***
По возвращении домой Чонгук, не обращая внимания на своего старшего брата, сидящего в гостинной, направляется прямо в свою комнату, громко хлопнув дверью. — Хм… что это с ним? — Хосок, сидя в кресле, слегка отклоняется влево и озадаченно смотрит на лестницу, где только что пробежал Гук. Чонгук же, отбросив сумку в сторону, со стоном опустился на кровать. Прикрыв глаза, он попытался хоть на мгновение расслабиться, но стук в дверь комнаты не позволил этого сделать. На пороге стоял его брат. — Эй, малой, есть будешь? — скрестив руки на груди и облокотившись о дверной косяк, спрашивает Хосок. — Нет, — выдыхает Гук. — Свали из моей комнаты, — без нотки грубости произносит он, так по-домашнему и так по-братски. — А вот хрен тебе. Свалю лишь тогда, когда ты встанешь, пойдёшь и поешь. — Ну и стой тут, а мне и так хорошо,— не меняя своего положения, отвечает Гук. Хосок вздыхает и, подойдя к кровати вплотную, хватает брата за ноги, скидывая того с мягкой постели. Чонгук резко оборачивается, приподнимаясь на руках, смотря с широко распахнутыми глазами на своего неожиданно серьёзного старшего брата. И ему хочется сказать: «Какого…?» — Нет, мелкий. Ты сейчас же встаёшь и идёшь есть, а то на тебя смотреть страшно. И твой болезненный вид тому подтверждение, — Чон правой рукой указывает на бледное лицо брата. — Жрать хочешь, я же вижу, так что спускайся вниз на кухню. Даю тебе пять минут. Если не спустишься, пеняй на себя. Хосок разворачивается и выходит из комнаты младшего, но на секунду останавливается возле двери и, слегка повернув голову в сторону брата, добавляет: — Да, и если тебя что-то беспокоит, я всегда готов тебя выслушать, — и Чон скрывается за поворотом комнаты. Чонгук всё ещё удивлённо смотрит вслед брату и думает, мол может быть и вправду стоит поговорить со старшим обо всем, что сейчас с ним происходит. Хосок ведь, наверное, сможет правильно понять его и посоветовать что-нибудь, поддержать в конце концов. Но минутой позже Чон откидывает эту мысль, ссылаясь на то, что брат лишь посмеётся над ним и тоже что-нибудь про фильмы ужасов скажет. Да сто процентов так и будет, ведь Хосок их не очень любит, да и не одобряет, когда младший смотрит подобное. Нарушение же, блин, психики. Что, конечно, смешно и глупо, если не воспринимать всё всерьёз. Чон все-таки спускается вниз, но ужин проходит в полной тишине. Он так и не решается поговорить с братом о том, что его беспокоит. Да и надо ли старшему это знать вообще? Чон решает, что нет. А Хосок и не настаивает на разговоре, спокойно сидя за столом, почитывая свежую газету. Если малой захочет с ним поговорить и рассказать всё, что того тревожит, то он его выслушает обязательно и постарается помочь. А как иначе? Они ведь братья, не чужие друг другу люди всё же. Однако, как младший всё съедает и покидает кухню, бросив напоследок “Я спать”, Хосока посещает одна мысль-догадка, отчего его брат такой странный в последнее время. Но возможно он ошибается, хотя по времени давно бы уже пора. И он этого ждет, хоть брату и не желает подобной жизни.***
Новый день встретил Чонгука радостной новостью о том, что последние пары были отменены, так как преподавателям потребовалось какое-то срочное и невероятно важное собрание, так что смысла держать учащихся в стенах университета не было. А ещё Чона, кажется, сегодня не тошнит и голова не болит, а значит всё в порядке. Почти… На полпути к дому у Чона закружилась голова, в глазах помутнело, а ориентир в пространстве стал пропадать. Он не знал, за что бы ему ухватиться, чтобы хоть как-то удержаться на ногах, да и, увы, ничего рядом не было: ни столбов, ни деревьев, ни машин. Даже мимо проходящих людей не было, которые, поддавшись панике, могли бы вызвать скорую, а она была бы сейчас совсем не кстати. Но Чонгуку везёт хотя бы в этом. Рядом нет снующих людей, так что он просто падает на колени и хватается руками за голову, зажмуриваясь сильно, пытается прийти в себя, медленно вдыхая и выдыхая. Спустя где-то минут пять, боль потихоньку отпускает, мутная пелена перед глазами исчезает, и всё становится более или менее четким, как и должно быть. Подумав, Чон направляется в определенное место, может быть там помогут ему во всём разобраться. И куда же его заносит? Ох… не самый лучший выбор, однозначно. Так посчитали бы многие, но не Чонгук, по крайней мере не сейчас, когда нет больше выбора и идей. Здесь вроде как не должны над ним смеяться, здесь выслушают и дадут совет. Он заходит в церковь. Эту постройку нельзя было назвать стандартным храмом, где смальта переливается всеми цветами радуги в витражных, настенных и напольных мозаиках, заставляя входящих приоткрывать рот в немом восхищении, где звенят различных размеров и тонов колокола, где от всего необъятного пространства не можешь отвести глаз. Нет. Здесь была отнюдь не такая церковь. Да, здесь есть свои витражные мозаики, длинные скамьи, на которых во время служб сидят и внимают словам проповедника прихожане, держа в руках библию и псалом, но все настолько домашнее, что помпезность, присущая храмам, была бы тут излишней. Здесь можно поговорить с проповедником, рассказать ему всё, что так тревожит внутренний мир, не позволяя дальше спокойно жить и развиваться, плыть по течению, что так приятно порой. И вот Чонгук сидит и ждёт, когда проповедник сможет освободиться и принять его, чтобы всё рассказать и получить хоть какую-то помощь, очистить его внутренний мир, его душу… (М-да…) Чон смотрит на картины, на которых изображены сюжеты из библии, на Христа с венком из шипов и его учеников, смотрит на крест, осматривает всё вокруг и понимает. Понимает “Что я блять здесь забыл? “ и “Какого хрена я здесь делаю?” Он ведь ни капли не верит во всё это! Тогда какого чёрта он пришёл сюда поговорить о Боге, в которого он даже не верит?! Зачем ему всё это? — Ой, в задницу. И без всего этого дерьма справлюсь! Чонгук резко встаёт со скамьи и направляется в сторону выхода, но, вспомнив, что он всё же как-никак в священном месте, поворачивается к портрету Христа. — Не сочти за грубость, но ты должен меня понять, так что извини, — и выходит из церкви. Вот и что это было, хрен поймёшь. И за что извини? Хотя вроде как за поведение. Благо, что хорошим матом там не выругался себе под нос, границу все же переходить нельзя. Чонгук спускается по лестнице, погруженный в свои мысли, и лишь на последних ступеньках он оборачивается назад, напоследок взглянуть на церковь. Из раздумий его вытаскивает чей-то голос, от которого Чон вздрагивает, совершенно не ожидав здесь услышать, но не поворачивается, оставаясь к источнику звука спиной. — Вот бы не подумал, что ты ходишь в церковь, — как-то с насмешкой говорит рыжеволосый. И Чон невольно поворачивается в сторону парня. — Привет, — улыбается Чимин — Что, в Бога веришь, да? — тыкая указательным пальцем в небо, спрашивает Пак. — Ты что, следишь за мной? — Чон смотрит с прищуром на парня, отвечая вопросом на вопрос, и с удивлением узнает вчерашнего а-ля туалетного помощника. Чимин смеётся и разводит немного руки в сторону. — Ни в коем случае, — всё так же улыбается Пак. — Так, просто случайность. — Вот по простой случайности возьми и свали нахер! — Чонгук отворачивается от собеседника, всем своим видом показывая, что разговор закончен, и тянется к рюкзаку, чтобы вытащить оттуда свои наушники и полностью погрузиться в любимую музыку. Транспорт Чон не очень любил, а до дома ещё идти довольно долго, так что без нее никак не обойтись. —Бу-у-у, какие мы грубые, — Чимин дует губки и вздыхает. — Что ж, ещё свидимся, однокурсничек, — Пак разворачивается и уходит в том направлении, куда и шел, прежде чем увидел Чонгука. — Чего? — Чон вскидывает резко голову верх, отчего боль вновь дает о себе знать, и он непроизвольно морщится. Чонгук не помнит рыжеволосого на своём курсе, вот совсем. Хотя он в принципе мало кого помнит из своего потока, так как особо не контактирует ни с кем, только разве что со старшими, и то они с разных университетов и вообще редко видятся. Но это как-то не печалит Чонгука, от слова совсем. Достав наушники и включив музыку на полную громкость, Чон прямиком направился домой, изредка покачивая головой в такт музыке из любовно составленного плейлиста.***
Дома обычно никого не было, разве что брат, но и его сегодня не видать, а значит всё в точности, как всегда - пустой дом и одиночество. Чонгук никогда не жаловался на то, что довольно часто остаётся дома один. Ему и так неплохо, а сейчас так вообще хорошо, никто не помешает блаженному отдыху. Однако Чона с детства интересовало, где пропадает его отец, что он видит его так редко, в отличие от брата. Да и брат в последние четыре года тоже стал чаще пропадать по своим делам. Ну, так по крайне мере Хосок говорит, а потом всегда добавляет, что Чонгуку лучше радоваться, что его не касается взрослая жизнь. Вроде как в шутку старший всё это говорит, а кажется, будто что-то скрывает от младшего брата, ведь недаром он отца чаще видит. Не по вопросам бизнеса же, которого нет ни у одного, ни у другого. Да и кем именно работает отец семейства, Чон младший как не знал, так и не знает. А когда пытается разузнать, только и слышит неизменное: всё позже, подрастёшь, узнаешь, потерпи и тд и тп. Чонгук вздыхает, лежа на диване, уткнувшись взглядом в потолок. В голове полная пустота, а во рту неприятный привкус. Опять. И когда же всё это кончится? В коридоре хлопает дверь, а значит откуда-то вернулся брат, не отцу же внезапно появиться на пороге. Чонгук было хотел уже встретить его, но вместо этого, почувствовав очередной тошнотворный приступ, пронёсся мимо старшего в ванную комнату и громко захлопнул за собой дверь, закрываясь на замок. Хосок от неожиданной смены траектории мелкого застыл на несколько секунд в недоумении. Кажется, он стал догадываться, что к чему, и решил, что поговорить с братцем надо и срочно, как только тот выйдет из ванны. Ну а пока Чон старший заварит чай с особыми травами, это должно помочь брату, если с ним действительно то, о чём думает Хосок. Спустя где-то полчаса замок ванной комнаты щёлкает, оповещая, что малой наконец выходит. Хосок ставит две кружки с травяным чаем на стол, садится возле окна, придвигая к себе ту, что поменьше. Да, давно уже надо было поговорить обо всём, а не ждать до последнего, когда совсем худо станет. Но увы, таковы правила, и надо их придерживаться. Выйдя из ванной, Чонгук хотел было сразу направиться в свою комнату, но его остановил голос с кухни. — Эй, мелкий, закрыться в своей комнате не выход, так что иди сюда, и давай поговорим, — голос брата звучит спокойно, как бы говоря, что ничего страшного в их разговоре не будет, он просто хочет помочь, и Чонгук сдаётся. Младший проходит на кухню и, не смотря в сторону брата, садится на стул напротив, скрещивая руки в замок перед собой и упираясь взглядом в стол. — Только в себя сейчас не погружайся, а то и поговорить толком не получится, — произносит старший с небольшой усмешкой, побуждая брата оторвать взгляд от столешницы и посмотреть на него, и у Хосока это получается, впрочем, как и всегда. Чонгук нехотя поднимает свой взгляд на брата и устало вздыхает. — Ну и о чём ты хочешь со мной поговорить? — Для начала выпей это, — Хосок указывает на кружку, ту, что побольше. — успокоим твой организм, чтоб ты вновь не побежал в ванную. — Что за? Откуда ты…— но младшего перебивают. — О, так значит, я в правильном направлении думаю, — старший улыбается своей смекалке. — Да о чём ты, блин? — как-то раздражённо спросил Чонгук. — Как давно у тебя это? — не отступает Хосок. — Давно что? — Что за тупая привычка отвечать вопросом на вопрос? — морщится старший. — Есть с кого брать пример. — Йа, — наигранно возмущается Хосок — не переводи стрелки и с темы не слезай. Быстро говори как давно у тебя это! — Я не понимаю, о чём ты. — Не коси под дурака, мелкий. Ты прекрасно понимаешь, о чём я спрашиваю, — Хосок резко перестает дурачится и становится серьёзным. — Как давно тебя так полощет? Это ведь не какое-нибудь там отравление, ведь так? Гук отводит взгляд и отрицательно мотает головой. Он прекрасно понимает, что ломать комедию перед братом бессмысленно, да и тот всегда добьётся всей правды от младшего, если захочет. Хосок вздыхает, слегка откинувшись на спинку стула, держа в руке кружку чая, и, сделав маленький глоток, ставит её обратно на стол. —Так ты ответишь мне на первоначальный вопрос? — Хосок устало потирает глаза. — Или так и будешь молчать и лишь иногда, то отрицательно, то положительно, мотать головой, м? — кота за хвост он тянуть не любил, поэтому пытается сделать всё возможное, чтобы скорее вытащить из братца всю информацию о том, что с тем творится. — Три недели, — тихо выдыхает Гук. — Что? Погромче можешь говорить? — старший явно раздражается тем, что мелкий тянет ненужную резину. — Где-то три недели так уже, — чуть громче повторяет Чонгук, скрещивая руки на груди, и снова переводит свой взгляд на брата. — Только я не понимаю, что тебе это даёт, и что ты от меня хочешь. — А ты и не поймёшь, если так и будешь дальше отвечать мне, а потом, зная тебя, встанешь и запрёшься в своей комнате, — теперь и сам старший отводит взгляд в сторону, задумавшись на несколько секунд, а позже вновь смотрит на младшего. — Три недели значит, да? Чонгук кивает в ответ. — Что ещё ты чувствуешь? Может быть что-то необычное? — Хосок ближе придвигается к столу, скрещивая руки в замок. Гук хмурится немного. — Тут скорее не то, что я ощущаю ещё что-то, а скорее вижу, в результате чего меня так и кроет. — Что ты видишь? — удивление в голосе старшего свидетельствует о том, что он через такое явно не проходил, ограничиваясь лишь повышенной чувствительностью. Гук усмехается слегка, глядя на брата. — Трупы, разбросанные части тел повсюду, море крови и …— держит паузу придвигаясь ближе к брату, на сколько это возможно сделать через стол. — И ты понимаешь, что это тебе сейчас ни хрена не даёт? — Гук, бля! — Хосок бьёт рукой по столу, а младший тихо смеётся с такой реакции хёна, вновь откидываясь на спинку стула. — Ты, блин, можешь нормально, нет? Я тебе помочь пытаюсь, а ты хернёй страдаешь! — Да как ты мне тут поможешь? — вмиг становится серьёзным Чонгук— Как? Отведёшь к врачу и что дальше? Ничего блин, врачи не помогут мне, хён! — вставая из-за стола, повышает голос Гук. — А я тебе и не говорил про врачей. Если не хочешь мне рассказать, всё как есть, то справляйся с этим сам. Тут тебе никто не сможет помочь справиться с этим, даже отец, раз сам ты не хочешь, — Хосок встаёт из-за стола и собирается покинуть кухню, а Чонгук замирает, пытаясь переварить сказанное братом. — В смысле даже отец не поможет? — В прямом, — отвечает Хосок, стоя спиной к брату. — У меня была похожая ситуация, — младший удивлённо распахивает глаза и смотрит на него. — Если ты переступишь через себя и расскажешь мне, что с тобой творится, то я смогу тебе помочь и объяснить, что происходит, — Чон резко поворачивается к Гуку. — Но только, если ты расскажешь мне всё, как есть. Чонгук не особо понимает, что происходит, и как хён может ему всё это объяснить, но он послушно садится обратно за стол и согласно кивает на слова, что всё расскажет. Хосок тоже возвращается на свое место и внимательно смотрит на своего брата, ожидая, когда тот решится. Гук вновь вздыхает, но всё же начинает свой рассказ. — Как я сказал раньше, всё это началось где-то три недели назад. Я стал периодически видеть перед глазами сцены жутких убийств, будто всё происходит прямо передо мной. Вижу кучу трупов, я не шучу, кровь на своих руках и не только. Где-то рядом раздаются душераздирающие крики и…— Гук сглатывает— позже я замечаю чей-то силуэт, но разглядеть, кому он принадлежит, не могу. Но я вижу, как он улыбается своей кровавой улыбкой, будто не человек вовсе, а потом меня начинает тошнить, и всё, видение заканчивается так же резко, как и начинается, — Чонгук, закончив, откидывается назад, на спинку стула, прикрывая глаза. Рассказать все оказалось не так страшно, так что сейчас он чувствовал некое облегчение даже. Хосок, переварив всю информацию, сказанную Гуком, неторопливо допивает остывший чай и слегка улыбается брату. — А ты кремень, парень, три недели живешь с этим. Я меньше тебя продержался, хотя у меня было немного не так. — А как у тебя было? — У-у, поверь не так интересно, всё скучненько, только на одних ощущениях. — Так что за хрень происходит со мной, хён? Ты сказал, что сможешь помочь мне. — Помогу. Помогу тебе стать менее чувствительным, но полностью избавить от этих видений не смогу. Ты должен будешь это сделать сам. — И как ты себе это представляешь? — младший всё же думает, что старший прикалывается над ним, так как это ни фига на помощь не похоже. — Очень просто, я всё устрою, ты не переживай. Допивай чай и ложись отдыхать, а я пока пойду, попробую связаться с отцом, — старший встаёт из-за стола и быстро покидает кухню, запираясь у себя в комнате. Чонгук в след брату лишь успел согласно хмыкнуть и только. — Охеренная помощь, ничего не скажешь. Гук залпом допивает чай и уходит в свою комнату, и как только его голова касается подушки, он тут же проваливается в сон.***
Ночь выдалась на удивление спокойной, отчего Чонгук проснулся с утра пораньше в приподнятом настроении и без каких-либо непонятных и неприятных ощущений. Что ж, он определённо рад такому раскладу. Уходя в универ, Чон захватил с собой термос с травяным чаем, что оставил ему брат с запиской: “Возьми с собой. Это правда поможет, хоть ты, возможно, и не веришь мне. Я ж тебя знаю, не смей оставлять это дома. Проверю.” В университете как обычно ужасно шумно и людно, много совместных пар как со старшекурсниками, так и просто с параллельными группами. Но Чону плевать, он как до этого не обращал ни на кого внимания, так и сейчас. На последней паре преподаватель занимается разделением на пары студентов для работы над научным проектом, и вот подходит очередь Чона по списку для объявления напарника. — Чон Чонгук, с тобой будет работать Пак Чимин, —поправляя очки, говорит преподаватель. Чонгук скользит взглядом по аудитории в поисках напарника и натыкается на рыжую макушку, что салютует ему. — Да ла-адно, серьёзно? — бубнит себе под нос. Как только пара заканчивается, рыжеволосый тут же подлетает к Чону. — Хэй, Чонгук, верно? — улыбается Пак на недовольный взгляд своего напарника. — Я, конечно, понимаю ты не рад, но всё же нам надо сделать проект, так что давай скорее решим, когда и где начнём. Предлагаю у меня дома завтра, быстрее начнём, быстрее закончим. Что скажешь? Чонгук же молча собирается, чувствуя, как к горлу подкатывает липкий ком, а голова начинает предательски кружиться, пока Пак лепечет всё на одном дыхании, будто волнуясь. Дослушав тираду до конца, Чон вздыхает и поворачивается в сторону рыжего, поднимая на него уставший взгляд. — Окей, оставь свой адрес и отвали от меня. — Эх, Гуки, Гуки, Гуки, когда ж ты букой такой перестанешь быть, — с легкой улыбкой отвечает Пак, доставая блокнот и быстро чиркая свой адрес. — Чего? — Вот, держи, — оторвав листок, вручает своему напарнику в руки. — До встречи, бука, — и подмигивает на прощание. А в этот момент у Чонгука аж лицо перекосило от такого фамильярного обращения. — Идиот какой-то. Спустя какое-то время Чонгук возвращается домой, уставший, бледный, потрёпанный и будто ходячий зомби. Он еле-еле доходит до своей комнаты, без сил опускаясь на кровать, даже не раздеваясь. Какая разница чисто или нет, когда так рубит сильно? И как только голова коснулась подушки, Чон мгновенно погрузился в сон.***
— Вставай! — тормошат за плечо. — Вставай, я кому говорю! На это Чон лишь мычит что-то сквозь сон неразборчиво и отворачивается на другой бок, будто это может помочь. — Эй, мелкий, хуже будет! — но на это со стороны Чонгука не последовало никакой реакции. Его хватают за ногу, и резко стаскивают с кровати, в результате чего Чонгук буквально здоровается с полом и резко просыпается, поворачиваясь к тому, кто потревожил его. — Блять! — Не матерись, маленький ещё, — с улыбкой отвечает Хосок. — Какого хрена?! Задолбал так выдергивать с постели! — рычит младший. — Вставай и иди за мной. — Зачем? — Надо. — Куда? — Узнаешь, так что харе валяться, идём, — старший складывает руки на груди, подпинывая ногой брата. — Да встаю я, встаю, только хватит пинать. Чонгук со вздохом встаёт с пола и плетётся за братом, не понимая, что тому вообще надо, и куда он его сейчас ведёт. — Одевай, — Хосок не глядя на брата, подаёт тому куртку, пока сам застёгивает ботинки. Чонгук молча принимает свою куртку и быстро одевается. За все время нехитрых сборов, они не обменялись и парой слов, а сейчас все так же молча садятся в машину и едут в неизвестном для младшего направлении. На часах около двенадцати ночи, и всё ещё сонный Чонгук абсолютно не втыкает, нахрена в это время понадобилось брату куда-то его тащить, однако он не сопротивляется, так как любопытно всё ж. Они подъезжают к какому-то непонятному дому, что снаружи напоминает старую обветшалую заброшку, а вот внутри оказывается обустроенным самым современным образом. Что-то из этого даже кажется Чонгуку знакомым, правда разве что только очень малая часть. Следуя за братом, младший пытается рассмотреть всё вокруг по пути, снедаемый буквально детским любопытством, из-за чего быстро идти у них не получается, а Хосок, периодически закатывая глаза, оттаскивает брата за ворот куртки то от одного предмета, то от другого. Наконец-то они дошли до нужной им комнаты, что была по сравнению с другими значительно светлее. Хоть и по внутреннему устройству она несколько напоминала лабораторию, но была не так заставлена оборудованием и непереносимо яркий свет, характерный для стерильных помещений, в глаза не бил. В одном конце комнаты стояли два человека и что-то смешивали, переливая странного цвета жидкости из одной колбы в другую, пытаясь получить какой-то результат, в другом мужчина средних лет сидел за столом и рассматривал под микроскопом что-то, по виду отдаленно напоминающее капли крови, что сдают на обследованиях, ещё в одном углу стоял совсем молодой еще парень и внимательно смотрел на экран, при этом что-то записывая в тетрадь. — Отец, — окликнул мужчину в дальнем углу Хосок и направился к нему. Чонгук с увлечением рассматривает всё вокруг, но как только слышит, что брат позвал отца, в удивлении замирает на секунду, едва не выронив какую-то штуковину из рук. Он медленно поворачивается и застывает, осознав, как же давно он его не видел, как же давно он с ним не разговаривал. Неужели пришло время узнать всё то, что от него скрывали, откладывая на потом? Мужчина подходит к сыновьям и с серьёзным взглядом окидывает с ног до головы своего младшего, а потом обращается к старшему. — Ты уверен? — Да, более чем, — спокойно отвечает Хосок. Чонгук абсолютно не понимает в чём дело и хочет что-то сказать, но его обрывает неожиданно зазвучавший сигнал тревоги, заставивший подскочить всех со своих рабочих мест. Один мужчина подбегает к его отцу и сумбурно рассказывает про какой-то адрес, упоминая, что там “их” трое, но личности не установлены. Чонгук переводит взгляд на брата. — Это он про кого, и что вообще тут происходит? — Чонгуку явно не нравится вся ситуация в целом. Мало того, что привезли посреди ночи непонятно куда, так и объяснять никто ничего не торопится, а тут еще и тревога эта, и загадочные “они”. — Сейчас узнаешь, ты должен будешь кое-что сделать, — вздыхает Хосок. — Что? Но только старший хочет ответить, как его перебивает отец. — Устранить одну тварь, и тогда всё, что с тобой творилось пройдёт и не будет беспокоить больше, а дальше я помогу тебе принять всё, что у тебя появится, — холодно проговорил глава семейства. — Кого устранить? Что появится? Что за загадки? — Чонгук потихоньку начинает беситься от такой недосказанности в словах родных. Эти загадки уже поперёк горла, честное слово! — Узнаешь, — отрезает отец. — Что? Хватит этого “узнаешь” и “потом”! Я хочу сейчас! Я никуда не пойду, пока вы не объясните мне все! Глава семейства резко дёргает за ворот куртки младшего на себя и грозно смотрит в глаза. — Ты сейчас же прекратишь этот цирк и молча пойдёшь туда, куда я тебе скажу, и будешь делать то, что я скажу. А иначе мы опоздаем, и это будет твоя вина. Так что заткнись и делай, щенок! — он отпихивает Гука в сторону, что его едва успевает поймать старший брат и тихо прошептать на ухо, чтобы тот успокоился, а он всё позже объяснит, прекрасно понимая какого сейчас Чонгуку. — Вот, взял и пошёл на выход, — Чону протягивают какое-то оружие, напоминающее что-то из комиксов о галактических путешествиях, но громоздкое очень и тяжёлое Чонгук молча берёт его и идёт вслед за братом, только уже не в его машину, а в какой-то фургон, где уже сидела небольшая группа людей. Кто-то его поздравлял с первым разом, говоря, что завидуют, он ведь только пришёл и сразу на задание, а кто-то вскользь так тихо обронил: “Держись”. Куда они приехали, Чонгук в душе не чаял, но его быстро вытолкали из фургона и указали, в каком направлении двигаться. По началу Чон отпирался и не хотел никуда идти. И, ну блин, серьёзно? Одному идти фиг знает куда и зачем? Нет, так дело не пойдёт. Вот и старший брат посчитал точно так же, выбравшись из фургона вслед за младшим. Через пару минут правда Хосок оставил его на развилке, напутствовав напоследок, чтобы он просто ждал его на этом месте, и в случае чего стрелял. Гук слушал брата внимательно, но всё ещё не понимал абсолютно ничего. А оставшись один посреди тёмных подворотней, где вроде как ни единой души, чувствовал себя не слишком уверенно. Чон не знал, сколько он времени тупо простоял в этом темном месте практически без движения, но вскоре ему надоело бездействие, да и любопытство взяло верх, отчего Чонгук решил зайти за угол. Ох…лучше бы не заходил. Внезапно он слышит вдалеке чей-то крик и необдуманно мчится туда. Чем дальше он отдаляется от развилки, тем крик становится всё громче и громче. Чон на бегу наступает ногой на что-то мокрое, резко останавливается и смотрит под ноги. А там небольшая лужа ярко-красной крови, отчего парень шарахается в сторону, оглядывается по сторонам и замирает. Нет, всё вокруг действительно до ужаса напоминает те картины из видений, Чон даже встряхивает головой, но это ни капли не помогает. Всё вокруг было в точности, как его видения: те же дома, те же машины в разных концах переулка, кровь под ногами и громкий душераздирающий крик. Чон, крепко прижимая к себе оружие, пытается взять себя в руки и на дрожащих ногах двигается в сторону правого дома, где по его воспоминаниям должен быть убийца. Кровь стучит в висках, отчего головная боль тут же даёт о себе знать, но Чонгук не сдаётся и упрямо идёт вперёд, хоть и дрожит весь. Под ногами уже не просто кровь, но и как тогда, части тела, внутренности даже, и от всего этого ужасно блевать тянет. Он слышит чей-то разговор, и как один из говорящих уходит, а второй, смеясь, подходит к жертве, что кричит из последних сил, пытаясь позвать на помощь. Дойдя до поворота и подняв голову, Чонгук замирает с широко распахнутыми глазами из-за картины, что сейчас разворачивается перед ним. Тот, кто виделся ему с нечеловеческим оскалом, подходит к жертве и резко хватает её за горло, слегка отклоняя голову вбок, проводит языком по шее, вновь скалится, а потом резко впивается в нежную кожу и выдергивает с силой кусок плоти, отчего кровь бьёт фонтаном, окрашивая их обоих в алый цвет. Он вновь и вновь с упоением приникает своей пастью к шее, высасывая кровь до последней капли. Жертва пытается сопротивляться какое-то время, дергается, а позже безжизненно обмякает на руках убийцы. Донельзя довольный хищник облизывается и с улыбкой поворачивается на запах новой жертвы, и так же, как и Чонгук, замирает на месте. Глаза хищника, что были неестественного красно-черного цвета с паутинками сосудов по углам, вмиг становятся человеческими, обретая карий окрас, в которых легко читается испуг, а с губ слетает тихое “только не это”. — Т-ты? — заикаясь произносит Чонгук, выронив оружие, руки его мелко дрожат. От представшего перед глазами зрелища головная боль стала практически невыносимой, а пелена перед глазами становилась все плотнее, пока тьма полностью не поглотила его.