Точки.

Когда Луне становится скучно, она уходит. И все почему-то считают, что уход — понятие эфемерное. У Луны — счастливая жизнь. Хорошая семья — правда в последние пол года - , друзья, разговоры в скайпе, походы в кино и кафе. У Луны — бесконечная канитель смеха, уруруканья с соседней парты, передоз Фредди Меркюри и Сплин. У Луны — смятая постель, три чашки кофе залпом и новенький скетчбук — такой же, как у двух ее знакомых (и не очень). У Луны — дождливая затяжка и голос мягкий-мягкий — еще чуть-чуть и размякнет на солнце, у Луны ночные посиделки с чаем, утренние тренировки и серые футболки. У Луны — проблемы со здоровьем, ссоры с матерью, кавардак в квартире (и в голове, естественно). У Луны кое-что очень важное — воспоминания. Она рассказывает про своего отца и заявляет, что никогда не будет собирать яблоки на участке. Человек на том конце провода смеется, Луне хватает пары секунд, чтобы начать говорить о чем-то другом, потому что смех — залог успеха, а у Луны на это огромные планы. Вообще, у Луны планы на того самого человека, но об этом пока говорить не самое лучшее время, Луна не дурочка, и человек тот тоже не дурак. У Луны тринадцать трагедий из девяти, она шутит и улыбается. Человек на том конце провода говорит, что все будет хорошо, и рассказывает историю о своей бабушке. Луна смеется и спрашивает, что будет потом, как будто бредни о малознакомых людях имеют какое-то значение, как будто что-то громкое — и не громко вовсе, как будто разговаривая правду не сыщешь. Человек на том конце провода отвечает и говорит-говорит-говорит. Луна лежит на кровати, вслушивается в раскаты его голоса и словно ничего и не было, словно четыре дня — не такой уж и большой срок, словно электрички больше не ходят в Абрамцево, словно заговорить — и слечь замертво, как разломленные головешки. Луна плачет, хоть никто об этом не знает. Луна рассуждает по ночам, потому что включенный планшет — однозначно скайп, потому что если холод, то перчатки без пальцев, сердце без аорты, губы, как слои асфальта. Потому что если что-то меньшее, то слишком, а если большее — до поры до времени. Потому что двойная «Ф» — символизм, а двойная «а» — бред собачий. Потому что разговоры о никудышных родителях — норма, рассказы о неприятном тренере — обычное явление, выпрашивание камеры — занудство и нелепость. Потому что если умирать, то только под двойное «Ф». Ведь ночи вместе — не просто так, горечь от улыбок, на самом деле сахар, кровь из носа — дрянной характер, а не сосуды. Ведь первое «ты мне не интересна» — начало, а последнее — бесконечность. У Луны — тысяча оправданий, подпаленные нефриты, отсутствие завтрака и присутствие вины, Луна — худшее, безапелляционно наихудшее, что только можно вообразить. Луна — красивая аватарка, обувь тридцать восьмого и загаженная душа. Луна давно не светит. И светила ли? У Луны, собственно, нет выбора. Прощаться — худшее, но Луна тоже, сбой в механизмах, ошибка реализации. Луна прощается, потому что это правильно, а не потому что необходимо. Человек на том конце провода хочет решить проблему, но не понимает, что проблема — что-то живое. Что-то дышащее. Луна ничего не решает. Люди что, кубики рубики? Луна признает, что темнее всего перед рассветом, потому что двойная жизнь — хрень собачья, потому что дом — помещение, а не запах ее духов, потому что грустить — смеяться, а прощаться — здесь и сейчас. Потому что несмотря не на что человек на том конце провода — первый, потому что разлюбить — оборвать телефонные провода, потому что отмена ВК — не главная проблема человечества. Луна отпускает. Ведь так легче? Потому что это — единственное, потому что отпустить — это погаснуть, а Луна не светит уже давно. Потому что для Луны прощания — привычное явление. Потому что Луна плачет. Но улыбается.