Больничная серия 2/3: Эксперимент

— А ты говорил, тебе не понравится. Падме победно улыбается, а муж кривится — явно ненатурально. — Это, как пишут в твоих романах, «и тело предало ее». Его, в смысле. Падме аж задыхается от неожиданности — и смеется. Наклоняется вперед — член мужа упирается ей в живот, муж закусывает губу. — Ты читал мои романы для отдыха! — Я только посмотрел, — Анакин отворачивается, и ее поцелуи приходятся в скулу, в шрамы, в кусачий выход нейроимплантата на виске. Так дело не пойдет. Падме фиксирует его голову ладонями. Теперь он полностью обездвижен. Анакин прикрывает глаза, а Падме впивается в его губы, проталкивает язык ему в рот. — И зачем же ты туда смотрел? — У тебя были детективы. Для отдыха. Раньше. Пад-ме! — Что, дорогой? — Она проводит языком по шрамам его лица. У его кожи металлический привкус, раньше казавшийся ей странным, раньше она не могла не сравнивать. Когда Анакин был здоров… впрочем, вкуса его кожи тогда она уже не помнит, а в голову лезут молоко и мед из «романов для отдыха». Он шумно выдыхает. Изгибает поясницу так резко, что Падме подбрасывает, — и шипит сквозь зубы. — Ай-ай-ай, — Падме прикусывает кончик его носа, — мы же договорились. Она делает все, что ей хочется, а он подчиняется. Такой был договор. — Ты не… — Скажешь, тебе не приятно? Она чувствует, как ему приятно, и он это знает и потому переводит тему. — Зачем ты читаешь… эту чушь? — Мне приятно. — Падме целует его в губы и сползает с кровати. — Пад? — Договор, дорогой, — поет Падме. — Я делаю что хочу. Сейчас ей хочется посмотреть. Врачи запретили им заниматься экспериментами в их собственной спальне, но так вышло даже лучше. Малая палата забита аппаратурой, временно спящей, муж растянут на медицинском ложе, протезы чуть бликуют в приглушенном свете. Падме ведет кончиками пальцев от живого бедра Анакина по броне ноги, переходит на оболочку искусственных мускулов и от колена следует по открытой дюрастали псевдокости. На настоящую ногу протез похож только формой, в деталях — ничего общего. — Пад… — Я помню, у тебя там есть датчики, — Падме переходит на стопу. — Они же работают? Она отключила питание только от мускулов протезов, остальное не трогала. — Не то. Не кожа. — Но я хочу. — У нее выходит капризная интонация избалованной принцессы, и Падме фыркает. Муж фыркает в ответ. Его стопа — отрада для пальцев: множество сочленений, и все можно ощупать, не боясь повредить. Анакин шипит сквозь зубы. — Щекотно, дорогой? — невинно спрашивает Падме и берет вторую стопу. — У тебя палачам нужно уроки брать… дорогая. Член Анакина стоит колом — и Падме смотрит на него, пока все так же медленно ведет ладонью вверх по протезу второй ноги. Как же приятны холодная дюрасталь, почти теплая металлокерамика и шершавые мускулы. Падме медленно ступает босыми ногами по бетонному полу, а внутри нее зарождается дрожь, к холоду не имеющая никакого отношения. Взгляд Анакина жжет кожу. Будь его воля, он бы наверняка схватил ее и насадил на себя. Но блокиратор Силы будет действовать еще полчаса, а протезы отключены. И сейчас она может делать с мужем все, что захочет. Здесь и сейчас даже медицинский мониторинг на минимуме. Дойдя до бедра, она наклоняется и облизывает член Анакина — будто мороженое. Щекочет языком головку — и чуть отстраняется. Анакин выдыхает неразборчивую фразу на хаттском. Падме улыбается и говорит, почти касаясь головки губами: — Я надеюсь, это было уважительно? — Пад-ме! — Анакин то ли стонет, то ли смеется. Резко, рвано. — Терпение — добродетель, — у нее плохо получается нравоучительный тон. — Джедайская! — а вот теперь муж точно смеется. — Разве? У него некрасивый член. Врачебное чудо спасло эрекцию, но теперь это и близко не «горделивый жезл» из романов. Скорее уж кривое дерево. Падме проводит языком по самому длинному шраму и выпрямляется. — Всему. Свое. Время. Правда, дорогой? — Конечно. Дорогая. — Голос мужа срывается на рычание. Падме улыбается. Делает шаг, оглаживает его теплое — горячее после металла протезов, — живое бедро, вжимает ладонь в кожу живота. Медленно ведет к разъемам в грудине. И отнимает руку. Анакин смотрит на нее молча, щурится. Взгляд его пылает термоядерным взрывом. Падме облизывает губы, и муж повторяет движение за ней. — Терпение, — поет она. Берет его тяжелую руку в ладони, ощупывает пальцы, сочленения костей и мускулов. Дотошно, обстоятельно. Его протез — произведение искусства, ничего лишнего, предельная функциональность. Падме чуть расставляет ноги, так, чтобы Анакину было видно, и вводит его пальцы в себя, придерживая правой рукой кисть протеза, а левой — локоть. Твердые идеальные пальцы проходят внутрь так легко. Падме шипит и насаживается на них плотнее. Возбуждение растет, заставляет дрожать бедра и поджиматься пальцы ног. Анакин издает низкий горловой звук, Падме не поднимает на него взгляда, смотрит на черные пальцы протеза между своих половых губ и двигает рукой мужа. Убыстряет темп. И выдыхает в голос, когда наконец-то доходит до пика и удовольствие проливается в ее тело. Возбуждение снижается ненамного, впереди как минимум еще один оргазм, но Падме вытаскивает протез из себя и облизывает металлические пальцы — один за другим. Анакин стонет. — Не смей кончать, — говорит Падме. — Еще немного, — у него срывается голос, — и никаких гарантий. — Ну проявите же выдержку, милорд. Она укладывает протез на постель. Делает еще шаг — и касается плеча мужа. Шеи. Головы. Наклоняется. Хотела поцеловать быстро — но ей кажется, они пьют дыхание друг друга будто воду, а жажда все не уменьшается. Все ее тело хочет его. Вся она хочет его. Падме отрывается от губ Анакина, забирается на постель и насаживается на его член одним медленным движением. Хватит уже дразнить и его, и себя. И почти кончает, пока шершавый от шрамов член мужа входит в нее. Ее все больше заводит несовершенство его плоти. Падме хватает только на три фрикции, второй оргазм, отступивший было, обрушивается внезапно, выгибает ее дугой. Ей невыносимо, до ора в голос, хорошо — а когда она ощущает в себе тепло семени Анакина, волна поднимается снова и оставляет ее на груди мужа со сбившимся дыханием и всю в поту. — И все же, — говорит Анакин полчаса спустя, уже в их кровати, лениво перебирая волосы Падме. — Зачем ты читаешь эти романы? Падме хмурится — ну что за допрос? А потом понимает — и фыркает Анакину в плечо. — Книжные идеальные любовники — неумехи рядом с тобой, — отвечает она. — Я злорадствую. Жена я ситха или нет?