Анахор

      Рассказ мой стоит начать с описания Его. Если Он и был человеком, то как минимум Человеком, не меньше. Никто не мог с точностью назвать Его возраст, сам говорил Он сейчас мало, скорее и не помнил, а в округе толком никого не было. В лесах, средь зарослей зелени, в которой путались мелкие безликие ростки с мощными стволами вековых деревьев, не особо много соседей. Но те, кто знали Его с молодости, уже давно отдали концы, поэтому я смею предположить, что Ему было за сотню. Борода, бывшая когда-то угольно-черной, как и длинные волосы, сделалась грязно-белого цвета. Даже на моей памяти она была уже с проседью, еще при первой нашей встрече, с которой минуло Бог весть сколько лет. Нос Его, носивший в себе смутные отпечатки бывшей строгости и прямоты, что так ценится в аристократской внешности, теперь выглядит обрюзгшим, невыразительным, да и вообще теряется в усах, которые неясно переходят в бороду. Шутка ли, разобраться усы ль переходят в бороду, переходят ли вообще или для этого Человека не писаны закономерности расположения растительности на лице, до того она стала однородной по структуре и цвету. Глаза Его – самая примечательная вещь в старой хижине. С первого взгляда никто и не заметит Его глаз, на них спадают желтовато-белые длинные, неуклюже вьющиеся брови, их железно оберегают морщинистые, неровные веки. Лишь ресницы, как знатные предатели, выжглись временем. Да и сам Он все чаще думал или дремал теперь с закрытыми глазами, все чаще сам же прятал их от наружности. Не изнеженный гордостью человек, присевший пред Его креслом на колени и трепетно заглянувший в Его лицо откуда-то снизу, все же мог увидеть Его глаза. Были они невероятно ясными, яркими, будто только вышли из-под недавно изготовленных красок художника, и невероятно малы, словно некий злодей хотел стереть их с лица Земли, но справился не до конца. Несли они непередаваемую энергетику, которую совестно мне назвать силой, ибо в слове «сила» прячется некая грубость и глупость, а я же чувствовал лишь солнечное щекотание, уверенное и спокойное, глядя в них, причем скорее в прямом смысле, ежели в переносном.       Живет Он, как упоминалось, в маленькой хижине, посреди огромного леса смешанного возраста. Массивная крыша хижины собрана из грубо обработанных и непохожих стволов деревьев. Низкие стены сооружены из обломанных кирпичей, разных по форме камней, кое-где даже бревен и в целом выглядят неаккуратно и неустойчиво, щели обильно заполнены соломой и мхом. Меня всегда восхищал размер вложенной кропотливости в постройку этих стен, ведь практически невозможно собрать что-то цельное из таких разных и несочетаемых материалов. Жилище это без окон, но дверь имеется, грубая, выточенная из цельного куска древесины. От нее разрастается небольшое крылечко из досок, сияющих на фоне хижины новизной, привезенных мною же совсем недавно. А сам Он восседает на необъятном кресле-качалке в самом уголочке крыльца. Где-то поблизости, несомненно, ошивается Голуба – девка лет девятнадцати, неизвестно откуда взявшаяся и исправно помогающая Ему. Голуба занималась готовкой и небольшим садиком позади хижины. Но часто её можно было застать за выхаживанием всякого заболевшего зверья, заботой о лесных деревьях, да иногда за серьезной думой, ей одной понятной. А вообще, Голуба веселая и жизнерадостная, отзывчивая и живая, выглядела белой вороной на фоне поляны, деревьев и старика.       С внешним миром эти двое никак не сообщались и я, по доброте душевной, иногда помогал им. И вот однажды ехал я из города, везя в телеге кое-какое продовольствие в хижину. Конь мой неважный – старая, вредная кляча. Топать нам с ним нужно было не меньше сотни верст, а это не один день дороги. На пути встречается лишь одна деревенька, в ней мы по обычаю брали ночлег. За нею же вскоре начинался и сам лес. Большая часть пути – по трудной, петляющей средь стволов, лесной тропинке, протоптанной нами и нашей телегой. Тут делали мы много привалов, чтобы лошадка моя не сложила копыта раньше срока, поэтому дорога растягивалась на еще более длительное время.       И вот, наконец, мелькает брешью в стволах знакомая поляна. Она совсем крохотная, почти полностью заполненная хижиной да садом. Подъезжаем, я распрягаю свою клячу, издали ко мне уже спешит Голуба. Она обычно разбирает привезенное продовольствие и подчиняет его здешнему распорядку, растаскивая по местам. При виде Голубы меня привычно окатило волной её невероятного жизнелюбия, задорности и беспечности. Обменявшись с ней любезностями, неспешно направляюсь к Нему.       «Здравствуй» - говорю нарочито тихо, стараясь заставить свой голос чуть шелестеть. Старик приподнял голову, а затем вновь основательно укутался в свой панцирь. Ну что ж, это вполне себе привычная картина и, уверяю вас, Он и не хотел как-то задеть или обидеть меня. Я уже упоминал, что говорил Он мало, да и, как узнал я позже, ему и не надобно говорить. Вообще. Хотя изредка (очень редко) старик и пускался в монологи, тогда это можно было сравнить с алмазным дождем. Похоже, сегодня был именно этот день. Я чувствовал это буквально нутром. А когда старик мельком глянул на меня, я наученным взглядом легко выцепил изменчивый цвет его глаз. Сегодня они были бирюзовые, а в прошлый раз черными. Это значило, оказывается, что в теле Его бушует противоречие. Оно и видно, по всей Земле разгорелись ужасные войны. Но Он молчал долгое время и все смаковал и пережевывал свои мысли. Моя кляча уже успела умять чуть не стог сена, а Он все собирался с духом. И вот из угла крыльца послышалось тихое кряхтение. Видимо, мысль была приведена в нужный вид. Старик начал приподнимать голову. Мне даже показалось, что суставы его заскрипели, словно петли старой двери. Я торопливыми шагами приблизился и уселся поудобнее пред стариковским креслом. Он разжал челюсть несколько раз, разминая суставы после долгого покоя, а затем начал свое повествование. Вот так вот без вступления, сразу к сути. Его рассказ был несвязен и очень долог. Часто старик останавливался и тянуче жевал мысль. Трудно мне было выслушать и понять Его. Вытягивать суть рассказа пришлось самостоятельно. Но вот она, история, описывающая события, которые были больше всего того глобального, что может выдумать человек.

***

      И всё же старик, который сидел предо мною, вовсе не был человеком. Он… лишь сгусток энергии, если это можно так назвать или что-то иное, чему люди названия еще не дали. Имя Его – Анахор. Изначально, столетия назад, был Он самим злом, хаосом и раздором. Где бы он ни появлялся – разгорались войны. Люди, как помешанные, теряли все человечное, что у них было. Они до того заражались Его разрушительной энергией, что готовы были вцепиться зубами в глотку ближнего своего, убивать ради убийства, сквернословить и доносить… Анахор небрежно расплескивал войны по миру, отнимал у людей души и сжирал их, превращал людей в набитых оружием зверей. Излучал он неподъемную, невыносимую, черную, дурманящую сильных и убивающую слабых энергию. Он представлял собой густую ее концентрацию, безобразную, всепроникающую и всемогущую. Эта энергия могла разрушать галактики и чередой случайностей рождать из хаоса новые.       Была у Анахора и полярность, имя его Бонум. Бонум был прекрасен той особой красотой, которую только может излучать сгусток слишком слащавого добра и справедливости, что никак не смогли бы существовать в мире людей в виду своей невероятной концентрации… Бонум появлялся на Земле гораздо реже, лишь когда развлечения его диаметральности переходили мыслимые границы и нависала проблема исчезновения всего живого, существующего и собирающегося существовать. Тогда Бонум появлялся, и лишь немного ему удавалось нейтрализовать Анахора, превосходящего его в силе и успевшего уже превратить округу в свою обитель, пропитав ее собою. Анахор был до того злом, что даже Бонум – истинное добро – мечтал изничтожить его любыми мыслимыми способами…       Бонум был уверен, что большая часть энергии врага его впиталась, как влага и налипла обрывками, как мед, на волосы Анахора. Они были цвета огня и заката, обладали буйностью травы и длиной речных лент. О, как мечтал он украсть эти волосы! Ослабить врага, вырвав их с корнем, а затем искоренить его, потерявшего преимущество.       Однажды Анахор, изничтожив все живое в округе, решает покинуть наскучившее место, отправиться на другой материк, еще чистый, лишь немного колеблющийся. Войны, страх и болезнь на нем не поселились еще. Вот она! Вот она возможность! Материк девственен, не пропитан Анахором, не его обитель! Бонум отправляется следом.       Анахор навис над едва рожденным полем битвы, словно небо. Война. Каждый другому враг. Всё в окружении действующих пожаров. В этом аду слышны вопли ярости, боли, агонии… Анахор наблюдает. С отцовской нежностью подкручивает угасающие битвы, он пленен своею одержимостью. Бонум нашел его, он решителен, ему необходимо воспользоваться шансом… Он огибает поле и стремится к цели. Приближается так близко, что чувствует неподъемную силу своей полярности, столь увлеченной и столь невнимательной. Он убьет Анахора, сейчас убьет. Но… может ли добро существовать без зла? Оно станет не добро вовсе. Что такое добро, если зла нет? Весы дисгармонии лишь пригнут свою другую чашу. Также, до упора вниз. Человек в мире слащавого добра и справедливости не выживет. Это как дать ему руки и устроить все так, что они не понадобятся. Созданный с иммунитетом к миру со злом, человек не перестроится мигом, иммунитет задавит его, как удавка. Бонум замешкался. Он поддался этому течению противоречий в его голове и развернулся, чтобы уйти и спасти нечто большее.       Но нет. Что-то словно по щелчку выключило его сознание, Бонум обмяк, его тело сгустками энергии стекает на землю. Что-то холодное копалось в нем своими грязными, мерзкими пальцами. Это что-то проникло сквозь оболочку его и тянулось, разрывая поля энергии, к сути его, к сердцу. Достигнув цели, руки прокрутили его сердце прямо внутри пару раз, разорвав связи со всем нутром, а затем резко и грубо вырвали его в наружность. То был Анахор, воспользовавшийся слабостью Бонума. И это Анахор сидел сейчас и с наслаждением пожирал клубки энергии, противоположной ему. Он глотал без отвращения то, что должно было вызывать в нем страх и то, что являлось ядром всего хорошего на планете – сердце Бонума. Его. Больше. Нет. Анахор пожирает труп, уже доедает его, сам не понимая того, что он делает. В попытке стереть Бонума с лица Земли, он упускает одну важную вещь.       Анахор – единственный правитель, радости нет предела. Хоть она и картонная, без эмоций. Проходит время. Но войны все явственнее затихают, как бы Анахор не крутил свои шестеренки. Медленно он понимал, что навсегда отравил себя энергией Бонума и навсегда лишился своей. Анахору было трудно смириться. Но он получил нечто среднее, называемое людьми равновесием, и был ужасно зол. Он стал слаб и не мог покинуть Землю. Он потерял власть и мощь, превратился в сувенир. Тот самый, который стоит на полке, забытый и пыльный, но выбросить его нельзя – полка слетит с петель. Анахор – гармония. Без его присутствия мир рухнет, история пойдет по кругу заново. Снова, по накатанной… И вот он ушел жить в леса, приобрел облик человека, бонусом принявши слабость. Сейчас же тело его стало совсем уязвимо из-за старости - тонкие стены оболочки, никчемная энергия. Добро пытается вырваться наружу, нарушая гармонию. Отсюда и войны, отсюда и его внутреннее беспокойство. Анахор рушится. Равновение стареет и исчерпывает себя. Так естественна ли гармония для человечества?       Про Голубу Он не говорил много. Объяснил лишь, что она своею силою Хранителя Леса помогла ему спрятаться ото всех за стеной из верных стражников - деревьев.

***

      Рассказ очень впечатлил и напугал меня. Мне было трудно во всё это поверить. Удивительно, что мое случайное знакомство с Анахором, тогда еще достаточно молодым, с виду обычным человеком приятной наружности и доброго нрава могло потянуть за собой столь опасную дружбу.       В моей голове эта история не укладывается! Ведь человек – царь, властитель планеты, он не может быть марионеткой в игре высших сущностей… Человек – царь! Царь?..       Нет, не так. Я думаю, людям не стоит забивать голову проблемами вечной борьбы полярных энергий, это для нас тяжелая ноша. Легче подчиняться их велениям, подливать масла в огонь работой простых инстинктов и влачить свою жизнь как звери. Или… Ох, я запутался.       Для моего знакомца Анахора, вестимо, вся эта история была грузом. И сейчас он сбросил часть его на меня. А я на вас…       В общем, в тот же день я запряг свою лошадь и уехал из хижины. Более я туда не возвращался.