Моим будешь

- Ты когда рядом проходишь, у меня же все внутри замирает, чувства все сжимаются, будто скомканный лист бумаги. И я кидаю его в тебя, кидаю и молюсь, чтобы ты заметил, повернулся, посмотрел. Я такой дурак сразу, как ты только невзначай заговариваешь с людьми, в компании которых я ошиваюсь. Ведь смотрю на тебя, словно пытаюсь сожрать, и видят все, а ты, блин, слепой, что ли. Ненавижу. Хен, так люблю тебя, не представляешь просто, - у Чимина слезы на глаза наворачиваются, да губы дрожат. Выглядит жалким таким, будто беспризорный щенок, попавший под дождь. Сжался весь и сидит дрожит. И погладить хочется, и страшно, что сорвется, убежит, а, может, и укусит. Непредсказуемые они, эти щенки беспризорные. Хоуп смотрит ошалело, в непонятках вообще, а что говорить, или в таких ситуациях молчать надо, не знает и все. Из вынутого наушника музыка льется, и Хоуп думает, лучше бы не вынимал. Прошёл бы мимо, как бы не заметил. Проще бы было, а тут стой, переживай, думай. Не его это, в сердечно-душевных делах разбираться. Ему бы в школе поржать с друганами, на уроках по минимуму запомнить, чтобы на трояк по проходным хватило, и дома в стрелялки поиграть, попутно колой запивая и перекрикивая маман, что нахуй кому сейчас оценки нужны и проекты эти научные, и институт, главное, голова на плечах. Маман потом кричит каждый раз одинаково валящее в нокаут «да у тебя ни головы, ни головки!» О, да, он же девственник, в 17. У Чона потом некие подозрения по поводу нравственности и в целом половой жизни его родителя возникают. Но в колонках раздается "громи хуесоса!!!", и мысли эти исчезают так же быстро, как и серьёзные обещания самому себе об усердной учёбе. Вот теперь-то, вот с этого прям момента, когда стоишь и тупишь у доски, а потом садишься за парту обратно, и она такая уютная, тетрадка такая мягкая, что щека целуется с разлинованным пустым листом, в засос целуется, до-олго, аж до конца урока. И на тебе. Этот губастый, как его, Чимин. Да и парень ещё, девкам-то сказал: мол, извини - и пошёл на четыре стороны. А тут что, а вдруг там травма психологическая с последующим ветром в лицо и секундным полетом свободной птицы с крыши ближайшей высотки. Как там принято у таких. Хлопает ещё глазами, чёрт, заплачет, что ли. Только этого Хоупу не хватало. А если посмотреть, то лицо-то симпатичное, губы особенно. Большие, пухлые, целовать, наверно, приятно. А в чем, собственно, разница? Там, - внизу, - это да, грудь, с этим ясно все, но Хоупа-то секс не интересует особо (и не особо, мамка-то права, что ли). А так, психологически чисто. Сложно. Ой, сложно. Чимин сейчас вырубится, походу, уже, бледный весь, дергается нервно, будто током кто бьёт. Сколько они так стоят молча, минут пять, десять. Чону кажется, что они так стоят уже ебанную неделю минимум. Загрузил этот парень, тихий всегда был, только взгляды стремные кидал, он же вообще думал, что тот недолюбливает. А оказалось вон как, без недо-. - Мне секс не нужен, и после школы я домой сразу прусь, там мне тоже никто не нужен, ночью я сплю, - Хоупу кажется, нет, он понимает даже, что полную ахинею несёт. Но лучше так, чем ещё хер пойми сколько в тишине этой злоебучей стоять, его комп все-таки ждёт. - Короче, видеться мы в школе только будем, на переменах, вот. Нужно оно тебе, решай сам, мне влом, и так загрузил по не балуй. У Чимина глаза его огромные ещё больше стали, сейчас из орбит повылазят, стоит в ахуе, не меньше. Приморозило намертво, не шевелится совсем, ничего не понял, наверное. Хоуп победу внутри празднует, загрузил в ответку, ай молодец. Как дебил пришибленный, блять. В игрушки играет будто, у того беда, между прочим. Постыдился бы. Черт, снова мыслей в мозгу много (больше одной), сам уже додумывает. Эволюционировать, что ли, начал. - Да. Я хочу, д-давай. На переменках моим будешь... В смысле, вдвоём будем, в смысле, разговаривать, - запинается, как школьник на выступлении в Госдуре, то есть волнуется, сильно прям, очень. У Хоупа опять деградация пошла, ура, да и не ура. Не знает он, ничего он не знает, никогда, но сегодня просто рекорд по незнанию побит. Потому что мысль-то одна, фраза даже - моим будешь - прям током по телу прошлась, не убила чуть и след оставила. Хоуп уже было подумал, Поттером стал, а этот напротив - тот-кого-не-называют. Шрам проверять полез, вдруг появился, и, мол, пот со лба стирает. Дебил же, как втюхался этот губастый в него, тайна похлеще кода Дай Винчик. Чон прыскает, самосмейка хуева, херню придумал в башке и ржёт. У Чимина щеки краснеют и слёзы катятся, заплакал все же. Небось подумал, над ним смеётся. Ревет, лицо закрывает, а потом деру даёт, да так быстро, что местным школьным спортсменам фору бы дал. Секунды в две, но дал бы! - Стой! Это не то! - Хоуп вдогонку орёт, как никогда не орал, а губастого уж и след простыл. Не убиваться же убежал, да? Блять. И правда дебил, причём оба.

***

Утро встречает Хоупа раздражающим лучами, лезущими прямиком в глаза, аж до будильника проснулся. Шок, сенсация. Серьёзно. Он что, в школу эту бесполезную не опоздает? Так там у всех шок будет, класс рук вообще выйдет. В окно. Хоуп ведь раньше второго урока года три не приходил и нарушать традиции, устои и, как маман называет, ленивое жополежание он не собирался. Но спать не хочется от слова самблятьвокновыйду. Потому что во сне он. Глядит с прищуром, руку держит ласково и целуется глубоко. Чону стремно, очень, до коликов в животе и гула в ушах. Он же далёк от романтической суеты, как потерявшийся в океане кораблик далёк от суши. Сны - нифига не отражение реальности, вот нифига, - аж вслух говорит, пока скачет на одной ноге по комнате, натягивая штанину, убеждает себя так, надеется, что слова от стенок оттолкнутся и в голову ему, как передатчик мыслей, только от себя к себе. Эффективно? Ни-ху-я. Так как в голову прилетает ему только полка, в лоб точнее. Точнее сам он на неё налетает. Ну реально, Гарри Поттер, блять, только фингал вместо шрама. Вспомнил, да ну нахуй, не это только. Того-кого-нельзя-называть вспомнил. Не убился же вчера? На галстуке не повесился? Блять, плакса-истеричка и он - ебанат. Нашёл, губастый, влюбиться в кого. Влюбиться, от слова такого даже лоб болеть перестал. Что за чувство странное такое? За все прошедшие года жизни ни разу такого не чувствовал. Еще признание какое обожатель бахнул, у Хоупа после такого логика мирка его маленького и уютного бахнула с грохотом, с пылью, поднявшейся метра на два, что мозг затуманился и херней страдать начал. "Моим будешь," - где там полка, надо выбить эту хуйню из головы, а то сны странные, и в школу идти больше обычного не хочется. Но надо. Вот надо. Проверить, жив ли он, придурок этот, а то волнуется же Хоуп. Дожили. Воздух на улице до головокружения чистый и свежий. Не привычно вообще. Переулки пустынные, даже на работу не идёт ещё никто. А Хоуп встал, придет, видать, часам к семи. В окно не только класс рук, но и директор выйдет... И все учителя. Массовое самоубийство, но это те, кто сам с шока на месте не скончается. А с плаксой что, где живёт, в каком классе учится. Да он вообще ничего о нем не знает! О Чимине-то, тире слёзы из глаз, тире губы большие, пухлые, мягкие, что оторваться вообще никак-не хочу-не буду. Блять. Сны - нифига не отражение реальности. Как мантра уже, раз в двухсотый повторяет, не меньше. Потому что о Чимине вспоминает раз в двухсотый. Двойное блять. В ворота эти школьные совсем не хочется входить. Ни на шаг. Стоит тупит, как вчера прям (как жизнь всю). Но свалить тоже не вариант, пришёл уже, успокоить себя надо, что живой, и переменки ведь еще, когда Хоуп его будет. Пиздец. Ноги аж подкашиваются, и приятно так от фразы этой, что страшно, ужасно страшно. И ужасно приятно. Представлять, что делать будут, приятно тоже. Может, болтать, какой голос у него? Когда не на надрыве, не на эмоциях, а обычный, спокойный. Он же молчит всегда, а с ним говорить будет, с ним обедать, с ним цело... Хоуп дышать забывает, сердце бьется, будто барабанщик, исполняющий соло. И это от мечтаний только. Что будет, когда в реальности это произойдёт, Хоуп не знает, помрет, наверное. А, может, Чимин вообще мимо пройдёт. Глазами одними скажет, мол, забудь, мол, представь, что не было ничего. И все. И все. Хоупу страшно. Ужасно страшно.