Дюнкерк

Переехать границу от чужих французов к чужим бельгийцам. И их таким, казалось бы, не французским французским лицам. Переехать границу, все зная и про Фламандию, и про наречье. Переехать. Переехать быстро, собрав все силы. Но еще не граница - остановка, маршрут по Дюнкерку. И Миллс за рулем арендованного пежо, и кажется, как везде равнодушна, но, может быть там кроется и встревоженность? Ведь так мало слов общих. Слов, интересов, даже бренд плаща или тон, тон бежевого - холодного ли, теплого ли? Много тонов. И дорога через город, в котором есть и пляж, и ночь. - Миллс, почему Бельгия? - Отыщите во Франции что-то более консервативное. Отыщите, мисс Свон, только не скатывайтесь в грубость Гаскони. И Свон впивается в ее губы, в пухлые губы с застывшей ухмылкой. И вновь. И вновь, там - в мыслях, а здесь ее отбрасывает, ее вжимает скорость в сидение. Этот пляж Дюнкерка такой пустынный, что хочется для шумихи запустить туда нефти. Огромным пятном. Для шумихи и отвлеченья от мыслей, чтобы дорога никогда не заканчивалась, и их никогда не оставляли друг перед другом на звенящей ноте, казалось бы, не взаимной мысли. - Целуй ее! - стрекочет радиоприемник. - Признайся! - говорят кроны деревьев. - Ласкай ее! - подстрекает из форточки ветер. Свон оглядывается на спящего на заднем сидении сына. И целует - вновь и вновь, и давно не робко, там в мыслях. А здесь струной, как курок взведенный, лихорадочно ищет темы для разговора отвлеченного: - Меня оштрафовали за распитие алкоголя на коленях скульптуры Гарварда, - улыбается Свон. - В Бостоне? - Да. Туман молодости. - И ведь, мисс Свон, он у Вас не проходит. Еще что расскажите? - Критика не принимается? Мне это твое побережье не сдалось. И культура. И Генри, - и говорит, как врет, отодвигая данность, - "этот совместный путь...в бесконечность бы" - Вам со мной неуютно. - Как в сотню! - Свон сощуривает глаза. - О чем обычно, Миллс, с легкостью говорят проезжая по ночным городам? Романтичным до неприличия... - Этот? Романтичный? - Миллс усмехается. - Не врите. - Завязываю разговор. - Стоимость нефти здесь. Вон, - Миллс поднимает палец вверх, - нефтяной завод. - Миллс, а как с мужчинами? Ты строила бы диалог? - До или после, мисс Свон? - "До" или "после" чего? - брови взлетают вверх, и Свон вновь себя ругает за слова, за все это пространство, за согласие на дальний отпуск. Миллс только усмехается. Усмехается, но все сквозит теплотой. Свон вновь ерзает на сидении. И вновь радиоволны и распутник-ветер из форточки. И фантазии о "до" и "после". Свон молчит - все темы давно изъедены, как молью чистошерстяные свитера. У нее была такая пара, в шкафу. Свон пытается сосредоточиться на дороге, ругает себя за оплошность, за ситуацию, повлекшую наказанье страхами и молчанием, - она давно выбивала отпуск с Генри на двоих. Принесла мэру рассказы о радостях Диснейленда, моря, даже что-то открыла на просторах образовательное, для согласования с Миллс. Естественно, пыльные музеи. И мэр завизировала. Свон будто подпрыгнула, ощутив себя первый раз полноценной матерью. Подпрыгнула, но гроза подкралась неожиданно. Миллс заявила: "Я с Вами. Не обсуждается. В Бельгии пару дней, я не видела Королевский музей. И в Париж. А там каждый по своим делам". Прямых до Брюсселя не было - Париж и мили дорог за ним. Свон искала пути и выходы. И звонила Миллс, пытаясь найти компромисс, - сначала Париж, а затем никому не нужный Королевский музей. Непреклонная Миллс. Ужасающий мэрский тон, и била всегда в цель: не выдержите моей компании пару дней? Свон смолчала, как и весь длинный перелет, прокат машины, мили трассы. Ей хотелось спросить: "Зачем же тебе столь извилистый путь?". Дорога несла вперед. Шепоты радиоволн. Глубокий сон сына, давно потерянного на заднем сидении. Молчаливая Миллс и Свон. И разговор не клеился давно. - Миллс, остановимся в Дюнкерке? - Что? - Мне кажется город уютным... пляж... но, конечно, Реджина, здесь для тебя, вероятно, нет сверх меблированных комнат, в которых можно затеряться, нет консьержей... Как ты забронировала в Париже, что там, резиденцию Джорджа 5 или 6? - Защищаетесь нападением, мисс Свон? - Вовсе нет... - Раз вовсе. Ищите ночлег и утром продолжим путь. Вновь ошибка и вновь оплошность. Шикарный по меркам Свон номер. На троих. И вид на город. И Миллс с ухмылкой. Полусонный Генри. И вот уже Эмма Свон сидит в темноте номера и ждет момента принести извинения на очередную оплошность. Миллс садится на вторую ковать, подгибает под себя ноги. - Прости, Миллс, пяти звезд нет. - И четверка не твердая. Я давно видела края нашей с Вами пропасти. - Ты и не пробовала стоять на моих краях. Ограждаешь сына от переобщения со мной, верно, Миллс? От меня? И в Париже... Что ты намеривалась делать в Париже? Выходить на террасу в каком-нибудь очень себе ничего платье и возвращаться... с кем-нибудь возвращаться в твой отдельный королевский номер? - Ну... - Миллс встала во весь рост к окну, - смотрите, мисс Свон, как все просто сложилось. Справа бретелька от короткого шелка чуть спала на плечо. - Вы, наконец, задали свой вопрос. Я свой - нет. Вы хотели на пляж - едем?! - Пляж? Серьезно? - Ночь - прекрасное время суток. Для встреч. И разлук. И Свон проглатывает огромный сгусток нахлынувших чувств. Пустой пляж, ветрено. И в этом городе, напоминающем свирепостью и тишиной ее, Свон, привычный Бостонский уют, не какой-нибудь сверкающий Бикон-хилл. Совсем другой. И Миллс тащится медленно, держа за каблуки туфли. Свон поправляет рюкзак. - Что у Вас там? В рюкзаке? - Вино. - Открывайте. И приступим к моим словам. К этому долгому и извилистому пути. А теперь, Свон, молчи... Я хотела бы от Вас уйти и как можно дальше и разочароваться. "До" разочароваться, стоя на своем крае пропасти. Но мне... - Что это? - Что? - Ну, слова, Реджина? Твои слова? - Вытягиваю из себя, как вы сейчас из бутылки пробку штопором. Свон протягивает для первого глотка. Миллс пьет из горла. - Миллс? - отступать некуда и смысл туманно отдает мечтами. И шепотом ветра. - Что, если нам вместе... вместе придумать хотя бы одну достойную тему для разговора на двоих? - бровь взлетает вверх, еще глоток красного и пара шагов по песку вперед. - Я же придумала этот извилистый путь, а он в самом начале никуда не завел, как везде, нет свободы от страхов и, может быть, именно поэтому нет тем, - усмехается, - завел и только, - и Миллс соприкасается лбом со Свон. На фламандском наречье В самом не романтичном Дюнкерке На пляже темно. На пляже пустынно. Играет с волосами ветер На фламандском наречье Раздели все страхи, разбили И тела в клубок, вверх спинами Во второсортной гостинице - откровенны. На фламандском наречьи Они спутали все характеры И пространство В единство искренности... Примечания: Автор не фанат Дюнкерка, совсем. В данной истории я увидела очень бельгийскими отношения Миллс и Свон. Французско-бельгийскими характеры и поместила их именно туда. Но путь, конечно, основное)