Бабочка

Она бабочка, бабочка, смелая и прекрасная. Хитиновая чешуя, сегменты груди, на голенях шпоры. Яйцевыводные желобки, узкие бёдра. Вчера она гусеница, сегодня — куколка, завтра — свобода. Она бабочка, бабочка, ей осталось немного. Чжао вытягивает руки над головой, приподнимается на носочки. Позиция гимнастки — перед рывком. Её ребра смещены, позвоночник зияет огромными дырами — как кратеры вулкана или металлические язвы. Туда можно запустить тараканов, насыпать горстями рис, окунуть ладонь почти до запястья, прежде чем пальцы дотронутся до мембраны, защищающей спинной мозг. Она прекрасна. Чжао Юн Чжу поворачивается перед зеркалом — медленно, всё так же на носках, удерживая руки над головой. Рассматривает почти неразвитую грудь с тёмными сосками и сухие локти; узкие бёдра, сильные, тренированные ноги, маленькие ступни. Иссиня-чёрный — она его не бреет — лобок и плоскую задницу. Она была хорошей гимнасткой. Отличной. Прекрасной. Один прыжок — одна травма. Медали на Олимпиаде получили другие девочки из команды. Чжао сяомэй — даже на скамейке запасных не осталась. — Это спорт, дорогая, соревнование. Зеркало отражает её узкую спину — и по линии позвоночника отверстия. По краям они фигурные, снаружи — похожи на вскрытые язвы, огромные, чёрные, отливают металлом... Прекрасны. Она бабочка, бабочка, взломавшая собственный панцирь. ...иглы шприцов всё глубже и глубже, потом работает лазер, потом кости просверливают аккуратными дырами, за них будут крепиться мембраны имплантов; и её вежливо просят: госпожа Чжао, пошевелите правой рукой, госпожа Чжао, согните левую, госпожа, сколько вы видите перед собой пальцев? Она слушает визг дрели в собственном теле — и смеётся. Пять, отвечает. А теперь — два. Её противник любит подкидывать и ловить бейсбольный мячик. Тоже неплохой способ всегда контролировать, держать под вниманием — нервы, тело и связи: между собой и аугментацией. Ей этого не надо. Она бабочка, бабочка, она легка и опасна. Она видит в зеркале своё обнажённое тело, запрокидывает голову и смеётся. Ей не нужно больше олимпийского фальшивого золота. У неё есть — иное. Девочки плачут. Девочкам страшно. Они пахнут гнилью, и смрадом, и болью, и язвами. Вонью умирающих — но живых! — тварей. Со-творённые. Перерождённые. Чжао касается их одеяний — белых лент, оплетающих тела и лица, и головы, так, что остаются только губы, и подбородок, и крылья носа. Девочки «Хирона» стараются. Девочки в лабораториях — готовятся. Заменить старых, стать новыми. Гусеницами из кокона — в имаго. Она бабочка, бабочка, и они станут — бабочками. Перерождёнными. И свободными. Одну из девочек выворачивает прямо на ложементе. Плохая деталь для «Хирона». Чжао переступает рвоту, обходит поле. Когда эти личинки созреют, когда сольются с ней сознанием... как пчелиный рой — с маткой... Они все станут новой, причудливой формы. Чжао обнажает зубы. Она не научилась улыбаться — иначе. Мембраны внутри вибрируют, принимая сигналы, возбуждая нервные центры — и посылая импульс обратно. Она слышит девочек. Она их чувствует. Скоро каждая — станет её частью. Бабочки в небе, бабочки. Чжао не делает свою кожу гладкой и фарфоровой. Не ставит инфолинк, не прячет в мышцы GPL-маячок. Не меняет птичьи лапки — руки бывшей гимнастки! — на изящные, белые, женственные протезы. Не надувает губы силиконом и не оттопыривает орешком плоскую, невыразительную задницу. Она некрасива — и знает это. Она как ляошу-лэ, колючая и неподатливая. Она не умеет быть красивой, очаровывать голосом — не ставит себе КАСИ — и бить феромонами, превращать мужчин в ослов, готовых на глупости ради того, чтобы стащить с неё трусики. Чжао не меняет себя в угоду их стандартам. Она умна. Зла. Остра. И она — бабочка. Изуродованное тело — у девочек. Но временно. Они впитывают в себя наркотик против отторжения, излучают — видения. Чжао Юн Чжу — на острие иглы. Фехтовальщик. В этом виде спорта — после убитой мечты о медали — ей нравится не рапира, не быстрота, не лёгкость, а маска. Закрыть лицо коконом из прутьев... это очень правильно. В руке оружие, никто не видит прикушенной губы и воспалённого блеска глаз. Иногда Чжао думает — зачем маньяки, совершая убийства, не снимают маски. Для того, чтобы не нашла полиция, не опознала жертва, не подвела случайность... но это лишь малость. Не выразить словами — когда твоё лицо скрыто. В этом мире — она под хитиновым панцирем. И бьёт рапирой умело и быстро. Есть соревнование, есть цель, есть награда. Она единственная среди мужчин — мелкая, слабая, заткните кто-нибудь узкоглазую бабу... Не тебе объяснять, сяомэй, что такое — соревнование... В мире, где царит мужской закон. Тестостерона, насилия, нагнуть и оттрахать. Я альфа-самец, ты ничтожная самка. Нет ума, нет фигуры, и в пизду все медали. Достижения, спорт, фехтование. Или взять на себя руководство компанией... Лучше — быть слабой. Лучше — быть жалкой. ...вернее — казаться. Для хромого, для хитреца с мячиком, для заносчивых засранцев из Бильдербергского Клуба. Скорпионы и пауки — останутся жрать друг друга в банке. Она бабочка, бабочка. Предсмертные хрипы девочек забивают слух, порождают мигрень. Спазмы скручивают мышцы судорогой, просверленные позвонки — семь шейных, двенадцать грудных, пять поясничных — изъедает болью. Чжао обнажает зубы. Улыбается. Она носит высокий веерный воротник, скрывает кратеры на шее. Она смотрит на себя в зеркало, сняв платье. И наслаждается. Есть оружие, а есть — прекрасное. Она бабочка, бабочка. Ещё немного — вспорхнёт.