь — головы с них слетали, как пробки с шампанского. Заточка ножей пока еще была почти идеальной, без зазубрин, и мне без особого труда удавалось отрубать гнилые черепушки наступающим тварям. Эта, так сказать, разогревочная волна закончилась довольно быстро, и, вместо медлительных кусков мяса, на меня начали наступать все более и более опасные противники. Вот знакомая жирная тварь, похожая на утащившую Лену из кровати, попыталась нанести мне прямой удар когтями в солнечное сплетение. Моментально увернувшись и молниеносно взмахнув ножами крест-накрест, я избавил толстяка от лишнего веса — из разорванного брюха начали вываливаться кишки. Пока он оседал на землю, пытаясь запихнуть в себя содержимое живота, я располовинил знакомого горбатого доктора. А обратным ударом снес башку все еще живому толстопузу. Не останавливаясь на месте более чем на миг, я срубал головы ближайшим противникам, ощущая, как покрываюсь их кровью. С каждой минутой количество наседающих на меня тварей увеличивалось, но так-же пропорционально увеличивалась и скорость моих ударов. Мои руки, словно вентиляторы, крутились с бешеной скоростью, отсекая на своем пути конечности, чаще всего оказывавшиеся головой, реже — передними лапами. Руками опять же нельзя было назвать тянущиеся к моему телу культяпки, и только благодаря ускоренным рефлексам, я успевал в последний миг под них поднырнуть — оставлять на теле раны от таких тварей было опасно. Если не слабость, так заражение доконает меня, и я просто упаду на землю. Но, как бы быстро я не крутился, как бы яростно не рассекал тварей, вознамерившихся меня убить, раны я получал. Первой оказалась небольшая царапина на щеке, нанесенная неким гибридом кровососа и стероидного качка. Но за эту рану монстр поплатился вдвойне, сначала обеими лапами, а потом и башкой. Вторым ранением стала обширная рана на спине, из которой тут же начала хлестать кровь. Но я понадеялся на то, что регенерация мне поможет. Голод я почувствовал совсем недавно и понял, что пора заканчивать. Монстры наседали, и мне вдруг показалось, что потоки уродов бесконечны. Уже получив пятую рваную рану, теперь уже на животе, я почувствовал, что долго это продолжаться не сможет. И я закричал: — ЮЛЯЯЯЯЯЯ! Не забывая отрубать руки мерзким тварям, похожим больше на бесформенные кучи мышц, чем на гуманоидов, я продолжал надеяться, что меня услышат. Как некстати, небо заволокло тучами, и произошло событие, крайне редко наблюдаемое в лагере — дождь. Сначала он был слабым, но постепенно разрастался, как и красные лужи крови под моими ногами. Тяжелые ранения не позволяли двигаться так же быстро, как и в самом начале этой бессмысленной и беспощадной битвы, но руки все так же крепко держали полностью покрытые кровью кукри. Глаза уже заливало кровью — один длиннорукий монстр умудрился нанести удар мне прямо по лбу, хоть и был после этого расчленен от головы до самого кишечника. Уже с трудом, я нанес сокрушительный удар с локтя подобравшемуся слишком близко лопоухому уроду. Голову я пробил, но на то, чтобы опять сделать замах, ушли драгоценные секунды, как вдруг я понял, что отправился в полет — одна тварь, уже умирая, успела ударить мне в живот своей толстой ногой, отчего я отлетел на несколько метров, затормозив лишь тогда, когда оказался на земле. Перекатом я ушел в сторону и вновь поднялся на ноги. — ЮЛЯЯЯЯЯ! — прокричал я опять, чуть тише чем в прошлый раз, но все еще надеясь, что меня услышат. И после моего крика, все оставшиеся уродцы, новых больше не появлялось, кинулись на меня, и начали наносить по мне удары с утроенной силой. Уже почти не уворачиваясь от них, лишь изредка уходя от самых опасных, я продолжал рубить и резать своих врагов. И вдруг все закончилось. Последний человекоподобный монстр красиво развалился на две почти идеальные части. Кукри я уже еле держал, понимая, что если на меня нападет еще хотя бы парочка таких же, я могу и не отбиться. Но, словно чувствуя мое состояние, они отхлынули, оставив меня в одиночестве. Почти. В двадцати метрах от меня, едва видимая из-за дождя и внезапно ушедшего к горизонту солнца, стояла девушка. Которую я сейчас хотел увидеть больше всего. — Юля. — уже совсем тихо произнес я. — иди… иди сюда… малышка…любимая… Я, все еще держа свои ножи, направился в сторону девушки. Она тоже, так же медленно, пошла ко мне. На середине пути, из ослабевших пальцев вывалились единственные вещи, способные спасти меня. Я остался без холодного оружия. — Девочка моя… — сказал я, чувствуя, как изо рта льется кровь, возможно, один из пропущенных ударов был направлен в живот, и теперь я истекал кровью не только снаружи, но и изнутри. Я коснулся протянутыми ко мне руками своими, понимая, что что-то не так. Глаза кошкодевочки, красные, смотрели прямо в мои. — Почему у тебя глаза красные, малыш? — Такие же, как и у тебя. — произнесло существо, оказавшееся совсем не Юлей, а неким хамелеоном, прикинувшимся ей. И длинные пальцы с силой сжали мои руки, насквозь их протыкая. После этого мои передние конечности вдруг онемели. — Ыхх! — протянул я, чувствуя как лапы врага, прикинувшимся самым дорогим мне человеком, резко приблизились к горлу. Но я сдаваться еще не собирался. Собрав всю волю в кулак, и ударив головой прямо по переносице существа, способного маскироваться почти под что угодно, я повалил его под себя. И как же ему удалось провести меня? В затылок воткнулись острые когти — шею я спас, но сейчас он сожмет свои пальцы, и проткнет мой мозг… — Ах! — издал я звук, когда опять повторил удар головой — острые культяпки оставили на голове раны, но, по крайней мере, я был все еще жив. Вновь почувствовав правую руку, я нанес удар в то, что являлось подбородком химеры. Кровь брызнула в разные стороны, заливая и так полностью покрытую этой жидкостью землю под моими ногами. Я уселся прямо на живот существа, раскидавшего свои руки в разные стороны. И, заорав, начал наносить удары по его голове. После третьего удара чувствительность вернулась и ко второй руке, и она тут же была подключена к избиению. Организм ослаб, и я понимал, что мне стоило бы поберечь силы. Но остановиться не мог. Кулаки разбивались в кровь, крушили толстый череп монстра, и вот я уже ощутил, что просто разбил эту голову, и теперь все удары шли в землю, превращая бывшее содержимое черепной коробки в кашу, а кашу — в пюре. Закинув голову вверх, я пытался отдышаться. — Ну что, всех завалил? — этот голос… — Пока еще нет. Один остался. — сказав это, я с трудом поднялся на ноги. — И кто же остался? — по голосу говорившего я понял, что он улыбается. Мерзко. Как умеет только один человек на всей земле. — Ну? После этого я заставил себя обернуться, чтобы увидеть… самого себя. — Плохо выглядишь. — сказал мой двойник, одетый в ту самую одежку, в которой я прибыл в лагерь. И потерянная куртка с японским иероглифом была на нем. Злобно оскалившись, он подхватил мои ножи. Или теперь они принадлежат ему? — Без них. — я указал дрогнувшей рукой на свои тесаки. — Ладно. — спокойно согласился он, вдруг перейдя на бег, откинув не нужные теперь для боя ножи в сторону. Я едва успел встать в стойку, однако меня это не спасло. Мой противник подпрыгнул и ногой нанес сокрушительный удар мне в плечо, отчего я повалился на землю. «Опять вставать!» Пока я поднимался, чувствуя боль в каждой клеточке своего тела, противник уже успел отряхнуться. — Давай. — тихо сказал я, ожидая от него любого трюка. И дождался. Тройка прошла незаметно, после нее маваши гери, и вот опять я на земле. И вот я опять встаю. Изменив стойку, я попытался поменять свой стиль битвы с тупого блокирования хотя бы на одну попытку нападения. Но мою руку перехватили, и сразу же нанесли удар локтем по спине. Я упал на колени. — Ну вот и все! — раздался веселый голос прямо над моим ухом. Мой голос, точнее такой же, как и у меня. — Постой, ты что, думал, я буду сражаться с тобой честно? — спросил я своего самого главного врага, ощупывая левую ногу. Ну никак эта защелка не хотела поддаваться. — А? — спросил он меня, подняв на ноги, но продолжая держать шею в захвате, из которого выйти почти невозможно, тем более с такими ранами как у меня. — Бэ! — рявкнул я, наконец вытащив из голенной кобуры револьвер, экипированный всего несколько часов назад. — Ну вот и все! Приставив ствол к месту, где должна была находиться голова моей копии, я нажал на курок, с трудом удержав оглушительно бахнувший кольт Питон в своей руке. И вместе с трупом двойника повалился вниз. Теперь уже окончательно.***
— Ты пойдешь со мной? — этот голос. Кому он мог принадлежать? Я… я должен вспомнить… Да и ответить было необходимо. — Юля… — сорвалось с моих губ. — Я люблю тебя. И… пойду.***
Мир окрасился в самые яркие цвета. И я понял, что лежу на площади лагеря, уставившись в светлое небо. Тело не болело. Совсем. Хотя должно было — столько ран и ударов выдержать. Однако чувствовал я себя не полу-трупом, а как немного с бодуна. — Что?! — я вскрикнул, сев. Револьвер крепко был зажат в моей руке, левое ухо почти ничего не слышало. Я провел пальцем по нему и почувствовал небольшую коросту. «Перепонка лопнула, когда с магнума прямо перед ухом шваркнуло.» Воспоминания начали возвращаться в мою голову. Однако они никак не вязались с тем, что сейчас было передо мной. Обычный лагерь «Совёнок». Никаких луж крови или монстров. Никого. Только воробышки чирикают. — Мне это приснилось? — спросил я у пустоты, оглядываясь по сторонам, не видя ни одного врага. Солнце было в самом зените, но никого по лагерю не было заметно. Неужели цикл не перезапустился? Вот только… с кем ему перезапускаться? — Где вы все? — этот вопрос также был проигнорирован. «Кто вы то? Я ЗДЕСЬ ОДИН!» Наконец я опустил глаза вниз, на свою одежду — она вся была изорвана. Да и небольшие раны виднелись под дырами полотна. Значит, регенерировать мне удалось, хоть и не стопроцентно. Но куда делись все твари? И моя злая копия? На том месте, где должен был лежать, получивший пулю пятидесятого калибра, мой двойник, лежала только его одежда. Однако никаких потеков крови на ней, да и в ней самой владельца не было. «Неплохо было бы, если бы я его больше никогда не увидел.» Еще раз оглядевшись, я подхватил одежду, и направился прямиком к выходу из «Совёнка». Голод напоминал о себе с каждым шагом, поэтому мне пришлось поспешить. Посматривая по сторонам, дергаясь на слишком резкие звуки птиц всем корпусом, я добрался до грузовика. Оставив заново приобретенные шмотки на сидении, я опять начал есть — регенерация делала свое дело. Я никак не мог понять, почему во время битвы время вдруг ускорило свой ход, и почему сейчас только середина дня. Но, если верить ощущениям, то я проспал около суток. Закончив, мне пришла в голову мысль пройтись по лагерю, чтобы окончательно убедиться в том, что теперь это место безопасно. Пошарив от скуки в бардачке, я обнаружил свой старый телефон. «Разряжен в ноль.» Воткнув в разъем для прикуривателя зарядное устройство, я подсоединил к нему мобильник, и положил трубку на панель. На плечи небольшой рюкзак, на ремешок через грудь — карабин, в руки свой родной калаш под калибр 7.62 — и я вновь направился к лагерю. Выбитые ворота одиноко валялись на траве возле клуба… «Клуба? Он же сгорел!» После увиденного здания, состояние которого явно указывало, что пожара в нем не было, у меня начался нервный тик. Я точно помнил, что, выходя за территорию, оно было разрушено. Если я сейчас увижу целый медпункт, то ничего не останется, кроме как признать, что цикл начался заново. «Воронка от взрыва!» Остановившись на полпути, я быстрым шагом вернулся на остановку. Дорога, ведущая от лагеря, была в идеальном состоянии. То есть никаких огромных воронок на ней не наблюдалось. Грузовик одиноко стоял, ожидая своего хозяина, изредка помигивая синим светодиодом из кабины— мол, на сигнализации стою, и если что — позову. Я развернулся, уверенный, что через несколько минут увижу целый и невредимый медпункт. Вот только, будет ли внутри него сидеть медсестра? Эта мысль заставила меня побежать. Уже через несколько секунд я увидел здание, совсем неповрежденное. И трава вокруг него была ярко-зеленой, ничего не говорило, что совсем недавно тут произошел ужасный взрыв, чуть не отнявший жизнь у двух девушек. «Лагерь полностью обновился, лишь ворота валяются. Но все остальное сейчас в том состоянии, в котором я видел этот лагерь в начале смены.» Медпункт оказался не заперт и пуст, точнее, в нем не было людей — медикаменты лежали на своих местах. «Столовая, домик вожатой… нужно проверить все.» На весь обход «Совёнка» ушло чуть больше четырех часов. Я проверил почти каждый угол, каждый домик и все постройки. Все увиденное ясно говорило мне, что лагерь пуст. Кровати в пионерских домиках были пусты, в ящиках ничего не было, да и в домике самой вожатой не было плакатов, висевших здесь ранее. Однако, что меня сильно обрадовало — в столовой холодильники оказались заполнены под завязку. Неделю можно спокойно прокормить и полсотни пионеров. Ну и в библиотеке на полках пылились сотни книг. «С голодухи или со скуки не подохну. А еще есть медпункт, а в нем столик, а в столике ящик, а в ящике…» От этих мыслей на лице появилась улыбка. Но стоило мне вспомнить, что я здесь совсем один, по крайней мере — я никого не заметил, как лицо снова приняло обычный, напряженный вид. «Я ведь подземку еще не обыскал.» От этой мысли я чуть сам себе по морде не заехал: как можно было забыть про самое темное, мрачное и загадочное место в лагере? Попасть туда я решил через нычку возле памятника. Расковыряв решетку и протиснувшись, я включил соединенный с Калашниковым фонарь на всю мощь. Помня, как встретил тут кровососа, я снял автомат с предохранителя. Но, минуя двери, никаких признаков спрятавшихся здесь монстров пока не обнаружил. Перед тем как ступить на железнодорожные пути, я осмотрел небольшой плакат на стене, оказавшейся картой подземелья. Как следует его заучив, я уверенно направился вперед. И через некоторое время, пройдя несколько поворотов, заметил сверху дыру — через нее можно было пробраться в бункер. Закинув в нее свое тело и с трудом поднявшись — одряхлевшая мускулатура вне режима берсерка, за время пребывания в родном мире по причине внезапно появившейся болезни, все-таки пока еще не справлялась с нагрузками, которые ранее были незаметны. Мне показалось, что самым трудным, после того как я поднялся, будет попытка открыть двери бункера: если первая, ведущая к старому лагерю, должна была нормально функционировать, то вторая, напротив которой я уже стоял, окажется для меня большой проблемой. Но стоило мне коснуться ее, как я почувствовал, что дверь не закрыта. Потянув ее на себя и дождавшись, пока она свалится с ржавых петель, я зашел внутрь помещения. «Никого?» Устало вздохнув, я подошел к двухъярусной кровати и завалился на нее, забыв снять с себя все снаряжение. И каким-то чудом, стоило мне закрыть глаза, как я уснул. Даже не обращая внимания на то, что внутри горел свет.***
Проснулся я отдохнувшим. И опять голодным. Этот мир в целом мне очень нравился, но постоянный голод начинал бесить. Хоть я понимал, что так я быстрее восстановлю свое тело до исходного, более-менее нормального состояния, но чувство голода мне никогда приятным не было. Словно страдающий от недоедания студент из прошлого века, я отковырял дверцы шкафчиков и накинулся на мясные консервы. С трудом подавив желание выпить — бутылки с водкой лежали во втором ящике, я закинул в сумку еще один сложенный АКСУ-74, обнаруженный там же. Посмотрев на рацию, стоявшую на столе, я принялся открывать дверь, ведущую к старому корпусу. В Урале находилась еще более мощная радиостанция, если бы мне вдруг захотелось попытаться словить какой-нибудь радиосигнал, то я сделал бы это через нее. Наконец, через пять минут стараний, я полностью вспотел, но открыл дверь. Продолжая светить себе фонарем, я быстро добрался до люка, который, на мое счастье, оказался открыт. Выбравшись, я посмотрел в выбитые окна — было далеко за полночь. Неплохо я так поспал. Повинуясь непонятному желанию, я запахнул люк, понимая, что если в следующий раз пойду тем же самым путем — выйти мне будет гораздо тяжелее. Выйдя на улицу, я заметил знакомый велосипед. Усмехнувшись про себя, я посмотрел на луну. Она была просто огромна. Если в этом пространственном пузыре и есть большие моря или океаны, то приливы там ого-го какие. Все еще опасаясь возможного нападения, я направился к лагерю. Через полчаса, разглядев в свете фонаря знакомый забор, я поспешил к нему и перепрыгнул, оказавшись на территории «Совёнка». Остановившись у умывальников, чтобы немного ополоснуться, я вдруг почувствовал, что делать мне откровенно нечего. Лагерь был пуст, это сомнениям не подлежало, лишь по привычке я продолжал носить с собой оружие, ожидая нападения из каждого куста, тем не менее, прекрасно понимая — никто не выскочит. Ночное время суток не располагало к длительной прогулке, хоть и воздух был максимально разряжен и свеж, но человек все-таки более приспособлен к дневному времени. Но я умудрился выспаться как минимум на двое суток вперед. По этой причине я вернулся к грузовику, выбрав самый длинный путь из возможных — дойдя до самой спортплощадки, надеясь услышать там звуки удара воланчика о ракетку. Но, убедившись в отсутствии на поле лучшей теннисистки всея «Совёнка», я направился в обратную сторону. Возле столовой мне под ноги попался еж: заметил зверёк, наверное, яркий свет, и свернулся в игольчатый шар. Не пытаясь даже к нему прикасаться, я продолжил движение. Я пытался идти как можно медленнее, однако добрался до машины к четырем часам утра. До рассвета оставалось совсем немного. Забравшись в грузовик, я потянулся к мобильнику. Старая батарея давно не держала заряд, но и по этой же причине заряжалась довольно быстро. Через двухсторонний 3.5 мм разъем, я подсоединил телефон к аудиоаппаратуре грузовика. Внешний динамик, по своим функциям напоминающий рупор на полицейских машинах, загудел после подачи на него напряжения. А через несколько секунд, когда я подобрал саундтрек, всю территорию огласила музыка. Первой песней в моем альбоме являлась Сombichrist — Еvil in Мe. Через четыре минуты ее сменил Disturbed — Run. Ну, а далее я не обращал внимание на название, просто слушая музыку. Через три часа уже достаточно посветлело, и я выключил плеер и динамик — батарею аккумулятора стоило поберечь. В грузовике оставалось еще порядочно топлива, но я был уверен, что найду немного солярки на складе. Выйдя из машины, я начал разминку. Быстро выздоравливающее тело набирало массу, в основном мышечную. Словно я стероиды пачками жрал и заедал тоннами жареной говядины, а не простыми консервами питался. Стоило переходить на лагерный рацион — замороженного мяса было навалом, да и мешки с картошкой наверняка дожидались меня в каком-нибудь погребе. А уж суп я сварить бы смог, было бы желание. Как следует разомнувшись, оставив оба автомата — старый и найденный этой ночью, я направился к складу. Не стоит оставлять огнестрельное оружие без присмотра, я ведь даже не узнал, откуда ребята нашли кучу пистолетов-пулеметов, которые теперь уже, опустевшие от пуль, валялись на полу кунга. Взял с собой только дозаряженный револьвер, спрятанный все в той же кобуре на голени. Двери склада оказались закрыты на огромный амбарный замок. Выстрелом было бы рискованно его сбивать — мог с высокой вероятностью произойти рикошет. Поэтому я задумался о том, где можно раздобыть ключи. Домик вожатой был обшарен полностью, но там ничего полезного не удалось найти. Но я почти не шмонал административный корпус. Стоило поискать там. Само здание оказалось незапертым, и я поспешил в него зайти. Кабинеты были открыты все, но мне нужен был только один, с надписью, обозначающей что-нибудь типа «директор» или главный вожатый. К сожалению, с иерархией в детских оздоровительных лагерях я был совершенно не знаком, поэтому время на поиск ключей от всех замков потратил немало. За совсем невзрачной дверью оказалась небольшая комнатушка с радио и настенной стеклянной панелью с кучей ключей, висящих попарно на гвоздиках. Панель я разбил дулом тяжелого револьвера, потом собрал все ключи. Их было больше чем полсотни. На большинстве из них была выгравирована буква Д, наверняка обозначавшая один из трех десятков домиков. Точное количество я не посчитал. И у каждого из ключей был дубликат — для Д понятно, в каждом домике жило по двое пионеров, и у каждого из них был свой ключ. Но и для «СТОЛ» было сразу два запасных ключа, не считая основного. Уверен, что это была столовая, хоть и сейчас она была не закрыта. Наконец, выцепив тот, на котором было написано «СКЛД», я направился на выход, перед этим ссыпав все ключи в небольшой мешочек, который был отправлен на дно сумки. Почему-то я чувствовал, что это мне понадобится в будущем. Хоть сейчас они и были свалены в кучу — отсортирую позднее. Добравшись до склада и отворив его заранее приготовленным ключом, я вошел в пыльное помещение. Не обращая внимания на сложенные в аккуратную кучу матрасы, я прошествовал в самый дальний угол помещения, где и обнаружились две заветных бочки: одна с керосином, другая с солярой. Сняв с рохли пустые коробки, я аккуратно поставил бочку на это средство передвижения. Для надежности связав бочку веревкой, найденной тут же, я покатил рохлю к грузовику. Мышцы уже достаточно окрепли, и в этот раз я не запыхался как загнанный, когда докатил свою ношу до автомобиля. Через шланг, и специальный насос, я сцедил всю эту бочку, перелив ее содержимое в почти пустые баки Урала, надеясь, что в следующем цикле топливо в ней появится опять, а из бензобаков машины ничего не исчезнет. Докатив бочку обратно, уже почти не ощущая тяжесть, я остановился в раздумьях, увидев на одной из полок автоген, а в нескольких метрах — металлические петли, которые могли идеально подойти для раздолбанных ворот. К сожалению, таким инструментом мне пользоваться не доводилось, поэтому я оставил его, сделав заметку в памяти — найти в библиотеке необходимую литературу и хотя бы заучить теорию. В голове пронеслись события минувших дней, когда я попал в лагерь во второй раз, уже по своему желанию. И тут я вспомнил, где я еще ни разу не был после возвращения — сцена. Я просто забыл про нее. Смотря на полуденное солнце, я опять зацепился рукой за разорванный карман — форма заметно подразвалилась. Но сменка для нее была в грузовике, и пока еще не хотелось одевать новое. Надо старое доносить до того момента, пока холодно не станет. На путь до сцены ушло несколько минут, и, проходя возле сидячих мест, на моем лице можно было увидеть улыбку, да такой ширины, что мартовский кот бы позавидовал. Возле колонок одиноко стоял кальян. Странно, что именно эта штука не исчезла после перезапуска цикла. Может, повлияло то, что делал я его из вещей, найденных в самом лагере. Прям подарок судьбы. Да и несколько пачек с теми самодельными приправами, сварганенными мной с большой помощью Юли лежало неподалеку. — Живем! — не очень весело сказал я вслух, вспомнив, что даже не представляю, где может сейчас находится моя кошкодевочка. Аккуратно собрав все необходимое со сцены, вылив перед этим воду из колбы — все равно ее не рекомендуется по второму разу использовать, я понес аппарат к грузовику: «Поставлю в кунге и закумарю… сделаю себе личный газенваген…» От этой мысли я невесело усмехнулся — подыхать в мои планы не входило. Поэтому, повременив с переносом курительных принадлежностей в грузовик, я отнес их в столовую. Греть уголь не стал — сейчас не до этого, мне как раз вспомнилось, что я хотел сварить себе суп, и эта мысль прочно засела в голове. Я зашел на кухню и отыскал кастрюлю помассивнее — если уж готовить — то по-царски. Хоть я прекрасно понимал, что за раз, да и за два столько не сожру. Но холодильник здесь не просто так стоит. Определившись с емкостью, поставив ее на огонь, залив ее водой и кинув в нее несколько хороших кусков куриного мяса, я отправился на поиски картошки. В углу кухни обнаружился небольшой люк — наверняка погреб. Я его открыл, тут же найдя необходимый мешок и кроме него еще и морковь, свеклу и прочие ингредиенты. Не особо выбирая, я собрал в небольшой пакет всего подряд. Расчистив и порезав все на мелкие куски кухонным ножом, кукри в этом деле был не особо хорош, постоянно прорубал половину досточки, я вывалил все порубленные овощи в кастрюлю, не особо беспокоясь о том, что делаю все не по рецепту. Посолив и помешав, я попробовал бульон — бурда какая-то. Почти через час ЭТО было готово. Я налил себе тарелку, отнес чан в холодильник, и принялся обедать, пожелав самому себе приятного аппетита. «Первый блин комом, первый суп — херня!» — только этой фразой можно было описать полученный мной результат. Но съедобно было, и на том спасибо. Да и мяса было достаточно. Закончив с тарелкой и вымыв ее — кухарок то нет, все теперь самому придется, я вышел на улицу. Погода была самое зашибись. И поэтому я направился на пляж. Водичка оказалась как парное молоко, хотя я бы и в ледяной искупаться был готов. После водных процедур я увалился на песок — позагорать. Но солнце уже не особо грело, и я направился в библиотеку. Навязчивая идея починить ворота в голове появилась неспроста, уверенность, что после этого что-то произойдет, меня не покидала. В мире знаний было все так же тухло, даже без Жени я не заметил особой разницы в помещении. Почесав лоб, я принялся за поиски необходимого учебника. Как ни странно, времени на это ушло немного — в одной из первых попавшихся книг в разделе «технология», был криво нарисован мужик в специальной каске, спаивающий два металлических обломка между собой. Развитое умение скорочтения неплохо помогало мне, я пропускал ненужное и читал только то, что было необходимо. Из необходимых вещей у меня не было только того шлема, но я надеялся, что на складе он найдется. Когда я закончил с чтением, взял книгу с собой и направился к складу: хоть одну часть ворот за сегодня сделать было просто необходимо. Защитный шлем нашелся возле автогена, точнее за ним, только поэтому я его сразу не заметил. Со своей невнимательностью нужно было что-то делать. Взяв все необходимое: сам автоген, маску, сантиметр, перчатки, и новые петли, я направился к выбитым воротам. На улице было еще светло, но по времени, скоро уже должен был прийти вечер, а там и потемнеет. Подсоединив автоген через несколько удлинителей, протянутых из мастерской, я закинул забрало шлема и принялся отпаивать старые петли с оторванных ворот, заранее подтащенных поближе и столбов, на которых они висели ранее. С помощью линейки определив, где должны быть припаяны новые петли, я приступил к самому сложному. Сначала наварил петли на левый столб, а потом штыри на одну из воротин. Дождавшись, пока металл остынет, я установил одну часть ворот на место, в пазы. Как ни странно, вся конструкция работала вполне успешно: ворота выгибались в ту сторону, в какую и должны были. Однако я понял, что за сегодня вторую часть доделать не успею — на улице достаточно стемнело. Поэтому, оставив все вещи прямо на рабочем месте, я направился мыться. Через несколько минут прохладного душа — теплая вода категорически течь отказывалась, я пошел в сторону столовой, чувствуя, что пора выкидывать старую одежду — сопрела. Поев, а после, сходив до толчков, мне осталось только завалиться спать. Добравшись до машины, я заполз в кабину, закрылся и в тот же момент уснул на кресле.***
День начался с разминки. Теперь так будет всегда — здоровье надо беречь. Потом столовка и уже успевший осточертеть суп. Подготовка бани: пришлось нарубить дров, ибо в поленнице кроме огромных чурок ничего не было, а после натаскать единственным ведром воды полный бак и корыто для холодной. В печку накидал дров и с корой в нее же засунул старую форму, которую зашивать и стирать не было никакого желания. Как раз я заранее оставил внутри новую форму, которую надену после того как «добью» эти ворота. Саму печь я собирался зажечь чуть позднее. Однако прекрасно выспавшийся, сытый, полностью восстановившийся, я сам не заметил, как закончил — правая половина ворот была повешена на петли и так же открывалась, хоть и со скрипом. Отнеся инструмент на место — на склад, и самое важное — книгу в библиотеку, я принялся за растопку бани. За то время, пока вода грелась, я успел сделать несколько кругов по лагерю. И когда баня была готова, я залетел в нее. Пропарившись как можно дольше, я голышом добежал до озера, благо находилось оно не очень далеко. поплескавшись у берега, охладившись в едва теплой воде после жаркой и почти удушливой атмосферы русской баньки, я вернулся на полок. Побив себя березовым веником, как всегда не поняв зачем это надо делать — но типа полезно, я прилег. Через полуоткрытую дверь вышел основной жар, и меня разморило. От такого контраста температур я просто уснул, но ненадолго, минут на пять. Просохнув и, как следует, обтершись, я облачился в новую одежду, от старой военной расцветкой ничем не отличающейся. И, закрыв баню, пошел к машине. Поскрипев воротами и удовлетворенно хмыкнув самому себе по поводу проделанной работы, я раскрыл их в таком положении, в каком они были по умолчанию: правая створка закрыта, левая чуть приоткрыта, чтоб высунуться мог только один человек. В крайний раз посмотрев на гипсовых пионеров, я с ужасом понял, что я сделал все, что мог. Теперь от меня ничего не требуется, я могу просто уйти. Оставаться здесь жить одному было бы глупо, рано или поздно музыка надоест, приправы для кальяна закончатся, несмотря на то, что в одной из секретных секций в кунге был небольшой запас, купленный за некоторое время перед поездкой, и мне просто станет скучно. Мне этого не хотелось. И поэтому я отвернулся, направившись к машине. — Извините. — красивый девичий голосок отвлек меня. — Вы новый вожатый? Я резко остановился и медленно обернулся. Неужели?.. В нескольких метрах от меня стояла приятная на вид девчушка в пионерской форме, лет не более шестнадцати. Загорелая и подтянутая, мне, не видевшему людей женского пола уже несколько дней, она показалась верхом красоты. Ее волосы были светлого цвета, мне даже показалось, что они отливают платиновым блеском. Но я был уверен, что не видел ее никогда, и в оригинальной истории этого персонажа не было. Что же это могло значить? Тут до меня дошло, что я до неприличия долго молчу. Девушка может испугаться. Поэтому я взял себя в руки, закончив размышления: — Да. — кратко ответил я. Придется импровизировать и вновь разгонять мозг, уже несколько месяцев использующийся не по назначению. — Ой, а мы вас ждали! — девушка схватила меня за руку и приветливо улыбнулась. — Вы же на целые сутки опоздали, смена то уже началась, но, так как вы задержались, Кристина Сергеевна перенесла время разбиения на отряды. Идемте, ждем только вас! — Хорошо, вперед! — показав как можно более дружелюбную улыбку, я направился за ней. — А как вас зовут? Я Рита! А вы раньше были в этом лагере? Я вот тут впервые! — поток вопросов этой девушки напомнил мне кого-то, кого я знал в этом лагере, но сейчас не до размышлений — у меня вся ночь впереди. Не надо, как Сёмен, пугаться каждого шороха и делать осторожные шаги. Хоть история совсем другая и я не могу ее предугадать, но беспокойство надо отбросить. Сейчас начнутся самые лучшие недели в моей жизни, смена ведь полная, а потом будет еще… и еще… Я в последний раз обернулся на грузовик, нисколько не беспокоясь за его судьбу: машина без моего ведома с места не сдвинется. Если захочу покинуть этот мир — смогу сделать это в любой момент. Пока девушка заваливала меня вопросами, я выделил несколько самых важных, на которые можно было ответить: — Зовут меня Андрей Андреевич, год назад я в этом лагере был, только в качестве пионера. Я мог ответить по-другому, но тот ответ мог бы привести меня на другую линию. И пока я выбрал эту. Хотя я даже не представлял, куда она меня приведет. Надеюсь, забывать я прошлое не стану, иначе очень тяжело будет… — Здорово! — светловолосая перебила поток моих мыслей, которые я сам никак не мог утихомирить. — А вам понравилось? В вашей смене круто было? — Очень! — поспешил с ответом я, пока меня вновь не атаковали вопросами. В это же время мы обошли ворота, и я уже видел клуб робототехники. И возле него, на крыльце я разглядел двух девушек, удивительно похожих между собой, рыжий цвет волос, аккуратный носик, красивое лицо, большие… ммм… не будем об этом. Судя по всему, они ссорились, и назревала чуть ли не драка. Возможно, стоит вмешаться… а можно и не вмешиваться. Выбор зависит только от меня. — Все только начинается! — не очень громко произнес я сам себе. — Что? А да, вы правы. Целых три недели… без родителей… это ж привыкнуть надо… — в голосе девушки появились небольшие нотки грусти, но тут же сменились весельем, и она вновь защебетала. Слушать я ее не стал, все равно заучить успею все ее фразы. Я пока не знал ничего о том, что произошло. Но то, что пионеры здесь совсем другие, говорит, что один автобус под номером 410 вновь начал работу: собирать проблемных людей и отправлять их сюда для восстановления психической морали. И теперь в качестве строгого воспитателя буду я. И самое странное… я совсем не против… Будет очень интересно!