Ах, я уже не верила, не надеялась, Не гадала на любовь. Но что-то ветром с берега Мне навеяло, и моя взыграла кровь. За что - не знаю, опять страдаю, Опять мечтаю о тебе, о тебе. За что мне это, я жду ответа, Как лучик света ты в моей судьбе. Алмаз этих бесценных глаз, Как музыка в стиле джаз, В них столько страсти и огня. Алмаз твоих драгоценных глаз, И грани его сейчас Играют соло для меня. Я глаз таких не видела, И не думала, не гадала о любви. Весь мир вокруг обидела, Ведь отбила я у подруг глаза твои. А я и рада, так им и надо, С чужого сада не бери, не бери. Моя отрада, моя награда, Дороже клада мне глаза твои. Алмаз этих бесценных глаз, Как музыка в стиле джаз, В них столько страсти и огня. Алмаз твоих драгоценных глаз, И грани его сейчас Играют соло для меня. Из песни Алисы Мон
– И что же ты читала этим напыщенным столичным индюкам? – спрашивает Гейл, легонько целуя меня в ту самую точку под ухом, от прикосновения к которой у меня мозг начинает плавиться, а все более или менее приличные мысли напрочь вылетают из головы. – Как обычно, – отвечаю я, чмокая его нос и мягко освобождаясь из крепкого кольца объятий. – Кое-что из старого, кое-что из нового. – Кое-что из старого? – настороженный взгляд серых глаз заставляет меня улыбнуться. – Ну, – театрально хлопаю ресницами, – одна гротескного вида дама попросила меня прочесть любимое стихотворение полковника Хоторна. – Надеюсь, у тебя хватило ума сказать, что твой муж – чурбан неотесанный, который совершенно не интересуется творчеством жены. – Нет, – прикусываю губу. – Выбрала вот это:Я проснулась сегодня рано От удушья, от страшной жары. Вспомнив нежную грусть ресторана, Я туда посмотрела, где ты, Все такой же родной и милый. Ты мне нужен как воздух земной! Серафим иногда шестикрылый, Человек, но демон порой. Всем супругам бывает сложно, Плачу я, проклиная судьбу, Только жить без любви невозможно, От тебя никогда не уйду! Говорят, что есть счастье такое, От которого хочется петь, Мне не нужно веселье пустое, Я могу за тебя умереть. Я проснулась сегодня раньше От удушья, от страшной жары. В нашем счастье есть все, кроме фальши. В моем счастье есть дети и ты!
– Неожиданно, – ловкие пальцы слегка приподнимают меня за подбородок и заставляют заглянуть в серые глаза. – Помнится, ты написала его спустя пару месяцев после рождения близнецов. – Ага, – ухмыляюсь я, – тогда они лежали в кроватке и мирно посасывали соски. Иногда мне не верится, что им уже по четырнадцать лет. Ночуют у друзей, катаются на велосипеде, отстаивают свое мнение и бессовестно взрослеют день ото дня. – Сколько себя помню: в семье всегда были дети. Что будет, когда они окончательно вырастут? – Думаю, кризис опустевшего гнезда нам грозит нескоро, – переплетаю его пальцы со своими. – Девятилетнему Терри долго будет нужна нянька. – Хочешь сказать, что когда он отпразднует свое совершеннолетие, мы вполне дождемся племянников от Пози? – Не начинай, – строго говорю я. – Твоей сестре всего лишь двадцать один год. – Ей давно пора замуж, – упорствует Гейл. – Ты, мама, Китнисс, миссис Эвердин, Сэй да даже Прим – все знакомые ей женщины к этому возрасту обзавелись семьями. – Она делает карьеру. Учить современных детей – дорогого стоит. – На нас проверено: брак – карьере не помеха. – Чего ты вечно к ней цепляешься? – не унимаюсь я. – Вику почти двадцать восемь, а он занят только своими научными проектами, и ему слово никто не говорит. – Вик – самый молодой доктор наук в Панеме. – Это дискриминация по половому признаку, – парирую я. – Ну, давай, скажи, что я ужасный человек! – Не дождешься! – И как будет называться новый сборник? – вдруг резко меняет тему мой любимый Охотник. – «Записки лесной феи». – Многообещающе, – облизывает пересохшие губы, а я не могу удержаться от улыбки. – Эта книга точно сотрет в порошок образ, которым я... – Папочка! – раздается звонкий голосок из темного коридора, и в ту же секунду на Гейла набрасывается совсем еще юная, тонкая как струна, темноволосая, сероглазая девушка. – Я так скучала! – Мэйсили! – Хоторн встает с дивана и прижимает к груди дочь. – Мы не виделись всего два дня. – Целых два дня! – тараторит девочка, и я замечаю, как фарфорово-белая кожа, доставшаяся ей от меня, покрывается легким румянцем. В свои четырнадцать она уже очень хорошенькая, куда красивее меня в этом возрасте. Что будет дальше? – Ты специально выехал в Дистрикт-12 раньше нас, чтобы побыть с Мелларками! А когда мы приехали, то не застали тебя дома – пришлось прогуляться по городу. – Ну, и какие новости? – полушутливо спрашивает отец. – И где оставила братьев? – Деревня Победителей на том же месте. Джаред и Терри катаются на коньках, – опускает глаза вниз и покусывает губы. – Пойдем в лес? – В лес? В начале февраля? Когда уже начало смеркаться и подмораживает? – делает вид, что раздумывает. – Разумеется, пойдем! Звони мальчишкам. – Мэйсили – любимица Гейла. Он ни в чем не может отказать этой девчонке. Больше я не провожу параллелей. Отцы до безумия любят дочек. – Да, ну их! Заберем по дороге. Мамочка, – обращается ко мне, – ты не видела «Грозовой перевал»? – Он в тумбочке. – Прекрасно, – одаривает нас улыбкой. – Я залью горячий чай в термос и нарежу бутербродов. Выходим через пятнадцать минут. – Есть, мэм, – Гейл привычным жестом прикладывает пальцы к виску, делая вид, что отдает воинское приветствие, а наша малышка хихикает. – Не стоит тебе читать столько романов, Мэйси, – через некоторое время строгим тоном добавляет он. – Это еще почему? – ощетинивается девочка. – Голова болеть будет, и зрение ухудшится. Будешь носить очки прямо как дядя Вик. – Мама же читает, – пожимает плечами дочка. – И безо всяких очков. Ладно, я быстро. Люблю своего самого лучшего в мире папу, – скрывается в дверях коридора. Память невольно рисует в голове образ степенного мэра Андерси и его мечтательной дочери Мадж. Мне ли не знать, чего боится Гейл. Его пугают истории о любви, которыми ночами зачитывается юная мисс Хоторн. Слишком много неправды. Красивый сюжет с обязательным счастливым концом. Порою Мэйсили верит им гораздо больше, чем своим родителям. Так хочется, чтобы она была похожа на Прим, добрую и не по годам рассудительную девочку, какой та была в свои тринадцать-четырнадцать лет, но упрямая и ласковая Мэйси становится подобной мне. Ее мягкая романтичная натура не практична ни на грамм. Страшно, так страшно, что однажды она не сможет отличить художественный вымысел от суровой правды жизни… – По, крайней мере, Мэйсили будет любить меня при любых обстоятельствах, – тяжело вздохнув, произносит Гейл и устремляет взгляд куда-то в сторону. – Рута так и не позвонила? – И не позвонит, – слишком суровый ответ. Старая рана опять начала кровоточить. – Гейл, она только вчера узнала, – касаюсь его руки. – Пройдет время, и девочка успокоится. – Нет. Хотя ее и вырастил Мелларк, в жилах Руты течет моя кровь. Наша с Китнисс дочь так быстро не сдастся. Знаешь, какими были ее последние слова, когда она убежала, хлопнув дверью? Сказала, что ненавидит и меня, и мать, и Пита. – Любая ненависть проходит. Когда-то я тоже ненавидела всех на свете. – Предлагаешь мне умереть, чтобы она вдруг поняла, кого потеряла. – Даже не смей шутить так, – прижимаюсь к его груди. – Все образуется: мы и не такое проходили. – Ладно, пойду собираться. Ты с нами? – Пожалуй, сегодня останусь дома. Протру пыль. – Тогда пусть удача будет на твоей стороне! – наклоняется и целует в щеку. – Мы на пару часов. В коридоре падает вешалка. Слышу, как муж надевает ботинки, а Мэйсили, стрекоча словно кузнечик, рассказывает ему что-то забавное. Секунда, и дверь захлопывается. Ушли… Конечно, сейчас Гейлу совсем не обязательно охотиться от зари до зари, чтобы прокормить свою семью: денег хватает с избытком, но даже спустя столько лет его как будто магнитом тянет в лес Двенадцатого. Наверное, Охотник находит в нем особые покой и умиротворение. Гейл любит тишину лесной чащи, и он привил эту любовь нашим детям. Теперь все по-другому. Теперь мы живем, а не выживаем. Не крутимся в колесе жизни: можем остановиться и насладиться, прочувствовать каждый момент. Жестокая и мрачная эпоха, просуществовавшая семьдесят пять лет, давно канула в лету. На смену ей пришла другая – светлая и счастливая. В дистриктах больше никто и никогда не умрет от голода и мучительных пыток, которыми так щедро баловали жителей «ответственные» миротворцы. Голодные игры закончились навсегда. Больше ни одна мать не проснется от ужасного кошмара, связанного с кровавыми состязаниями, в двенадцатый день рождения своего ребенка. Гейл боролся не напрасно. Он и такие же, как он, построили новый мир, подарили Панему другую жизнь. Жизнь без страха. Жизнь, полную надежд для Руты, Мэйсили, Джареда, Терри и еще нескольких тысяч детей, которые родились за пятнадцать лет без «раскаяния и скорби». Но старое время не сотрется из нашего сознания никогда. Каждый зрелый житель Панема расскажет о прежнем укладе жизни своим детям и внукам, дабы страшная история не повторилась вновь. Каждое имя ребенка несет особый смысл. Мэйсили. Так звали мою тетю, которая погибла во время Второй Квартальной бойни в возрасте шестнадцати лет. Джаред. Отец Гейла, с которым мне не посчастливилось познакомиться. Человек, что погиб в шахте во славу Капитолия. Терри. Мальчик, который опустил мою руку в день последней Жатвы и спас меня от Голодных Игр. Память о них будет жить вечно, в наших сердцах, детях и внуках, и она окажется куда действенней, чем мемориал на площади. Да, я видела его, и этот кусок гранита не впечатлил меня. Каким бы красивым не был камень, он остается камнем: бездушным и молчаливым. Я с юности была против памятников, завернутых в эффектную упаковку. Однако время от времени я прихожу к монументу, точно также как посещаю братскую могилу на Луговине… Нет. Нет. Мы по-прежнему живем во Втором. Правда, пять лет назад Гейл приобрел небольшой домик в Двенадцатом, куда мы каждый год всей семьей приезжаем на пару месяцев в отпуск. На две недели в конце января и на оставшиеся дни летом. Мне нравится возвращаться на свою малую Родину, и хотя Дистрикт-12 неоднократно отстраивался и перестраивался, он все равно смог сохранить в себе какую-то самобытную оригинальность, которую я не смогла отыскать ни во Втором, ни в Капитолии. Например, нигде в другом месте, кроме моего родного дистрикта, не найти иссиня-черного небосклона, заполненного тысячами ярчайших крапинок. Истинная драгоценность – наблюдать бескрайнее небо и миллионы сверкающих звезд. Вероятно, огни больших городов заслоняют сияние небесных светил, потому что в нашей каменной коробке звезды не разглядеть даже в самую морозную зимнюю ночь. И снег – пушистый и белый, правда, раньше таким он был только в городе, а в Шлаке смешивался с угольной пылью, которая подчас вырисовывала на высоких сугробах причудливые картины. В Дистрикте-2 «природное серебро» исчезает моментально. Чтобы лед не мешал проезжающим машинам, дороги посыпают смесью соли и каких-то непонятных химических веществ. От них снег превращается в густую серую кашу, а носки самых черных сапожек становятся белыми… Временами я бесконечно сильно скучаю по Двенадцатому и всегда с радостью возвращаюсь на Родину. Здесь я люблю все: от умиротворяющей тишины до вида из окон нашего дома, который сегодня существенно подводит. Подхожу к раме и присматриваюсь. На занесенной снегом скамейке сидит молоденькая девушка. На вид ей не больше пятнадцати, но обреченный взгляд синих глаз делает ее в разы старше. Темная коса перекинута через правое плечо. Даже шапку не надела. Болоньевая куртка цвета «индиго» вряд ли хорошо греет. Говорила ведь Гейлу, что эта вещь не подойдет для морозов Дистрикта-12. Вон как подергиваются худенькие плечики. Замерзла или плачет? Накидываю пальто, обвязываюсь шарфом и, застегнув сапоги на босу ногу, выбегаю на улицу. Так и есть. Беглянка – вылитая Китнисс в день проклятой Жатвы, изменившей все. Такая же, разве что ростом повыше да с голубыми глазами. – Дядя Гейл дома? – спрашивает она, едва завидев меня. – Ушел в лес, – замечаю, как раскраснелась ее кожа. Нет ни перчаток, ни варежек. – Приди ты на пять минут раньше, – молчит и отворачивается. – Слушай, Рута, пойдем-ка в дом. Ты замерзла. Напою тебя чаем с малиной, а то, если заболеешь, твой отец голову с меня снимет. – Какой из? – понуро задает вопрос она. – Да оба, – делать нечего – присаживаюсь рядом с девочкой и, стянув с себя шарф, набрасываю ей на голову. – Так, по крайней мере, ты отит не заработаешь. – Да какая уж теперь разница? – произносит она, но шарф все-таки не снимает. – Знаешь, оказывается я – ошибка юности Победительницы Семьдесят четвертых Голодных игр – Китнисс Эвердин и Героя революции – Гейла Хоторна. – Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боль. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. Судить всегда легко. Твоей маме было столько же, сколько сейчас тебе, когда она стала добровольцем, а до этого еще и успела потерять отца, испытала на себе, что такое голод и лишения. Ты даже не представляешь, сколько раз на арене она была на волосок от смерти, а потом ради Прим, миссис Эвердин и человека, которого ты зовешь дядей Гейлом, ей пришлось играть и притворяться. – Думаешь, она любила его? – Думаю, она боялась полюбить, потому что не вынесла бы еще одной потери. И в тот день, когда президент Сноу объявил условия Третьей Квартальной Бойни, она сломалась, а Гейл всегда ждал ее. Но ты не можешь быть ошибкой: ты стала спасительницей матери и того, кого всегда называла отцом. Возможно, ты спасла весь Панем. – Ты знала с самого начала? – Не с самого, но я догадалась достаточно быстро, хотя долгое время гнала от себя эти мысли. Убедилась окончательно, случайно услышав разговор твоих родителей. В тот вечер я возненавидела их обоих, прямо как ты сейчас. Проклинала и желала им смерти. – Ты? – Рута качает головой. – Никогда не поверю. – С годами все меняются. Раньше я была скверной, ревнивой, завистливой, обидчивой и даже временами жестокой. Моя мама показала мне книги – моя свекровь научила меня думать. Думать, прежде чем надувать губы, злиться, плакать и действовать. – Почему они так долго скрывали правду? – взрывается девочка. – Почему? – Твоя мама решила, что так будет лучше для тебя. Она захотела защитить свою семью от лишних волнений, и Гейлу пришлось согласиться. Он безумно любил тебя, и, не смотря на то, что не мог быть с тобой каждый день, мыслями ежесекундно был рядом. Ты и без меня это знаешь. – Но как папа, – говорит она, а я прекрасно понимаю, что она имеет в виду Пита, – смог принять меня? Ведь я была живым напоминанием маминой измены. – Просто Пит Мелларк – необыкновенный человек. А об остальном тебе лучше спросить его самого. – Никак не могу решить: какой бы я стала, если бы с самого начала знала, что «папа» живет во Втором, а дома рядом с мамой находится «дядя Пит». – Никто из нас не узнает этого никогда, но ты на редкость везучая. В моей жизни встречались люди, у которых в Свидетельстве рождения в графе отец стоял прочерк, а у тебя целых два папы, каждый из которых жизни ради дочери не пожалеет. – Почему ты вышла замуж, зная все это? – Потому что любила и люблю. Знаешь что, пойдем в дом, и я расскажу тебе одну историю. – Я знаю наизусть все твои "сказки". – Нет. Эту ты не слышала. Она неизданная. О дочке мэра и охотнике, и у меня есть всего полтора часа, чтобы успеть закончить рассказ до возвращения Гейла. Комментарий от автора: Вот я и поставила долгожданную кнопку "Завершен". Почти два с половиной года автор мучила этот фанфик, бросая его и возвращаясь вновь. Спасибо всем, кто был со ной, ставил отметки, добавлял в сборники и оставлял комментарии. Локи, Анна, luckkky и gorohoWOWa35, я рада, что вы не захотели быть "невидимками, и позволили понять, что сопереживаете чувствам Мадж. Fiorry, Kat Bad, Автор Софа, Yuliya Ann, Miss__Me, Sofa Jay, ХаннаМерин, Jenna Gilbert и crekjdf, спасибо вам за развернутые отзывы, оставленные к немалому количеству глав, за предложения, гипотезы, дискуссии и за пинки, из-за которых добавлялись новые части. Karjalan Poika, прочитать отзыв, написанный мужчиной, приятно вдвойне. _persona_non_grata, Эльфийка, _friendzoneking и М__, не знаю, чтобы я делала без вас. Вы всегда поддерживали, хрустели кубиками и не позволяли унывать. Отдельное спасибо friendzoneking, что научила меня любить Гейла. Эльфийка, благодарю за то, что Вы так органично влились в нашу компанию, и с полной самоотдачей взялись за комментирование работы. persona_non_grata и М, спасибо вам за тонкий психологизм души. Очень хочется верить, что я не пропустила никого, потому что каждый из моих "активных" и "пассивных" читателей дорог мне по-особенному. Спасибо всем, кто нажал кнопочку "Жду продолжения" после главы "Воскресный папа". Наверное, никто не надеялся, что в истории появятся следующие части, поэтому я была приятно удивлена, заметив новые оценки.