Иногда спасителю тоже нужен спаситель...

За окном гремит битва. Всполохи огня отражаются тусклым светом на стенах. Их тени пляшут на мебели, шторах, отражаются в запыленном старом зеркале. Но она не боится. Она привыкла. И лишь мысль об одном существе заставляет её сердце болезненно сжаться.

      Его губы страдальчески кривятся, он до боли впивается ногтями в старый потресканный дерматин кушетки. Что-то ледяное сжимает грудь, вгрызается в каждую клеточку тела, не позволяя дать волю горячим слезам. Боль пульсирует ниже колена, волной разливается по телу. Ему страшно. «Я умираю…» — эта мысль набатом бьет в сознании, и с каждым новым таким ударом мужчину сильнее затягивает в пучину скользкого страха.       Анемичный, мелко дрожащий от страха и перевозбуждения и такой чужой, сейчас он меньше всего похож на Доктора, но как никогда нуждается в своей легенде.       Маленькая горячая ручка дотрагивается до его плеча. Саала неодобрительно морщит носик: Доктор бледен и холоден, как труп. А не умер ли уже? Она вздыхает и снова послушно меняет компресс, поправляет повязку, насквозь пропитанную кровью, и садится на прежнее место.       Она напряженно перебирает бахрому на своём теплом шерстяном платке, вздрагивая каждый раз, когда новый приступ боли заставляет мужчину корчиться и извиваться на кушетке. Длинные тонкие пальцы сминают простыню, он стонет и воет от боли, не переставая бормотать, что только он сможет разобраться с этой чертовой цунами-змеей. — Тише, тише, — сквозь слёзы успокаивает его Саала, — все будет хорошо, — вот только она ни черта не верит.       Их любимый, такой смешной, задорный и храбрый Доктор всегда так отчаянно защищал Рождество. А сейчас он сам нуждался в их помощи. В её помощи.       Саалу трясет.       Ей всего шестнадцать. Она только-только начала обучаться врачебному искусству. Как, как глупая девчонка может ему помочь?       Линдервуд с детства, с того дня, когда киберлюди устроили здесь настоящую бойню, не видела настолько тяжелых ранений: левая нога пришельца ниже колена превратилась в кровавое месиво, чудом удерживаемое на коленном суставе несколькими уцелевшими сухожилиями. Но тётушки и старших, знающих толк в таких ранах, рядом нет. Все они там, на поле битвы. Сражаются за Рождество… и за Доктора.       Рыжая утирает слёзы и осторожно опускается на пол рядом с кушеткой. — Доктор? — Тихо зовет она. — Д-да? — Галлифреец с ужасом слышит собственный охрипший голос, вырвавший его из беспокойного сна. Он почти ощущает, как медленно бьётся одно из сердец, как жизнь вытекает из тела вместе с тоненькими струйками крови и расплывается безобразными коричневыми пятнами по белым простыням. Перед глазами все плывет, но он послушно поворачивает голову в сторону девушки, позвавшей его. И слабо улыбается, уловив в её образе что-то знакомое и до жути родное. — Эми… Амелия Понд? Неужели это ты? — Да, Доктор, — горячо кивает Саала. Господи, сколько боли и надежды она видит в этих зеленых и самых старых во Вселенной глазах! Пусть так. Если ему от этого будет действительно легче, то он может называть её хоть Альбертом. Она не обидится, — это Эми. И я хочу помочь.       Она встает. Рука уверенно тянется к стеклянному столику, на котором лежат подготовленные тетушкой инструменты. Медлить больше нельзя — Саала не глупая, она понимает, что тетушка больше не вернется.       «Сейчас или никогда»       Она уже видела однажды, как тетушка делала это… в тот день, когда киберлюди устроили здесь настоящую бойню. Доктор спас её тогда. И сейчас настал ее черед. — Придется немного потерпеть, Доктор, — тихо произносит она, пытаясь унять дрожь в руках. В голове всплывает жуткая байка про то, как ампутированную руку Оттова в голодный год скормили снежным псам. Но Саала тут же отбрасывает эту мысль.       Холодное железо впивается в развороченную плоть, и истошный крик жутким эхом отзывается шуму битвы.