***
Весь следующий месяц он и Грейнджер жили буквально душа в душу, то есть почти не виделись, почти не говорили и не натыкались друг на друга. Она исправно заглушала все звуки в комнате, когда к ней приходил Уизли, а ему удавалось проводить своих однодневных пассий мимо ее вездесущего взгляда. В общем, никто никому не мешал и все были счастливы. Хотя вести себя после той ночи они стали немного иначе. Грейнджер больше не третировала его расшатанные нервы своими нравоучениями, не донимала из-за найденных предметов женского гардероба, разбросанных по пути к его спальне, и не ворчала по поводу того, что он пользуется девушками и бросает этих наивных дурочек на следующее утро. А еще она странно на него поглядывала, как будто пыталась рассмотреть что-то новое и особенное, но потом качала головой, сбрасывая наваждение, словно все, что она там надумала — глупость какая-то. Но самым главным потрясением для него самого стало не ее поведение, а то, что теперь он видел в Грейнджер девушку. Посмотрев на нее с другой стороны, он обнаружил довольно симпатичное личико, женственные жесты и легкую походку. Даже за длинными бесформенными юбками, за наглухо застегнутыми рубашками, за этими ужасающими маггловскими спортивными костюмами, в которых она ходит по общей гостиной, все равно просматривались очертания ее фигуры, и память раз за разом настойчиво воскрешала в голове картинку не совсем одетой Грейнджер. Это его удивляло, забавляло и немного пугало, потому что признаться самому себе, что она из гадкого утенка превратилась в лебедя, а он еще на это внимание обращает, было чертовски сложно. Поэтому он старательно гнал эти мысли прочь — и у него получалось. Вплоть до этой ночи… Сегодня Уизли снова объявился в их башне ближе к полуночи. Драко, выходящий в это время из ванной комнаты, по обыкновению его проигнорировал, а Грейнджер встретила приветливой, но немного усталой улыбкой, после чего они скрылись в ее спальне, предварительно избавив его от вынужденного подслушивания заглушающим заклинанием. Малфой уже начал проваливаться в спасительный сон, когда стук двери об косяк, крики и громкий топот в коридоре буквально выдернули его из полудремы. Эти двое опять не дают ему спокойно поспать. Ну чем он так Мерлина прогневал? Он вымученно перевернулся на спину и обреченно вздохнул, глядя в потолок и прислушиваясь к разговору на повышенных тонах. — Я так больше не могу, Гермиона! — Чего ты не можешь, а? — Ты просто не даешь мне к тебе подступиться! Это невозможно! — Не смей делать меня виноватой, Рональд! Я уже месяц пытаюсь узнать, что такое оргазм на личном опыте, но ничего не получается! — Да потому что ты фригидная! С другими у меня все было отлично. — Что? Ах ты мерзавец, пошел вон! — И пойду. Но знаешь, те глупости про вторую половинку, которые Малфой или ты сама вбила себе в голову, — просто чушь. Прекращай читать книги, Гермиона, может, тогда у тебя с кем-то что-то и получится, а я умываю руки. — Видеть тебя больше не могу. Последние реплики он услышал, уже подходя к выходу из спальни. Резким движением распахнув дверь с намерением отчитать их за отвратительное поведение, он проклял себя за глупость. А ведь можно было предположить, что ничего приятного его там не ждет — и полуголый парень, натягивающий нижнее белье на ходу, был тому подтверждением. — Только тебя здесь не хватало, — пробормотал Уизли, злобно глядя на Драко. — Чего уставился? Все, спектакль окончен, занавес, актеры расходятся и больше не тревожат твой беспокойный сон. Никогда! — Ну, хвала Мерлину, мои молитвы услышаны. Рон скорчил гримасу и, громко топая, убрался восвояси. Только когда дверь гостиной старост с треском захлопнулась, Драко посмотрел на Гермиону и уже не удивился, увидев ее в одной простыне. Сегодня она уже не краснела от смущения и не пыталась испепелить его взглядом, только апатично разглядывала стену напротив. Ее безучастный вид вызывал желание встряхнуть и вернуть хоть какие-то эмоции ее лицу. Казалось, появись здесь василиск, и он бы не отвлек ее от столь интересного занятия, но Малфой все же рискнул. — Очнись, Грейнджер! — он сделал два шага навстречу и задумчиво подбирал слова, почесывая затылок. — Уизли — это, конечно, неприятная потеря, но совсем не смертельная. — Ты так не думаешь, — медленно и все так же не отрывая своего внимания от стены, произнесла Гермиона. — Да, ты права, не думаю, — быстро согласился он. — Он меня бесит. И вообще, как по мне, он совершенно бесполезное приобретение, так что ты ничего не потеряла. В ответ на его нехитрое умозаключение она лишь медленно вздохнула и протянула свою тонкую руку к небольшой потрепанной книге на прикроватной тумбе. — Значит, он не моя пара, — горько прошептала она, отстраненно протирая обложку незнакомой Драко книжонки. Её голос звучал так тихо, что он подумал, будто ему послышалось. Она говорила о какой-то паре. И если он правильно сделал выводы из перепалки между героическими представителями Гриффиндора и фразой Грейнджер, то можно было решить, что она повелась на его слова о родственных душах месячной давности. От нелепости ситуации ему хотелось расхохотаться. Неужели самая умная волшебница столетия по чьему-то там некомпетентному мнению, разумеется, поверила в тот бред, что он находу пытался ей скормить? Старательно сдерживая смешки, он решил уточнить: — Не пара, Грейнджер? Не оборачиваясь в его сторону, она кивнула. Этого было достаточно, чтобы Малфой наконец разразился диким хохотом, поражаясь ее глупой девичьей наивности. Видимо, его не совсем адекватное поведение привлекло её внимание. — Не понимаю, что тебя так рассмешило, Малфой. Растерянный взгляд и сдвинутые на переносице брови говорили о том, что она действительно не понимает причины его внезапного приступа веселья. — Серьёзно, Грейнджер? Ты веришь в эту чепуху со всякими там родственными душами и предначертанными судьбой союзами? Когда я говорил о поисках своей половинки, я обманул тебя, чтобы ты лишний раз не вылила на меня поток нравоучений, — ему не было ясно, зачем он продолжает с ней разговор, зачем пытается снять с нее розовые очки, да и зачем вообще стоит в её комнате, но остановиться и замолчать почему-то не смог. — Это же глупость несусветная! Никогда бы не подумал, что эта любовная лихорадка поразит твой рассудительный мозг. Его настроения она не разделяла, поэтому проигнорировала завуалированный комплимент её умственным способностям, которого и сам Драко не ожидал услышать от себя. — Раньше не верила, а потом нашла её, — сказала она, переводя взгляд прямо на него и приветственно помахивая старой книгой в руке, указала на источник своего помешательства. — В ней говорится, что у каждого человека есть свой партнёр, с которым он познает истинное счастье. Его нелегко найти, но судьба намеренно сталкивает половинок, даёт шанс узнать друг друга, оставляет подсказки и знаки. Драко закатил глаза и скривился: — Это попахивает каким-то сопливым женским романом или личным дневничком третьекурсницы! — Возможно, но если действительно подумать, то почему это не может быть правдой! — Да потому что! Это невозможно, ведь люди испытывают чувства друг к другу не по велению незримой судьбы, а из-за времени, проведенного вместе, из-за физического влечения или одинаковых взглядов на жизнь. Да причин может быть сколько угодно, но переплетения каких-то там ниточек в этот перечень точно не входит. Мужчины и женщины влюбляются, расстаются, снова влюбляются, пока не найдут того, с кем им будет просто удобно, понимаешь? И я уже молчу о том, что, так называемые половинки, могут родиться, прожить жизнь, состариться на разных концах земли и никогда не встретиться! — Но почему тогда так много литературы на эту тему, Малфой? Откуда столько сказок и пророчеств? — Только не это, Грейнджер! Ни разу в жизни я не мог заподозрить тебя в тяге к этой чепухе. — Ты просто скептик, — она отвернулась, наверное, признавая своё поражение, ведь он так и не услышал ни одного вразумительного аргумента из её уст. — Я думал, ты тоже. А оказалось, что ты одна из тех, кто ждёт принца на розовом единороге! Язвительный тон снова привлёк её внимание, и она резко развернулась на кровати, отчего простыня, намотанная на её тело, съехала вниз где-то на пять дюймов, тем самым открывая для обзора левый бок прямо возле мягкого полушария груди. Грейнджер на повышенных тонах пыталась втолковать ему, что вовсе она никого не ждёт, что мыслит вполне себе рационально, и что таких идиотов не должно интересовать, во что она верит, а во что — нет. Общий смысл он, конечно, уловил, но сказать что-то стоящее в ответ все же не смог, потому что всем его вниманием завладело небольшое родимое пятнышко, на которое он и пялился на протяжении ее пылкой тирады. Когда, в конце концов, он поднял глаза и увидел, насколько она разгорелась от своей речи, то хриплым голосом смог выдавить из себя всего три слова: — Спокойной ночи, Грейнджер, — развернувшись к двери и игнорируя её растерянность, он вышел за порог и только потом с ухмылкой добавил: — Я почти увидел твою грудь. К счастью для него, она слишком удивилась и не сразу сообразила, как правильно реагировать на его непристойный комментарий, поэтому он воспользовался возможностью спокойно скрыться от праведного гнева заучки в своей спальне. Но сон в эту ночь к нему так и не пришел.***
Всю следующую неделю Драко плохо спал и плохо ел, сконцентрироваться на занятиях не получалось, не говоря уже об обязанностях старосты. Вся работа легла на плечи Грейнджер, из-за чего ему не раз приходилось выслушивать, какой он безответственный негодяй, что решил все скинуть на ее хрупкие плечи. Но, к ее удивлению, он не огрызался и не пререкался, как делал это обычно, а просто внимательно выслушивал все претензии и уходил с ее глаз долой. Свое поведение он никак объяснить не мог, ведь даже ему самому оно казалось невероятно идиотским. За это время он перелистал огромное количество толстых бесполезных фолиантов, выискивая хоть малейшие толики информации. Но все, что ему удалось найти, приводило к очень спорным выводам и совершенно не устраивало его трезвомыслящую и недоверчивую натуру. Однако червячок сомнения всё-таки закрался так глубоко, что нервозность от этого глупого помешательства зашкаливала и мешала сосредоточиться на изучении лабиринта трещин на потолке. Ему предстояло либо вычеркнуть из головы всю ту ерунду, в которую он почти поверил, либо навсегда разувериться в своём здравом рассудке. Хотя он и без того уже был склонен ко второму варианту, потому что Грейнджер за это время полностью обосновалась в его мыслях и заняла место на каждой полочке его разума. Она постоянно была на виду в реальности и дьявольски часто посещала его во снах. Он видел её разной. Иногда это были краткие отрывки, будто колдографии: вот она в несуразном и растянутом домашнем костюме, с её растрепанными волосами, собранными пером в нелепое гнездо, внимательно читает книгу на софе у камина в их гостиной, а потом поднимает взгляд и улыбается ему так счастливо, словно он смысл ее жизни, и в этот момент все обрывается. Хотя ему интересно узнать, что будет дальше, хочется посмотреть, как бы она отреагировала, сядь он рядом с ней, что бы сделала, если бы позволил себе достать перо и расчесать пальцами её густые завитки. Выглядела бы она при этом такой уютной, как ему самому это видится, или нет? Ещё ему не даёт покоя короткое видение, где Грейнджер предстает перед ним в совершенно непривычном образе: элегантная, изящная, точно аристократка, стоит в его комнате в поместье перед огромным зеркалом и тонкими пальчиками аккуратно снимает серьги, а затем оборачивается к нему и одним только взглядом просит помочь с застежкой тяжёлого ожерелья, в видении он узнает свои руки, касающиеся чувствительной кожи на шее, и тогда его прошибает такой импульс желания, что единственное, чего ему хочется после пробуждения посреди ночи, это встать и ворваться в соседнюю комнату, чтобы дотронуться до её чертовой шеи и разубедиться в том, что она так влияет на его тело. Но иногда его сны — это длинные целостные истории, в которых, по правде говоря, мало смысла, но слишком много ощущений. В них Грейнджер страстная, податливая, отзывчивая и бесстыдная. Там она целует его так чувственно, как никто до неё, растягивает губы в похотливой улыбке, соблазнительно двигается, стонет в его руках и разрешает делать все, чего он только пожелает. Там она принадлежит только ему, а он тонет в карих глазах, распадается от её прикосновений и полностью теряет контроль над собой. Эти сны изводят его больше остальных. Во-первых, после них он просыпается в холодном поту с мучительной эрекцией, а во-вторых, они играют с его воображением и заставляют хотеть воспроизвести каждый нюанс, каждое движение наяву. Они сводят его с ума, но он держится. Точнее, старается держаться, потому что идеи взять Грейнджер силой посещают его все чаще. Кто бы мог подумать, что когда-то столь ненавистная подружка Поттера будет занимать такое значительное место в его голове? Драко корил себя за то, что сам же и накликал это наваждение. Если бы он не вспомнил о словах Панси про эти пресловутые половинки, если бы не вложил случайными фразами эту мысль Грейнджер, если бы не сунул свой нос в их дела с Уизелом, если бы не увидел её родимое пятно… В этот момент он вскочил с кровати и в очередной раз бросился к зеркалу. Стянув рубашку через голову он снова, как и семь дней подряд до этого, уставился на небольшую светло-серую отметину на бледной коже. С левой стороны от груди, на ребрах виднелось невзрачное пятно причудливой формы. Что это такое сказать было трудно, ни на что конкретно оно не было похоже, хотя в нем легко можно разглядеть и чернильную кляксу, и бабочку, может, что-то ещё, он не знал наверняка. Но в чем он и был уверен, так это в том, что на боку Грейнджер красовалась такая же метка. Абсолютно идентичная, вплоть до крохотной капли над левым крылом. Это пугало. Драко медленно поднес руку к выделяющемуся участку кожи и коснулся его пальцами. Оно было тёплым, как будто намеренно нагретым, и немного пульсировало, вызывая еле заметный зуд. Опустив руку, он посмотрел на своё отражение. То, что он увидел, ему не понравилось. Тёмные круги под глазами, осунувшийся вид от недосыпа. Решив, что нужно окончательно со всем этим разобраться, уже через секунды четыре, которые понадобились, чтобы натянуть рубашку обратно, он дернул ручку двери. — Грейнджер! — рявкнул он, переступая порог её комнаты босыми ногами. — Малфой! Ты что творишь? — заверещала она, судорожно натягивая на себя простыню. Снова. Драко закрыл глаза, не из моральных побуждений, конечно же, а скорее, чтобы не издеваться над собой. Но образ влажной Грейнджер после душа теперь его точно не оставит в покое. — Грейнджер, ты уже в коконе? — Кто тебя воспитывал? Тебя не учили стучаться или хотя бы не вламываться в чужую комнату? Ты понимаешь, что такое личное пространство другого человека, что ты в конце концов не у себя дома? Поток бесполезных вопросов не прекращался и нужно было как-то его остановить. — Я открываю глаза. Так что, кто не спрятался, я не виноват! Раз, два, три. — Малфой, что ты себе позволяешь? — он замер, разглядывая капли, стекающие по шее и застывающие в районе ключиц, некоторым удавалось пробраться дальше, проникая в соблазнительную ложбинку, менее везучие оставляли потемневшие следы на белоснежной ткани, больше не продолжая свой путь. Мокрые волосы завивались тысячью кудряшек, хаотично обрамляя её лицо, выражение которого, кстати, не сулило ничего хорошего. Глаза горели адским пламенем, губы сжимались в тонкую линию, а брови хмурились, образуя неглубокую морщинку между ними, отчего хотелось разгладить ее пальцем. Он глубоко вздохнул и сквозь зубы выдавил из себя слово «прости». — Что ты сказал? — удивленно спросила Гермиона, хлопая ресницами и, наверное, даже не понимая, какое впечатление сейчас производит. — Я извинился, Грейнджер. — Но ты никогда этого не делал. Во всяком случае при мне. — Я знаю, — он чувствовал себя диковинным животным под её изучающим взглядом. Это доставляло достаточно неуютные ощущения, но он все же задал вопрос: — Ты помнишь наш последний разговор? — Ты о том, как в очередной раз скинул на меня расписание патрулирования? — ну вот, она снова вернулась в обычное состояние надоедливой занозы. — Естественно, я помню его, Малфой! И раз уж ты сам поднял эту тему, я бы хотела… — Я не об этом, Грейнджер, — резко перебил её директорский поучительный монолог Драко и уже более мягко уточнил: — Я говорю про тот раз, когда я был здесь, в твоей комнате. — Оу… Это когда мы разошлись во мнениях и… — И когда я почти увидел твою грудь. Да, я про него, — он снова не дал ей договорить. Её лицо покраснело, но она сквозь зубы произнесла: — Да, и его я помню. Но если ты опять пришёл пререкаться, то я не намерена… — О каких подсказках ты говорила? — и он вновь это сделал, в который раз прервал её. — Что? — Ты говорила, что судьба сталкивает людей, которым суждено быть вместе, помнишь? Посылает какие-то знаки, чтобы они не ошиблись. — Да, я читала об этом. А почему ты спрашиваешь? — Я… — он уже было хотел вывалить груду догадок и заставить её погрязнуть в этой ситуации наравне с ним, но вовремя передумал. — А что это может быть? Я про подсказки. — Ну, в книгах указаны разные случаи. У одних проявлялись на коже имена их половинок после принятия специального зелья, у других была ментальная связь, третьи чувствовали эмоции и боль друг друга на расстоянии, у кого-то были одинаковые… — Родимые пятна. — Да, родимые пятна, — она повторила его слова. — Откуда ты знаешь? — А сны? — проигнорировав её вопрос, он задал свой. — Сны могут указывать на пару? Её глаза распахнулись, и она испуганно сглотнула, а потом писклявым голосом пробормотала, что о подобных случаях она упоминаний не видела, и вообще, людям снятся разные вещи, иногда совсем нелепые и невероятные. Он прищурился и пытался понять, почему она так невнятно говорит об этом. И догадка посетила его незамедлительно. — Ты врешь! — Нет! Зачем мне врать? — Потому что ты бормочешь какую-то нелепицу, твои глаза бегают, а руки не могут найти себе места. Кстати, уйми их уже наконец, а то сегодня я увижу больше, чем в прошлый раз. Зардевшись, она подтянула простынь так высоко, как позволяло её положение, и бросила на него раздраженный взгляд. — Так. Говори, что тебе нужно, и выметайся отсюда вместе со своими шутками. — Мне нужно узнать, кого ты видишь во сне, Грейнджер. Она молчала, но пылающие щеки давали понять, что кто-то ей все же снится. Пауза затянулась, но ему решительно необходимо услышать её ответ. — Кто он? — Я… Малфой, я не понимаю, почему тебя это интересует, но я не буду… — Отвечай, — прикрикнул он, отчего она вздрогнула. — Да не знаю я, — так же громко сказала она, плюхнулась на кровать, стыдливо пряча лицо в ладонях. — Я никогда не вижу его лица, не узнаю его. Ясно? Еще бы! Конечно, ему было ясно. Сам-то он чуть не свихнулся от этих видений. Он облизал пересохшие губы и сделал пару шагов по направлению к девушке. — А так? — тихо и неуверенно спросил он, кончиками пальцев дотрагиваясь до её позвонков у основания шеи и чувствуя, как дрожит ее тело, как рефлекторно откликается, каким тяжёлым становится её дыхание. — Или так? — теперь он запустил руку в её волосы и аккуратно потянул, заставляя откинуть голову и посмотреть в его глаза. Ей было страшно, как и ему. Правда пугала обоих, но кроме испуга в её глазах можно было рассмотреть понимание. Она узнавала его, сдавалась. — Это был я, Грейнджер. Все это время был я. — Этого не может быть, — прошептала она, явно наслаждаясь его прикосновениями, но до последнего не желая признавать очевидное. — Ты не можешь знать… — Но я знаю, потому что здесь… — его пальцы немного сдвинули плохо поддающуюся ткань сбоку и коснулись тёмной отметины на коже. — Здесь ещё одно доказательство твоей глупой теории. Гермиона задержала дыхание, когда Драко нежно обвел её бабочку на ребрах. Она была очень теплой, прямо горела от его касаний. И он уверен, что с ним творится то же самое, потому что чувствовал не меньший жар у себя на левом боку. Хотя разряды проходили к каждому нервному окончанию. Оказывается, ему не было известно, что такое настоящее возбуждение до этого момента. — Откуда ты… — она запиналась и не могла нормально выразить все, что прокручивала у себя в голове. — У меня точно такая же, на том же месте, — он ответил на незаданный вопрос раньше, чем ей удалось его закончить. Улыбнувшись, он наклонился к её лицу так близко, почти касаясь губами, и гортанно, вибрирующим потоком звуков, шепнул: — Похоже, мы с тобой связаны и нам друг от друга никуда не деться, Гермиона.