RE

      Мы сами не понимали, почему смеемся. Нам просто было весело вместе, если даже вместо слов звучали одни лишь глупости. Твой смех был таким глубоким, бархатистым. Ты словно направляла его внутрь себя, а не выдыхала , как другие. Свой я не осознавала, но, наверное, он, как и все во мне, был резким и звонким.       Причиной тому был не алкоголь и не очередное счастливое спасение чьей-нибудь жизни. Мы правда были забавными сами по себе, просто потому, что я – Эмма Свон, любительница плоских пошловатых шуточек, а ты – Реджина Миллс – самая изысканная, но смешливая женщина на свете.       Стоял май. То время, когда температура воздуха идеально сочетается с температурой внутреннего настроя, когда легкий ветер не раздражает, а листва такая яркая, будто на нее наложили какой-то киношный фильтр. Мы сидели на скамейке, наши руки свободно двигались, то и дело касаясь коленей друг друга. И мы были счастливы.       В один из дней я предложила тебе пробежаться по пляжу. Мы стянули обувь, оставив ее где-то под причалом. Сначала ты бежала, словно смущаясь. Тогда я ускорилась, позволяя тебе раскрыться так же. И мы практически полетели. Прохладно-мокрый песок разлетался в стороны, мы улыбались друг другу, океану, по-утреннему чистому небу. После пробежки ты поправила мои волосы, которые торчали во все стороны, и это было так естественно, уютно.       За теплой весной последовало одуряюще-жаркое лето. Все сидели по домам, наслаждаясь искусственной прохладой кондиционеров, и мы с тобой тоже. Генри в лагере, улицы пустые, на нас никто не нападает. Ты стянула из моего шкафа белую майку, натягивая ее на свое тело. Она была немного мала, так что кремовый кружевной лифчик предстал мне во всей своей красе. Мы обе поместились в большом пыльном кресле прямо перед вентилятором, и тихо перешептывались:       «Где еще ты была?»       «Флорида. Какой зверь живет у тебя внутри?»       «Конечно же пантера. Неужели сомневалась?»       Это было так по-детски, словно нам по тринадцать лет, и на душе нет кровоточащих ран.       Осенью все преобразилось. Казалось чуть более мудрым, серьезным. На Хэллоуин ты была одета в индийское сари, с красной меткой между бровей. Я нарядилась в желтый костюм по мотивам «Убить Билла» и весь день таскала в руках японскую катану. Генри выбрал образ Посейдона, уж не знаю почему. После городского праздника мы пошли к тебе в дом, такой родной белый особняк. Там мы впервые поцеловались. Этот поцелуй не был тягучим, страстным. Мы просто соединили наши губы вместе, как два магнита, как две детали паззла. А потом еще долго-долго избегали эту тему как могли.       На Рождество я получила связанный Мери-Маргарет свитер. Он повторял свитер Рона из «Гарри Поттера», только с горчично-желтой буквой Е. Я была счастлива. Генри спел мне песенку (мда, пацан, а ведь тебе уже 15!), но, Реджина… . К коробке с твоим подарком я прикоснулась, когда заперлась в своей комнате. На дне из мягкого бордового бархата лежали две вещи, две самые прекрасные вещи в моей жизни. Первая – стальной швейцарский нож со множеством дополнительных приспособлений, о котором я рассказывала всем (наверняка с придыханием). Но другая – черный кружевной бюстгальтер, спускающийся почти до талии. Он был похож на корсеты, которые ты носила в свой злокоролевский период. Таких красивых вещей у меня никогда не было, поэтому я лишь восторженно разглядывала его, не задумываясь о посыле женщины, подарившей мне это безусловно дорогое белье.       Когда снег растаял, и апрель окончательно утвердился на своем посту, мы снова начали гулять у берега. Держась за руки, бродили по краю воды и не чувствовали холода. Иногда я находила ярко-желтые ракушки, а потом украшала ими твои безупречно мягкие волосы. Ты пела мне песни на испанском, вкладывая в них столько, что я понимала совсем незнакомый мне язык. Там и произошел наш второй поцелуй. Ты лежала на песке, уложив голову на сложенное вдвое пальто, в волосах покоились ракушки. Замерев на слове «corazón», единственное по-настоящему знакомое мне, я наклонилась и дотронулась своими сухими губами твоих. И ты улыбнулась.       После еще одиннадцати нежных поцелуев снова наступил май. Мы были на пляже. Моя левая рука была зажата в твоей, а правая ковыряла ногтем бархатную коробочку в кармане. Ты не сказала «да» тогда. Ты сказала «sí».