Доброе утро

      Черт, как же я ненавижу похмелье! Этот гадкий привкус во рту и звон в ушах… Хотя я еще слабо отделался, голова почти что не болит, хорошо, что не так много пил вчера. Только вот морозит что-то, все плечи и руки мурашками покрылись, оно и понятно, поздняя осень на дворе, даже в квартире это чувствуется. Но неясно, где мое одеяло? Повернул голову налево, а там… там лежала ну просто охуительная задница, точнее обладатель этой самой идеальной попы, коей, признаюсь, я не видел за все двадцать девять лет моей жизни.       И этот индивид нагло свернул мое одеяло в эдакую сосиску и очень даже пошло закинул на нее ногу, крепко прижимая к обнаженной груди. Я прямо засмотрелся на белоснежные ягодицы, тонкую и вроде бы хрупкую спину с выступающими лопатками, смоляные густые волосы, закрывающие тонкую шейку и небрежно лежащие на плечах. Как же его зовут? Зараза, я не знаю! Нет, я не из тех, кто забывает имя своего любовника за ночь! Просто… блин, я даже его не спрашивал! Переспал с парнем, не зная его имени! М-да уж, докатился, пьянь эдакая!       Это чудо зашевелилось, и длинная шевелюра, которой он, наверняка, гордился, спала на одну сторону. И я увидел, о, ужас! У него на плече метка! Свежая такая, аккуратная метка! Моя собственная метка! Вот я дурень! Я-то помню, как ее поставил, да и, вдыхая сейчас тонкий арбузный запах с идеально гармонирующими мятными примесями моего, совершенно не жалею о содеянном, но вот омегу рядом я совсем не спрашивал и даже не уверен, что он будет рад. Я бы сказал, наоборот, он, скорее всего, расстроится.       Брюнет перевернулся на спину и застонал от боли, схватившись за, видимо, сейчас жестко страдающую голову. Наверно, он пил намного больше меня. Парень повернул голову, и на меня уставились удивительные голубые глаза, подернутые легкой дымкой после сна. Хотя нет, не голубые. Синие. Именно синие. Такие, будто смотришь в бездну океана, в воде которого играют блики летнего горячего солнца.       -М-м-м, ты кто? Что вчера было? Где я? – мой горе-любовник кое-как сел, приложив при этом море усилий, и вновь застонал, всхлипнув и схватившись за поясницу. – Т-ты, что? Изнасиловал меня? Ай! – тут он уже схватился за плечо и воззрился на меня своими удивительными очами, полными ужаса. - Метка! Боже…       И парнишка зарыдал, громко, сразу без разгона сорвавшись, наверно, на свою самую высокую ноту! Вот черт! Черт! Я подпрыгнул на кровати, хотя до этого не отрываясь смотрел на, по-моему, самого красивого омегу на свете, обнял его, прижал к груди милое личико без единого изъяна с маленькой родинкой на правой скуле и начал гладить по темноволосой голове.       -Никого я не насиловал! Ты, между прочим, сам полез! – все же попытался оправдаться я. - Ну не реви, не реви! Глупый омега! Ну не плачь, пожалуйста! Я ведь совсем не умею успокаивать таких хрупких и ранимых личностей!       -Я… я даже не помню… - громко всхлипнул. - Мой… первый раз был… был… по… по пьяни-и-и-и…       -Первый раз? Это был твой первый раз? Прости меня! Ну прости! - черт, какой же я подонок! Это, конечно, не было насилием, а даже наоборот, и ему, и мне было очень приятно, как же он стонал… Но почему же я не додумался! Ведь по чистому и свежему запаху было очевидно, что омега – самый что ни на есть невинный и непорочный девственник! А я, скотина бездушная, так взял и воспользовался пьяным, самую малость невменяемым парнем!       -Эй, парниша, сколько тебе лет? – я не знаю, почему, но мою голову посетила не самая гениальная, а также не самая замечательная, даже немного пугающая мысль.       -С-семнад…цать… - еле-еле выдавил из себя МАЛЬЧИК и вновь продолжил плакать. Именно мальчик! Я переспал с несовершеннолетним! Я, взрослый, успешный и довольно состоятельный альфа занимался любовью с мальчишкой! На самом деле была ли это вспыхнувшая с первого взгляда любовь или банальная похоть, я разберусь чуть позже, не до того сейчас.       -Вот зараза! – я сильнее сжал брюнета в объятиях, будто бы сам хотел защититься, только вот от чего? От внешнего мира? Ага, я такой испуганный, возьмите меня на ручки. – Ну, не плачь! Как мне тебя успокоить? Я рядом! Не брошу! Метку поставил, значит, не брошу, обещаю! Мальчик мой! – да уж, психолог из меня не самый хороший, сказывается полное отсутствие ласки от омег. Не считая, конечно, одноразовых парней на ночь.       -Дело не только в-в этом… я даже не помню! Абсолютно ничего не помню! Ни тебя, ни как все произошло… и как же больно… - мальчик шмыгнул носом и, наконец-то, начал успокаиваться, где-то пару минут мы сидели молча. Тишину нарушали лишь его редкие икания, но потом опять заревел. – И меня родители убью-у-ут!       Что же мне, блять, делать!? Бедный маленький омега! Вот же я свинья! Нет, конечно, его я ни за что не брошу, в этом я уверен на все сто процентов. Так что с будущим мне все более или менее понятно. Но что я должен предпринять в данную секунду? Во-первых, наверно, для начала все-таки нужно узнать его имя. Во-вторых, успокоить. В-третьих, нужно принять душ, так как и он, и я сейчас просто с ног до головы перепачканы засохшей спермой – да, это была бурная ночка! – и его сладко пахнущей смазкой. В-четвертых, связаться с его родителями… хотя, что я им скажу? «Здравствуйте, я трахнул и пометил Вашего сына!» - и такая дежурная улыбочка на лице. Бред. Ладно, с родителями разберемся позже.       -Капелька, - что? Капелька? Как-то само вырвалось. Обычно «солнышко» или «зайка», но, да, ему подходит. Именно Капелька. Я погладил его по непомеченному худому плечику. – Капелька, скажи хоть, как тебя зовут?       -В-вы не п-помните? – заикаясь и даже перестав плакать, спросил омежка. Вот же я сука.       -Прости, но ты не говорил, - наткнувшись на непонимающий взгляд, я пояснил. – Вчера все так быстро завертелось, сначала ты такой соблазнительный, потом танец и… ну, в общем, имен мы друг другу так и не сказали. Меня, например, зовут Чарльз.       -Альзак Хьюберт Макбрайд, - зачем-то назвал он полное имя, может, от растерянности. Но это имя заставило меня даже немного мысленно присвистнуть. Я, конечно, тоже далеко не самый последний человек в городе, но с его отцом, Марком Макбрайдом, может посоревноваться только… только мой отец, хотя не в том суть. Его отец – ни много ни мало, один из членов парламента нашей столицы. Нехиленько, однако.       -Капелька, пойдем, нужно помыться, хорошо? - разговариваю с ним, совсем как с маленьким, хотя, по сути, для меня он и есть маленький. Я подхватил совсем легкое тело на руки и под тихое шипение направился в ванную, по пути замечая нашу разбросанную одежду. Аккуратно открыв ногой дверь, я проскользнул в светлое помещение. На самом деле, в моей немаленькой квартире все комнаты довольно светлые, но ванная отличалась абсолютной белизной, начиная от белоснежной плитки на полах и стенах, заканчивая белой раковиной, джакузи и душевой кабиной с прозрачным стеклом.       Усадив страдающего омежку на бортик джакузи, заглянул в один из шкафчиков в поисках обезболивающего для, наверняка, гудящей головы и ноющей попы. Когда я обернулся, держа в руках стакан с водой и пару таблеток, наткнулся взглядом на смущенное личико с розовыми щечками. Сначала я ничего не понял, но буквально через пару секунд до меня дошло – и я, и парень совсем голые, а ведь до вчерашнего дня он был совсем девственником, может, даже и не целовался ни разу.       Я присел перед отводящим взгляд парнем на корточки, протягивая таблетки. Альзак безропотно принял их, все так же не встречаясь со мной глазами, и поспешно вернул стакан. Нежно поцеловав его в лоб, я немного отошел, включил душ и вернулся за немного подрагивающим парнем.       Под горячими потоками воды Капелька отвернулся к стене и только подставлялся под мои руки, намыливающие его шею, грудь, живот, пах, а потом худенькие ноги. Юноша уже не плакал, но то и дело тихонько икал, часто задерживая дыхание, хотя это абсолютно не помогало. Когда мягкой мочалкой я перешел на плечи, мне послышался тихий стон, но был ли он на самом деле, я так и не узнал, так как никаких подобных звуков больше не было. Вновь я начал опускаться вниз: лопатки, поясница, округлые ягодицы, ноги…       Когда с намыливанием было покончено, нам предстояла еще одна процедура, возможно, не самая приятная для омеги. Немного присев, я раздвинул упругие половинки, и мою взору предстала немного раскрытая и припухшая розовая дырочка. Краем глаза я увидел, как Альзак в смущении закрыл лицо обеими ладошками. Проскользнув пальцем к анусу я немного надавил, раздвигая нежные стеночки, из прохода тут же потекла моя сперма, еще с ночи оставшаяся внутри, вперемешку с остатками естественной смазки мальчишки. Молясь всем богам, я уткнулся лбом в намыленную поясницу и задался вполне серьезным вопросом.       -Альзак, когда у тебя течка? – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Нет, ребенок – это, конечно, хорошо, но не думаю, что семнадцатилетний подросток уже готов заводить детей.       -Семь дней назад закончилась, - севшим голосом ответил омежка. Я едва сдержался, чтобы не выругаться. Конечно, во время течки забеременеть вероятность больше, но все же семь дней и секс с узлом, точнее, секс в пару-тройку подходов с узлом, могут сыграть не самую приятную роль. Через пару недель нужно будет обязательно сделать тест. А пока что мне показалось, что Капелька вновь начал плакать.       -Эй, ну-ну-ну, тише, все будет хорошо, все в порядке, - развернул я парня к себе и обнял намыленное облачко, стараясь сильно не прижиматься своим уже довольно крепким стояком. Я хренов педофил. И я не умею успокаивать плачущих людей, тем более, плачущих омег. Я хирург, а не психолог.       -Я… я забеременел? – срывающимся голосом спросил мальчишка.       -Нет, ну что ты, - что за бред я говорю? Да вероятность где-то в восемьдесят процентов! – Ты же еще молодой, навряд ли все получилось. Тихо, Капелька, тихо.       По нашим телам тек поток горячей воды, смывая всю пену с Аля. Аль. Да, точно, не всегда же его Капелькой называть, а Альзак ну слишком уж официально. Я вышел из душа, держа на руках немного скользкого и мокрого омегу. Хорошо, что у него сейчас истерика, хотя вряд ли такое состояние можно назвать хорошим, но зато он не обращает внимания на мою немаленькую эрекцию. Я ужасный человек. Парня трясет, а я только и могу думать о том, как по его немного худым бедрам скользит полотенце, собирая капельки воды.       Кое-как обтерев и себя, и его, я надел серые спортивные штаны, стянутые с сушилки, и накинул на брюнета свой банный халат, в котором он просто утонул, рукава пришлось подкатить и передвигаться он мог только у меня на руках, так как в таком состоянии не мог нормально идти, все время наступая на края и едва не падая.       Черноволосый юноша перестал плакать, но его все еще жутко трясло. Так, где-то у меня на кухне было успокоительное. Бедный мальчишка. Ведь каждый омега мечтает о первом разе с любимым человеком, а на утро кофе в постель и теплые обнимашки. Ему же досталась потеря памяти, незнакомый альфа и жуткое похмелье.       Преодолев половину квартиры, я наконец, оказался в святая святых каждого дома - кухне. В верхнем ящичке оказались нужные таблетки. Кое-как их запихнув в уже почти не соображающего парня – не был бы сам врачом, вызвал бы скорую – и усадил его к себе на колени, прижимая к своей груди и поглаживая мокрые, немного спутавшиеся смоляные пряди. Только спустя пол часа хронической, как мне уже показалось, дрожи брюнет успокоился и смог-таки подавить икания.       -Что теперь будет? – тихо-тихо спросил он осипшим голосом, уткнувшись мне в шею       -Все будет хорошо, мы поговорим с твоими родителями, ты продолжишь ходить в школу, я на работу, потом, когда ты захочешь, переедешь ко мне. Кстати, ты же в школу ходишь? Я не ошибся? – он улыбнулся и кивнул. Ну и хорошо, значит, успокоительное подействовало, а то ведь он и нервный срыв мог получить. – Ты будешь кофе?       -Зеленый чай, четыре ложки сахара.       -А ты, смотрю, сладкоежка, - надо же, как быстро у нас получилось перейти на непринужденную беседу. А главное – как уютно вот так вот готовить завтрак, искоса наблюдая за милым парнем, закутавшимся в мой халат, кажущийся ему огромным. Я улыбнулся, чувствуя на душе спокойствие, какого не было со смерти моего папы и брата-омеги. – Что будешь? Есть печенье, блинчики с творогом, могу оладушек пожарить.       -А мороженное есть? – и вот тут я завис. Мороженное? Осенью? Утром? С чаем? Точнее, с зеленым чаем, но не думаю, что в данной ситуации есть хотя бы какая-то разница. На мой недоуменный взгляд он пояснил. – Я люблю по утрам чай с мороженным пить, это очень вкусно, но папа мне не разрешает, говорит, что растолстею так.       -Глупости,- выдал на последнюю фразу, но достал из морозильника ванильное мороженное с всё таким же растерянным выражением лица. Какой-то странный этот омега, но милый. Очень милый. Такой милый, что хочется его только тискать и щекотать, ну и, конечно же, трах… так, нет, не нужно думать в эту сторону, ведь мой «нижний мозг» только-только успокоился.       Я поставил перед собой на стол чашку с натуральным кофе и засмотрелся на это синеглазое чудо, что с таким удовольствием поедало мороженное по одной ложечке, запивая его чаем. Мороженное и чай, я, пожалуй, никогда не привыкну.       - А сколько вам… - начал было что-то говорить Аль, но я его перебил, поправив на «тебе». – А сколько тебе лет?       -Двадцать девять, - ответил я спокойно, но с интересом наблюдая за реакцией.       -Кх, похоже, все-таки Вам, - тихо и удивленно пробубнил он.       -Да не такая уж и большая разница, - я улыбнулся. – У моих родителей разница в семнадцать была.       -Почему была? – Капелька скромно поднял немного покрасневшие глаза.       -Мой папа и брат погибли в автокатастрофе семь лет назад.       -И-извините, - он опустил глаза в виноватом жесте. – Не стоило спрашивать. Мне очень жаль…       -Ничего, это было очень давно, я привык и смирился с потерей, - чистую правду сказал я. Конечно, я скучал по омежьей половине нашей семьи, но прошло уже столько лет, пусть шрамы и остались, они ноют, но уже не болят. – Ты лучше скажи, как вчера в клубе оказался? И ничего не вспомнил из нашей ночи?       -Я… - он немного нахмурил брови. – У парня моего друга был день рождения, он там праздновал. Ну, я обычно не пью, но меня взяли на слабо, - омежка немного покраснел. – И после третьего бокала коктейля ничего не помню. А что было?       -Ну ко мне ты подошел, наверно, после еще пары стаканчиков. Потом мы танцевали, а потом поехали ко мне и…       -Хватит! – прервал он меня, заливаясь ярким румянцем. Стесняется. Что ж, ладно, что было дальше я расскажу ему в следующий раз.       -Кстати, ты очень хорошо танцуешь, где научился? – попытался хоть как-то перевести тему я.       -На танцы до пятнадцати ходил, пока папа не запретил, - он немного улыбнулся, видимо, вспоминая что-то хорошее. Ох, что-то мне уже не нравится его папа, сладкое запрещает, на танцы ходить запрещает. Боюсь, будет много проблем.       -Танцы – это хорошо, - вышло у меня как-то не очень убедительно. – Пойдем собираться, надо тебя домой отвезти.       При этих словах Капелька вздрогнул и кивнул. Я вновь его взял на руки, пусть он и пытался воспротивиться, утверждая, что может идти сам, но мне уж слишком понравилось носить его стройное тельце на руках, так что я просто улыбнулся и перехватил его поудобней. И опять половина квартиры до моей спальни. Только заметил, что какая-то неудобная у меня планировка.       Сначала мы не могли отыскать его одежду, а когда все-таки подобрали все до последнего белого носочка, и он, краснея переоделся, пожираемый моим взглядом через зеркало, пока я застегивал пуговицы на кардигане, выяснилось, что не хватает достаточно важного предмета – телефона. Через еще двадцать минут поисков – искал, между прочим, только я, потому что у него жутко ныли попа и поясница – его смартфон одной из последних моделей, наконец, был обнаружен.       Хотя, мне показалось, лучше бы мы его вообще не находили. Ибо один малоприятный факт снова выбил Аля из колеи. Сорок три пропущенных от отца и семьдесят два от папы. Если бы не выпитые раннее таблетки, сейчас удерживающие в равновесии нервную систему брюнета, он бы, наверняка, снова расплакался. Так что сейчас он просто сжимал прямоугольничек в ярком чехле до побелевших костяшек.       Желтое такси плавно двигалось за город к дорогому коттеджному поселку, в котором жил омега. Моя машина сломалась позавчера, и только сегодня вечером я должен забрать ее из ремонта, так что приходится довольствоваться этим средством передвижения, где так сильно пахнет лимоном из-за автомобильной «вонючки».       Где-то через полчаса машина остановилась перед трехэтажным особняком. Сразу было видно, что здесь живет член парламента. Один только сад с фонтаном перед домом заставлял оценивающе покачать головой. Из машины я вышел первым, подав руку мальчишке. Его ладошка была немного мокрой – явно сильно переживает, даже успокоительное не особо действует.       Не успели мы подойти к самому дому, как из-за дверей выскочил омега лет сорока. Не люблю таких. Определенно не одна пластика. Кожа да кости. Несмотря на утро, ну или почти обед, и выходной, идеальная укладка блондинистых волос. Именно из-за таких вот личностей я и отказываюсь от предложений отца сходить вместе на какой-то прием. За омегой вышел не толстый, но довольно упитанный альфа. Обоих я когда-то видел по телевизору или в газетах. Одна из самых почитаемых семей не то, что города, а всей страны.       Этот самый омега едва ли не брызжа слюной подскочил к нам и с размаху дал пощечину Альзаку. Я опешил, если бы я этого ожидал, то непременно остановил занесенную руку, но удар был слишком ошеломляющим не только меня, но и брюнета.       -Ты где был, мелкий сученыш? – гадко почти прошипел папа моего – Моего? Да, моего – омеги. – Мы с отцом всю ночь тебе звонили! И что это за… с тобой? – мне стало очень интересно, как именно он хотел меня назвать. Но я мог только догадываться, встречая отвращенный взгляд, обращенный на меня.       Альзак стоял схватившись за поврежденную щеку, я же не знал, что сказать. По закону жанра я должен был чувствовать себя нашкодившим подростком, которого отчитывают родители, но, наоборот, во мне поднималась волна ярости на того, кто посмел тронуть моего мальчишку.       -Да что вы себе позволяете? – начал было возмущаться я, но меня прервали.       -Нет, молодой человек, это что вы себе позволяете? – это подключился отец Капельки. – Шляетесь непонятно где с омегой, не достигшим совершеннолетия и… - Марк Макбрайд вдохнул поглубже воздух и неверяще распахнул глаза. – Так вот где вы шлялись! Как вы могли пометить моего сына? Да вы знаете кто я такой? Хотя, стоп! Вы ведь наверняка знаете! Денег моих захотели, да? Пошли вон от моего сына и из моего дома!       Что? Я захотел денег? Похоже, они меня приняли за какого-то афериста, изнасиловавшего их ребенка и пометившего его ради выгоды! Только я попытался хоть что-то сказать, как откуда-то из дома вышли пару амбалов. Да что, блять происходит!? Эти верзилы подхватили меня под локти и поволокли прочь от Альзака, последнего же, уже рыдающего, папа схватил за запястье и быстро – а ведь Капельке сейчас больно – затащил в дом.       Хотя я не был хлюпиком и ботаником, против этих альф один я ничего сделать не мог. Я и опомниться не успел, как в челюсть мне прилетел крепкий кулак, а потом в живот он же, а затем хриплый голос, объясняющий, что будет, если я еще раз приближусь к этому дому.       Да уж, вот и познакомился с родителями. Такого я точно не ожидал. Я медленно поднялся с земли и огляделся. Я был, видимо, за каким-то местным, по-любому, дорогим магазином. И как только они так быстро затащили меня сюда? Я вызвал такси и вышел из переулка, сегодня возвращаться в дом Макбрайдов явно нет смысла, пусть немного остынут, вот тогда и поговорим.        ***       Но они не остыли ни на следующий день, ни через два дня, ни через неделю. Каждый день, возвращаясь к этому злосчастному дому, я встречался с тупорылыми охранниками, через которых было ну никак не пробраться. Да что же за чертовщина?       За эту неделю я узнал практически все о моем маленьком омежке. Он учится в дорогой гимназии для детей таких же богатых личностей, как и его отец. Альзак очень жизнерадостный паренек, но его папа его жутко ограничивает, сажает на жесткие диеты, запрещает видеться с друзьями, не выпускает из комнаты, одаривая обманчиво чистосердечной заботой. А еще я узнал, что для МОЕГО омеги уже давно подыскивают богатого и состоятельного жениха, причем, абсолютно не интересуясь мнением самого брюнета. Да уж, теперь понимаю, почему он так боялся родителей.       Несколько раз потерпев неудачу возле его дома, я попытался подловить Альзака в школе. Но не тут-то было. Бедного парня, чуть ли не как узника довозили на черной тонированной машине чуть ли не до дверей гимназии, а потом пара верзил доводила его все-таки до этих самых дверей. После уроков обратный процесс. В саму школу не пройти – закрытая территория, и никакие деньги не помогли с уговорами. Вне школы и дома он больше не появлялся – домашний арест.       А я просто сходил с ума. Перекинув всю работу на зама, я как одержимый искал хотя бы мимолетной встречи с этим прекрасным существом. Хотя, собственно говоря, почему «как»? Я и был одержим маленьким омегой. Я просто не мог спать спокойно, зная, что он где-то взаперти, где-то далеко от меня. Я ведь понимал, что от метки его родители легко избавят. Пусть это и дорогостоящая операция, но для его родителей она не будет не то, что ударом по кошельку, это даже малюсеньким щелбанчиком нельзя назвать.       И только одна мысль, что его избавят от моего запаха наводила на меня жуткую панику. Я ведь влюбился. Просто окончательно и бесповоротно. В те редкие минуты, когда мне все же удалось засыпать, мне снились сны о нашей первой и, к сожалению, единственной ночи. Я почти наяву слышал эти поначалу робкие, а потом громкие и умоляющие стоны, это просящее «еще» и «быстрее». Кожей чувствовал эти неуверенные касания тонких аккуратных пальчиков, будто бы в самом деле ощущал под большими руками тонкий стан с мягкой и ароматной кожей. Меня, кажется, начал преследовать этот арбузный, самый сладкий и самый вкусный в мире запах.       За первой неделей прошла вторая, наполненная все такими же безрезультатными попытками встретиться хотя бы глазами, но он, каждый раз выходя из машины, неизменно утыкался взглядом в землю. Я ясно чувствовал и видел – он разбит и подавлен, и хоть черные волосы все такими же чистыми шелковыми идеальными прядками – уверен, папочка не дал бы сыну опозорить себя – ложились на плечи, недавно обстриженная густая челка закрывала покрасневшие от частых слез глаза.       -Черт! – я ударил кулаком по зеркалу. Оно зазвенело, но не треснуло. Сегодня все-таки пришлось выйти на работу, некоторые бумаги требовали моего подписания, хорошо хоть встреч никаких не назначено, иначе потенциальные партнеры шугались от меня так же, как и медсестра в приемной.       Я поднял голову. С отражения на меня смотрел желтоглазый блондин с прямым носом и немного пухлыми губами. Под глазами у меня были синие мешки, а вид такой потрепанный, будто не спал две недели, что по сути было почти правдой. Я потер рукой татуировку инь-янь с языками пламени на шее, сделанную в институте, и надел очки. Причесав пятерней немного отросшую шевелюру, привалился лбом к стеклу. Что делать я не знал совершенно.       Последним козырем, которым я намерен был воспользоваться, был отец. Я не часто прибегал к его помощи, если не считать стартового капитала, вложенного в процветающий сейчас бизнес. Да и не разговаривали мы почти, максимум раз в месяц. Отец на меня дуется. Дуется, совсем как маленький ребенок, уже в течении одиннадцати лет из-за того, что я выбрал медицину, а не политику. Хоть он мне никогда не препятствовал, даже помогал на первых курсах, но и не слишком одобрял. Хотя папа всегда говорил, что на самом деле, отец гордится мной. Гордится. Я уверен. Он же мой отец. И, кстати, он давно спрашивал меня о внуках, так что сейчас он должен мне помочь, иначе не будет у него не только маленьких альфочек и омежек, но и меня – без моего Капельки я просто слягу в психушку.       Я вышел из ванной комнаты, что была при моем кабинете, снял белый халат висевший на вешалке возле двери и, накинув его на плечи, покинул кабинет. Шествуя по коридорам к бухгалтерскому отделу я рассматривал фотографии, висящие на стенах, которые, впрочем, видел уже много раз. Сам ведь подобрал каждую из них из коллекций известных фотографов.       Открываю белоснежную дверь и оказываюсь в, наверно, самом моем нелюбимом отделении. Гинекология. Почему я пошел через нее, сам не понял. Действовал на автомате, совершенно не обращая внимание на окружающую меня обстановку. Под пристальными взглядами множества беременных и нет омег, прохожу по длинному коридору. Как вдруг…       Как вдруг одна из дверей открывается, и на меня обрушивается волна самого умопомрачительного запаха на свете – запаха арбуза и мяты. Неверяще смотрю прямо перед собой, в двух метра стоит он. С прямой челкой, длинными волосами и заплаканными глазами. Поднимаю глаза на табличку на двери, гласившую «Кабинет № 213. Абортарий.». Он тоже смотрит на меня, нижняя губа дрожит, кажется, еще секунду, и он расплачется. Я первым отхожу от шока и бросаюсь к нему, вдыхая уже ставший родным аромат.       -Пожалуйста, скажи, что ты этого не сделал, пожалуйста, - как в бреду шепчу, уткнувшись в его темные волосы. Глушит рыдания, уткнувшись мне в рубашку, и в неясном жесте трясет головой. Я подхватываю его на руки, разворачиваюсь на одних пятках и быстро направляюсь в свой кабинет, где-то на задворках слыша гневные крики его папы.       Я даже не заметил, как влетел в нужную мне дверь, тут же закрывая ее на замок. Усадив омегу на кожаный диванчик, падаю перед ним на колени и хватаю за ладошки, заглядывая в лицо, закрытое челкой. Он несильно заметно, но похудел, щеки слегка впали, ключицы выпирают сильней, чем тогда. Смотрю в его синие глаза, заполненные слезами, и понимаю, что сам сейчас могу заплакать.       -Аль, Капелька, маленький, скажи, что ты этого не сделал, скажи, что не убил моего ребенка, что не убил нашего ребенка, - он лишь сильней плачет, и тогда я, понимая, что случилось самое худшее, все-таки не удерживаю слез. Прижимаюсь лицом к его коленям, чтобы он не видел, и чувствую, как все тело дрожит. Надо собраться, надо успокоить себя и, конечно же, его.       -Почему? – раздается вдруг вопрос севшим, будто от частого громкого крика, голосом.       -Что? – я поднимаю голову и вновь смотрю в любимые глаза.       -Они сказали, что ты забрал деньги и пропал, что отказался от меня, но ты ведь… - всхлипнул. – Но ты ведь обещал, что не бросишь меня… обещал…       В моей голове выстраивается полная картина – ему сказали, что я попросил денег и сбежал, как последняя скотина, продал своего омежку за чертовы бумажки! Они врали ему все это время, прекрасно зная, что я пытаюсь к нему пробиться. Они заставили его сделать аборт, потом бы он свел метку, и его сосватали в мужья какой-нибудь жирной свинье, родство с которой было бы выгодно отцу Аля. Сука. Не прощу. И не отдам мое синеглазое солнце.       -Никогда, - я обхватил его опухшее, но все такое же красивое личико ладонями. – Никогда, слышишь? Я тебя никогда в жизни не брошу! Я все две недели пытался пробиться к тебе через этих чертовых охранников, но ни к дому, ни к гимназии было не подступиться, если б ты только поднял голову, когда шел из той чертовой машины! Я же без тебя с ума сходил, мой маленький, мой хорошенький! Моя Капелька! – я сжал его в объятьях, уткнувшись лицом в шею, туда, где была моя метка.       -Это был предварительный осмотр, - обхватив меня за шею и прижав к себе, что было силы, сказал он. – Родители только пару дней назад узнали, когда увидели, что меня по утрам тошнит. Я как мог сопротивлялся, но они потащили в больницу, - всхлипывая чуть ли не через слово, говорил он. – Сначала осмотр, аборт назначили через два дня, я выхожу, а тут ты-ы-ы… - я сел на диван и пристроил у себя на коленях моего мальчишку, совсем как тогда, две недели назад, у меня на кухне.       -Солнце, я тебя люблю! Люблю и никому не отдам! Ты мой! Мой, слышишь? – я укачиваю его на руках, слушая его затихающие всхлипы и крики с угрозами за дверью. Он тоже их слышит.       -Они не отдадут меня, ты ведь знаешь, кто мой отец, даже если мы сбежим, он найдет. Он уничтожит, - я положил палец на его покусанные губки.       -Тсс, Капелька, мы не будем никуда убегать, все будет хорошо, - я ссаживаю его на диван. Поднявшись, снимаю халат и краешком рукава стираю скупые слезы. Полагаю, сейчас будет повторное знакомство, но я к нему готов. Открываю дверь и в кабинет врываются три фурии – папа омеги, отец и охранник. Последний сразу же замахивается, чтобы дать мне в челюсть, но мы то уже опытом наученные, так что легко уворачиваюсь и делаю шаг назад.       -Ты-ы-ы, - зло шипит глава семейства. – Я тебе говорил проваливать? Не послушался? Так я тебя уничтожу! – словами сына ревет этот боров. Мне снова не дают вставить и слова. – Что это вообще за больница такая, что какие-то мужланы посреди белого дня воруют омег? – он обратился, видимо, к охраннику. – Зак, немедленно позови охрану и главного врача.       -Кхм, - ну вот, настал мой «звездный час». – Не надо никого звать. Позвольте представиться, Чарльз Брайан Грант, главврач этой частной клиники, - едва ли остается сделать реверанс.И так приятно становится, когда вижу эти удивленные рожи, краем глаза замечая не менее удивленное личико Альзака. Странно только, что Марк Макбрайд заранее на навел обо мне справки, возможно, подумал, что я даже мизинца его не стою и проблем не будет, – И хотелось бы сказать, что я не мужлан, и думаю, что вы уже и так догадались, денег мне Ваших не нужно. А сейчас прошу оставить меня и моего омегу в покое, иначе я сам сейчас вызову охрану, как думаете, Ваша репутация сильно пострадает, если в газетах всплывет информация о том, что депутат и его муж устроили дебош в частной клинике? – о, как я их осадил, но гнев в их глазах обещает мне еще много проблем.       -Ты пожалеешь, - яростно сверкая глазами все трое вышли из кабинета. – Да чтобы мой сын вышел за какого-то докторишку? Да ни за что! – что ж, похоже, моя фамилия ни с кем у них не ассоциировалась. Думаю, все-таки придется подключить отца.       Я вновь закрыл кабинет на ключ, возвращаясь к трясущемуся омеге, который, стоит мне только присесть рядом, бросается мне на шею и глушит рыдания. Глажу его по шелковистым волосам, тихо шепча слова утешения. Ничего, Капелька, все будет хорошо, успокаивайся, тебе сейчас нельзя волноваться.       Темноволосый омежка угомонился только через полчаса и, убаюканный моим бормотанием, уснул. Я аккуратно положил его на диван, стараясь не шуметь, вышел за дверь. Разумеется, разрешить нашу проблему довольно просто, на это понадобиться не больше месяца. Все-таки стоило раньше позвонить отцу, и Альзак уже давно был рядом со мной. Надеялся все решить своими силами, ага, как же. Прислонившись спиной к стене в коридоре рядом с кабинетом, я быстро набрал номер папы.       «Да, слушаю, - как всегда по-деловому ответил голос на той стороне телефонной линии.»       -Привет, пап, - улыбнувшись тихому хмыканью в трубку, сказал я. – Давно не общались. У меня просьба.       «Раз без вступлений, я полагаю, вопрос жизни и смерти? – серьезно спросил отец.»       -Именно. Не по телефону только.       «Жду через два часа у себя в кабинете.»       И отключился. Да уж, немного скомканный вышел разговор, даже на первый взгляд покажется, что с отцом мы совершенно не ладим, но, уверяю, это совершенно не так. Он всегда готов помочь и выслушать, хотя, да, в последнее время мы не очень часто общаемся. Но он никогда не бросит, в этом я на все сто процентов уверен.       Так же тихо вернулся в кабинет, где на кожаном диване тихо посапывал самый красивый омега на свете. Его щечки чуть порозовели, а на слипшихся ресницах все еще застыли слезки. Я присел на одно колено перед этим спящим ангелком, провел рукой по круглому личику и поцеловал лоб.       - Альзак, Капелька, вставай, - юноша немного завозился, но глаза так и не открыл. Тогда я наклонился и поцеловал мягкую щеку, задевая самый уголок розовых губ. И снова позвал, - Ну же, Аль.       Черные, как и волосы, ресницы затрепетали и на меня посмотрели глаза, такие же синие, как бездонное море. Капелька пару раз смущенно моргнул, полностью прогоняя дрему, а затем улыбнулся. Улыбнулся, но в его глазах я увидел беспокойство. Ничего, все будет хорошо.       - Давай, Капелька, вставай, нужно кое-куда съездить, - не вдаваясь в объяснения, сказал я. Но Альзак все равно послушался, поднялся и все так же мило улыбнулся. Взяв все еще сонное чудо за руку, я все же направился в отдел бухгалтерии, ведь до него я так и не дошел, а некоторые бумаги срочно требовали моего подписания, впрочем, времени до встречи с отцом у нас было предостаточно.       Пока мы шли, я все-таки рассказал немного удивленному Капельке, что я не просто главврач этой частной клиники, кстати, лучшей в столице, но еще и ее владелец. Как мне показалось, у мальчишки еще было море вопросов, но он молчал, стеснялся, наверно.       После, как я закончил все дела, мы вышли на улицу. Зима только вступала в свои права, но уже было очень холодно. Аль поежился в своем коротком пальто, а я тихо цыкнул. Его родители вообще ненормальные, раз допустили, чтобы их ребенок вышел на улицу практически неодетым. Хотя, у меня были подозрения, что его так одел именно папочка. Конечно же, ведь красота и достоинство превыше всего, а то, что подросток, который, к тому же, носит ребенка, запросто может заболеть, его вообще не волнует. Не нравится мне мой будущий свекр, ой как не нравится.       Я прижал к себе своего мальчишку и практически бегом направился к своей машине. Черный внедорожник BMW X5 приветливо моргнул фарами, когда я открыл машину. Усадив немного дрожащего парня на переднее пассажирское сидение, я быстро сел на водительское место, завел машину и включил обогреватель. Брюнет с интересом осматривал кожаный салон, закусив губу и о чем-то размышляя.       - Капелька, пристегнись, - с улыбкой сказал я и, дождавшись, когда мальчишка точно застегнет ремень безопасности, начал выезжать с парковки.       - Ты ведь не просто врач и владелец этой клиники, да? – спустя минуту молчания спросил юноша. Я улыбнулся и покачал головой, пусть будет сюрприз. Ну да, не только этой клиники, но и еще нескольких других, ну и совладелец одной из фирм, производящих лекарства, да и трастовый фонд у меня немаленький. Так что этот вопрос я оставил без ответа - об этом мы поговорим потом.       И опять салон погрузился в тишину. И мне было так спокойно в этой тишине. Пока я вдыхал наш общий, идеально гармонирующий запах и слушал тихое и ровное дыхание рядом, в голову лезли только самые светлые мысли – хотя и пошлые там тоже были, каюсь.       По дороге к отцу мы попали в небольшую пробку. Альзак отогрелся и теперь постоянно краснел, думая о чем-то своем. Мальчишка. Милый. Маленький. И соблазнительный. Похоже, я все-таки педофил. Ведь ненормально, что у меня так стоит на этого семнадцатилетнего парня, да?       Чтобы хоть как-то отвлечься, я начал задавать самые обычные вопросы, типа «как дела в школе», или «чем ты увлекаешься». В школе учится на отлично, мило краснея поделился он, а увлекается книгами жанра фентези. Причем, он так вдохновленно рассказывал о его любимой книге, все так же сияя алыми щечками, что… в общем, да, отвлечься не получилось.       Хорошо, что на морозе мое весьма пылкое… кхм… желание поостыло, так что в здание департамента, где работал отец, я заходил уже без каменного стояка. Но с вновь трясущимся омегой. Нужно после разговора съездить ему за нормальной одеждой. Когда я открыл перед Капелькой дверь в холл, краем глаза заметил парочку амбалов, что стояли на парковке, не особо скрываясь и не отрывая от нас взгляда. Что ж, за нами уже следят. Миленько.       Альзак шел, ведомый мной за руку, с совершенно растерянным видом. Его отец работает здесь же, так что, понять, куда я его привез, ему не составило труда. Только вот зачем, в темной головке не было ни одной идеи.       В приемной отца как всегда было тихо и спокойно. Мерное постукивание тонких пальцев беты-секретаря – единственный звук, прорезавший тишину в светлом помещении. Тайлер, тот самый секретарь, быстро окинув нас взглядом, сказал, что «министр примет нас через двадцать минут». Ну и ладно, подождем. Только вот не нравится мне, что Аль нервничает.       - Капелька, успокойся, - я погладил его по щеке. – Все хорошо, тебе не о чем переживать.       -Чарльз, - поднял он на меня свои удивительнейшие глаза, в которых плескалось целое море чувств от неуверенности до надежды. – Ты ведь не оставишь меня? Да? Ты ведь никому не позволишь причинить вред ему? – он положил свою руку на живот.       - Маленький дурачок, - улыбнулся я, поднеся его нежную прохладную ручку к своим губам и давая безмолвный ответ. Так, согревая его ладошки, замерзшие толи от волнения, толи от холода улицы, я просидел оставшиеся минуты рядом с темноволосым сокровищем.       Когда селектор отозвался голосом папы, возвещавшим о том, что мы можем заходить, Тайлер сдержанно кивнул и вновь уставился в монитор. Я протянул руку Алю, только сейчас замечая, как мило смотрится его маленькая белая ладошка в моей загорелой лапище, да и вообще сам он маленький, миниатюрненький, едва достает мне до плеча, учитывая, что ни огромным качком, ни долговязой дылдой я не являюсь – вполне средний рост для альфы, ну, и потянутая красивая фигура, разумеется.       За темной дверью оказался светлый кабинет, обставленный несколько лет назад еще моим папой-омегой, отец так и не решился менять здесь что-либо. За массивным столом из светлого дерева сидел альфа в возрасте – да уж, еще пара лет и отец уйдет на пенсию. Но этот возраст его не портил. Темные волосы с заметной проседью были аккуратно уложены, костюм сидел идеально на подтянутой фигуре - ему запросто можно было бы скинуть десяток лет, а то и пятнадцать. Отец поднял голову, обращая на нас взгляд золотых глаз, точно таких же, как и у меня.       - Чем могу помочь? – в его голосе проскальзывали нотки интереса. Аль посмотрел на отца с каплей смущения и недоумения.       - Здравствуй, отец, - мне послышалось, или Капелька икнул? – Познакомься, это мой омега, его зовут Альзак.       - Хм, - отец с минуту молчал, оценивающе рассматривая донельзя зарумянившуюся фигурку, а потом доброжелательно улыбнулся, встал и, обогнув стол, подошел к нам. – Очень приятно, Альзак, я отец этого оболтуса, Рэнделл.       - Я… - мальчишка сильно растерялся и поднял на меня свой запуганный взгляд, нет, все же сначала ему нужно было все объяснить, а не рубить с плеча. Я наклонился к его маленькому ушку и тихо прошептал: «Все хорошо», поглаживая худенькие, напряженные плечи. Только тогда Аль вроде бы успокоился и протянул папе руку, смущенно пробормотав. – Мне тоже очень приятно, мистер Рэнделл.       Отец пожал тоненькую ручку, тихо посмеиваясь и откровенно умиляясь моему чуду. Да, по-моему, Капелька ему понравился. Да, совершенно точно. Он усадил меня и Аля на диван, попросив секретаря принести нам чаю. А потом внимательно посмотрел на меня.       -Так что за просьба, Чарльз? – и я рассказал все папе, разумеется, опуская ненужные подробности. Он терпеливо все выслушал, а потом немного нахмурившись, спросил. – Почему сразу ко мне не пришел?       -Думал сам разобраться, но мистер Макбрайд даже близко ни к себе, ни к сыну не подпустил, - ответил я со вздохом.       - Ну и дурак, а если бы слишком поздно пришел, - отец потер переносицу, а потом посмотрел на Альзака с теплой улыбкой и сказал, - Ну и непутевый альфа тебе попался.       - Мне нравится, – с тихим смешком ответил омега.       - Дело твое, - вроде бы разочарованно протянул папа.       В кабинете повисло молчание, отец явно обдумывал что-то, потирая переносицу. Потом он заговорил:       -Значит так, у тебя завтра вечер свободный? – я положительно кивнул. – Тогда я устрою встречу с родителями Альзака. Если ты не против, мальчик, завтра же устроим помолвку, - Капелька тоже кивнул, - Майлс всегда слишком сильно заботился о репутации, так что не удивлюсь, если свадьба будет уже через полмесяца. А сейчас езжайте домой отдохните.       Я обожаю отца, он просто мой кумир. Пару минут и все решено, в такие моменты я чувствую себя совсем мальчишкой рядом с мудрым седовласым старцем.       -Тебе бы тоже уже отдохнуть, отец, - с улыбкой сказал я, пожимая руку на прощание.       -Эх, ну не такой уж я и старый, - со вздохом сказал отец, а потом обратился к Альзаку. – Приятно познакомиться, молодой человек. Жду вас завтра с моим сыном.       -Конечно, - застенчиво и мило улыбаясь сказал омега.       Когда мы вышли из кабинета, Капелька заметно повеселел и прижимался к моей руке. Я поцеловал его мягкую, приятно пахнущую шампунем макушку и повел свое чудо к машине. Перед домом мы все же заехали в магазин одежды, и я купил ему чертов пуховик. В нем он смотрелся довольно забавно, но ему это удивительно шло. Смотря на него, такого милого и красивого, я подумывал: не лечь ли нам в разных спальнях, ибо не уверен, что смогу сдерживаться при виде этого замечательного и соблазнительного мальчишки.       Перед заходом в подъезд дорогой новостройки я опять заметил все тех же верзил, что были на парковке перед департаментом. Может, стоило бы вызвать охрану, но в квартиру они точно не войдут, так что беспокоится не стоит.       В квартире мой омежка немного стушевался. Я помог ему снять этот забавный фисташковый пуховичок и милые сапожки.       -Капелька, ты же помнишь, где ванная? А я пока чай заварю, тебе зеленый? – голубоглазое чудо смущенно кивнуло и направилось вглубь квартиры, а я пошел на кухню. Пока я ставил чайник и шарил в холодильнике в поисках моих любимых блинчиков с творогом – да, они в холодильнике есть всегда – Альзак вернулся из ванной и тихо присел за стол. Я даже не заметил его, пока он не спросил меня:       -Чарльз, а почему «Капелька»? – я даже вздрогнул, совсем не ожидая услышать его голоса.       -Ну, наверно, из-за глаз, они как две морские капли, чистые и синие, - улыбнувшись во весь рот и наблюдая за его стремительно алеющими щечками, пояснил я.       -А можно тебя Чаком называть? – смущенно поинтересовался он, я кивнул, а омега счастливо улыбнулся. Какой же он милый. Дальше наша беседа потекла довольно интересно. Мы пытались узнать как можно больше друг о друге. Оказывается, Аль мечтает поступить на педагогический, но папа ему не разрешает, я клятвенно пообещал, что он поступит куда захочет, на что он улыбнулся и сказал, что попробует, как малыш подрастет. Я ему рассказал, что я владелец сети частных больниц «Аметус» и совладелец фармацевтической компании, но его больше заинтересовало, что я работаю хирургом, хоть и на полставки. А еще мы разговаривали, какие книги читаем, какая музыка нравится, с удовольствием узнав, что слушаем одни и те же группы.       После чая мы переселились в гостиную и там просидели перед телевизором до самого вечера, смотря какую-то комедию. Если честно, фильм меня не очень интересовал, но, наверно, он был смешной, раз Капелька время от времени посмеивался. Больше меня привлекала тоненькая длинная шейка и плечико с моей меткой, которые я время от времени нежно целовал. Радовало то, что мой омежка меня не боялся, доверительно прижимаясь ко мне и тихо вздыхая. А я с удовольствием вдыхал пьянящий аромат спелого арбуза.       Перед ужином я заказал роллов, кстати, когда Аль о них услышал, синие глазки засветились восторгом. Не кормили его что ли? Тогда обязательно закормлю вкусняшками это чудо. Мое персональное чудо. Никогда и никому больше в обиду не дам.       Ужинали мы тоже перед телевизором, только там крутилось уже что-то новое, хотя я опять не заметил, что именно. Влюбленный придурок. И все-таки педофил. До самой ночи мы так и сидели прижавшись на диване. А уже перед сном я понял, что совершил небольшую оплошность. У Капельки не было никакой сменной одежды. Ну не придурок ли я?       Усердно порывшись у себя в шкафу, я нашел самую большую свою футболку. Прижимая оную себе к груди, омежка удалился в ванную, а я как озабоченный дебил остался ждать сидя на кровати. Ага, осталось ручки на коленки сложить. Капелька вышел минут через двадцать, постоянно одергивая белую майку с абстрактным принтом и так доходившую ему до колена.       Я резко подорвался и, кинув что-то вроде «я быстро», ломанулся в ванную, преисполненный не столь рвением помыться, сколь снять возбуждение, скрутившее пуще прежнего при виде стройных ровненьких ножек. Так сильно у меня не стояло с переходного возраста, когда по-тихому дрочил на омег постарше. Стыдоба-то какая. Но, похоже, придется вспомнить былое.       Когда я вышел из душа, Аль сидел в таком же положении, в каком сидел я. Два сапога пара. Я бы даже посмеялся, если бы он не поднял на меня свои удивительные глаза, в которых плескалось чувство, понять которое я не смог. Но оно точно не было хорошим.       -Чак… я не… ты же… - что-то невнятно бормотал мой мальчик, сминая ладошками футболку. Вот оно что…       -Глупый, - я улыбнулся, подошел и присел перед ним на коленки, - Я все понимаю и ничего не собираюсь делать, обещаю. Давай ложиться спать? Ты совсем сонный.       Капелька улыбнулся самыми уголками губ и кивнул. Мы залезли под одеяло и омежка, прижавшись к моему боку, сразу засопел. Ну, а я не смог… Этот маленький соблазнитель, который, к сожалению, не знает, что он соблазнитель, закинул на меня свою ножку. Это будет длинная ночь…        ***              Ужин у отца прошел даже слишком спокойно. Макбрайды, на самом деле, совсем не удивились. Думаю, Марк, наконец-то, похлопотал и узнал, кто я такой. Хотя, скорее всего, хлопотал не он, а его секретарь или вроде того, но думаю, это совсем не важно.       После относительно тихого ужина я официально сделал Капельке предложение, на которое, черт побери, ему даже не дали ответить. Его глупый вездесущий папаша всунулся и тут, сразу же назначая дату свадьбы и радуясь, что сын его обрел такую замечательную пару. Надо же, а только буквально вчера едва ли не плевался в меня кислотой.       На помощь опять же пришел отец, аккуратно перебивая старшего омегу и предлагая нам самим выбирать, как и когда случиться нашей свадьбе. Надо признать, и я, и Капелька были очень ему благодарны.       Хотя Альзак все-таки согласился с тем, что свадьба будет через три недели, аргументируя это тем, что не очень хочет, чтобы на свадебном фото было видно живот. Но, это скорее, из-за пронзительного и неодобрительного взгляда обоих родителей.       После вечера эти изверги сразу же чуть ли не вцепились в моего теперь уже жениха и собирались забрать его с собой. Но тут уже влез я, ни в коем случае не собираясь отпускать его от себя. Путем споров и приведением множества аргументов, Аля все же пустили жить со мной – какой бред, честное слово. Тем же вечером мы заехали к нему и забрали часть вещей. Так у меня в доме поселилось мое личное, персональное чудо, которое, кстати, все еще ходит в школу.       Подготовка свадьбы шла своим чередом. Кольца, букет, торт, костюмы, гости, нападки этого сумасшедшего омеги-папаши Аля. Последний меня, к слову, ужасно бесил, думаю, не меня одного. Но Капелька стоически держался, снося все закидоны родителя и аргументируя это тем, что за семнадцать лет выработал к ним иммунитет.       Три недели катились слишком быстро, я даже не успевал замечать, весь день носясь по свадебным салонам, как полоумная омежка, честное слово, но ведь сам себе пообещал, что не брошу своего юного жениха самого разбираться со свадьбой – ну, а под вечер совсем выбивался из сил, успевая, кстати, даже с делами клиники разбираться. А вот Альзак, по-моему, наоборот, так и дышал энергией, освещая все вокруг себя своими синими и до ужаса счастливыми глазами.       Но как я уже говорил, эти три недели пронеслись слишком быстро… об этом я и думал, стоя у алтаря и нервно одергивая все время съезжающую розочку в нагрудном кармане. Хотя сейчас, кажется, время, наоборот, течет катастрофически медленно. Музыканты в стороне налаживают инструменты, гости – я не всех, кстати, тут знаю – весело переговариваются, отец с улыбкой качает головой, посматривая на дергающегося меня. А Альзака нет. Я искренне надеюсь, что он не сбежал прямо из-под венца. А еще я параноик.       Мне показалось, что прошла действительно вечность, прежде человек в том конце венчального зала махнул рукой музыкантам, заиграла традиционная свадебная музыка и огромные двери распахнулись, пропуская между рядами гостей моего омежку, идущего под руку с отцом. Он плыл по ковровой дорожке, усыпанной розовыми лепестками, словно лебедь. Изящный. Хрупкий. Светлый. Только смоляные волосы, слегка прикрытые декоративной фатой, ярко выделялись на общем фоне.       Аль был одет в белую приталенную блузу с открытыми плечами и аккуратным кружевом у шеи, легкие бежевые брюки и светлые же туфли на невысоком каблучке. Голову украшала замысловатая прическа и недлинная фата, прикрывающая также половину лица. Но даже через почти прозрачную ткань я видел его прекрасные глаза, горевшие волнением в купе с радостью. Он отдал своему другу, бывшему дружком жениха синий букет лилий в тон моему костюму, а я взял его тонкую, бледную и подрагивающую ладошку.       На фоне священник что-то говорил о святости брака и прочее, эти слова, несомненно были важными, но они звучали для меня лишь каким-то шумом. Все внимание было на точеное личико моего без пяти минут супруга, пухлые губки, накрашенные прозрачным блеском. А Капелька в ответ смотрел на меня, и таким нежным, всепоглощающим был этот взгляд…       К своему стыду, я совершенно не запомнил, как мы зачитывали друг другу клятвы, менялись кольцами, в памяти ярко отпечатался момент поцелуя. Он был у нас не первым, но самым ярким за всю мою жизнь. Я нес из церкви свое персональное сокровище и чувствовал себя самым счастливым человеком на всем белом свете, и ясно понимал – мой омега разделяет все мои чувства.       Банкет прошел довольно сумбурно. Мы много целовались, танцевали и нас постоянно поздравляли и те, кого мы знаем, и те, кого мы видели первый раз в жизни. Очень повезло, что токсикоз, мучающий мое солнце чуть ли не с первых дней беременности сегодня отступил. Но и без него, Альзак к вечеру едва стоял на ногах от усталости.       Так что ближе к одиннадцати часам я просто похитил своего мужа с нашей же свадьбы. Мы ехали в заказной машине и держались за руки, Альзак пристроил голову с уже порядком растрепавшимися волосами на моем плече. Слова были не нужны, мы просто были счастливы даже в этой уютной тишине.       В квартиру я его занес на руках и на них же доставил в постель. Буквально в каждой комнате царил легкий бардак после утренних суматошных сборов. Я уложил моего мальчика на простыни и страстно поцеловал. Омега тихо постанывал под моими ласками и поцелуями, доверчиво выгибая спинку и шире расставляя ножки.       Мне казалось, что все его тело было сладким, словно спелые дольки арбуза, я выцеловывая каждый сантиметр его тела, пока разрабатывал его пальцами. Он дарил мне ответную ласку, проводя руками по спине и плечам, и томно стонал, обхватив мои бедра ногами.       Мы тонули в этой ночи, пока я мерно двигался в нем, задевая то самое заветное место, внутри него. Капелька туго сжимал меня так, что перед глазами плясали звезды. Уже на самом пике, перед тем как сорваться с обрыва в поток оргазма, он едва разборчиво прошептал, как сильно любит меня, и я, едва восстанавливая дыхание, с улыбкой отвечал, что тоже люблю его.              ***       А спустя почти восемь месяцев мы перенервничавшие, уставшие, но счастливые держали на руках два маленьких свертка. Двух наших сыновей, маленьких альф, обоих с копной моих светлых волос на макушке и его глазами бездонного моря.