Жизнь, как одно мгновение.

Закат еле виднелся сквозь терпкую дымку тумана. Двое сидели, прищурившись, глядя на непонятную картину города, раскинувшегося под домом, на крыше которого они ежились от промозглого ветра. Их было двое, и они молчали. Тишина была лишь описанием взаимодействия их друг с другом. Воздух, отнюдь, сотрясал грохот живого города, который никогда не теряет свою бдительность и яркость. Ревущие машины шли одна за другой бесконечным потоком, который так притягивал взгляд. Суетливые пешеходы спешили по домам. Все было так же как и в остальные дни. Эта среда не отличалась ничем от вторника, понедельника, предыдущей среды, и , возможно, последующей. Два парня продолжали же сидеть, мерзнуть, не желая идти в теплую квартиру, где семья ждет их к ужину. - Знаешь, мне так приелась моя жизнь. - Знаю. - Ответил светло-русый парень своему товарищу в потертых кедах. Он достал пачку сигарет. - Ты же не куришь. - Сомневаясь, сказал первый, обладатель темно-зеленых потертых кед и новых джинс, которые так не сочетались с обувью. - Не курю, да так, всегда пачку с собой ношу на "особый" случай. - Вот как. - Парень ухмыльнулся. В тишине повисла неловкая пауза, которая могла как прекратиться в любую секунду, так и затянуться на неопределенное время. Он рассматривал своего друга без особого интереса, но с тщательной бдительностью, будто боялся, что он упустил что-то важное. - И что же это за особый случай? - Да вот сейчас например, Сокол, посмотри на нас! Это исключительно необычная ситуация. - Он горько засмеялся, прикуривая сигарету. Сделав затяжку, он закашлялся. - Понять не могу, как люди курят эту дрянь постоянно? - Он с отвращением поморщился. - Сейчас не время хандрить, Маэстро! Только не сейчас. - Сокол разгорячился и нервно отбросил прядь каштановых волос с лица. Нас загнали в крайности. - Маэстро встал и начал ходить из стороны в сторону напротив своего друга, заламывая руки, облаченные в рукава черного пальто классического покроя. Он, казалось, совсем не слышал призыва товарища. - Где наш былой задор? Где круговорот событий, в котором мы жили, пускай, семь лет назад? Ты посмотри на себя, свою жизнь. Институт - вечная, казалось бы, каторга. Она закончится через полгода и наступит новый круг однообразия. Будем как истуканы изо дня в день ходить на работу, приходить домой - ложиться спать, а на следующий день заново! - В его бархатном голосе звучала трагедия. Сокол ухмыльнулся. Перед глазами возникла картина времени, о которой так сожалел его друг. Жаркий знойный день, школа забыта, появляются новые заботы о том, каков будет сегодняшний план действий. Маэстро с выгоревшими волосами, ставшими практически белыми от беспощадно палящего солнца, старательно настраивает гитару Сокола. Вокруг них еще пятеро шестнадцатилетних парней, таких же как они, ноющие о пагубной жаре. Рыжеволосая с выгоревшими прядями девушка лежит на горячем асфальте, подложив под голову кофту. Она щурится от солнечных лучей, проникающий сквозь проблески в ветвях деревьев, которые робкой стеной возвышали по обе стороны. Темноволосый вихрастый парень, явно в попытке задремать, отмахивается от назойливых мух, пытающихся найти укрытие от палящего светила в тени того же дерева, что и он. Они строят планы, разрабатывают стратегии, готовятся к ближайшему будущему, которое будет завтра, а не тому, которое наступит лишь через полгода, год, а, может, больше. Ребята влюбляются, дышат свободой, предоставленной им родителями и школой, они совершают безумные вещи. - Сокол! - Окликнул парня Маэстро, протягивая ему настроенную гитару. Тот широко улыбнулся. - Сегодня ночью как обычно? - Он загадочно вглядывался в друга, стараясь распознать его истинные чувства. - О чем ты, брат, естественно. Традиции не нарушают. - Завяжи шнурок. - Ухмыльнувшись, посоветовал светловолосый. Сокол протянул красивые, начавшие поддаваться солнцу, на что указывал занявшийся загар, сильные руки к новеньким зеленым кедам, завязал белоснежные шнурки и прильнул к гитаре. Его мысли были далеки от звуков, уходящих от гитарных струн. Всю его голову занимал период его жизни, когда он только встретил своего товарища, друга, брата по судьбе, который вытянул его со дна собственных переживаний и расстройств. Поначалу Сокол не понимал его. Парень, одетый с иголочки, с порядком во внешности и голове, поучающий правильной жизни, ему не нравился. Но во время общественных работ не решаешь, кто будет твоим напарником. Сокол дивился, как этот правильный молодой человек вообще там оказался. Этот случай ему доказал, что те вещи, которые человек старается выдать на растерзание общественному мнению, не обязательно являются главными составляющими его личности. Маэстро представился полным именем, сразу зарекомендовав себя, как человека серьезного. Не признавался, в чем состояла его провинность, по вине которой он оказался в столь неподходящем его облику месте. Он был пианистом, ударником и гитаристом. Сначала Сокол позвал его музыкальным полиглотом, но из-за неудобности в произношении столь длинного прозвища, он сократил его до Маэстро, глубоко не задумываясь о значении этого слова. Маэстро всегда приходил вовремя, старательно отрабатывал свое, на ругался, не хамил, но всегда выдавал философские рассуждения на темы той или мной проблемы, что жутко выводило Сокола, так как именно его мысли и слова подвергались тщательному анализу. Лишь в последний день их наказания Маэстро показал душу. - Знаешь, ведь мы горбатились здесь три недели. Думаешь, стоит отпраздновать? - Маэстро задал этот вопрос достаточно равнодушно, чтобы можно было подумать, что молодому человеку, в общем-то, всё равно - заканчивается его каторга или продолжатся . Сокол пробурчал согласие, стараясь не давать товарищу пищу для размышлений в виде своих мыслей. Но после его положительного ответа Маэстро будто встрепенулся. Он начал активно жестикулировать и объяснять свой план. Сокол даже заинтересовался такой переменой и внимательно наблюдал. Маэстро упоминал какие-то высоты, адреналин и экстремальные полеты. С каждым его словом Сокол отдалялся от понимания его идеи. - В общем, жду тебя тебя в 21.00, - Маэстро назвал незнакомую Соколу улицу и дом.